Сумасшедшее семя
Шрифт:
Вздохнув, он встал из-за стола; надо бы пройтись по улицам Честера. В дверях нетерпеливая женщина проговорила:
— Ты ведь не забудешь, нет? Ровно в восемь часов. Я буду ждать тебя, скупой мальчишка.
Она захихикала, плотная женщина, легче видеть в ней тетушку, чем любовницу. Скупой? Чем это он проявил свою скупость? Или это шуточный пролептический [46] термин, с едой никак не связанный? Тристрам объединил бурчание с прощальной усмешкой и вышел.
46
В риторике — предвосхищение отрицательного ответа.
Такой ли был
47
То есть легендарного короля Артура, учредителя «Круглого стола».
Чей лицемерный кивок головы обеспечил все эти припасы? Гражданские контракты без каких-либо вопросов; войска называют анонимное мясо в консервных банках «тушенкой», а такого животного вовсе не существует; поддержание закона и порядка несовместимо с терпимостью к тихой работе бойни. По мнению Тристрама, военное положение было единственным способом. Армия — в первую очередь организация, созданная для массового убийства; мораль ее никогда не заботит. Расчищай дороги-артерии для движения, крови страны; следи за водоснабжением; обеспечь надлежащее освещение главных улиц, переулки и задворки сами о себе позаботятся. Не их дело рассуждать зачем и почему. Я простой солдат, сэр, лопни ваши глаза, не какой-нибудь там политик-горлопан: грязную работу оставьте нам.
Снова функционировал Дейли Ньюсдиск.Тристрам слышал металлический голос, гремевший на мессе офицерского гарнизона (сумеречные огни, порядок в белых покровах, ножевой серебряный звон), и перестал слушать. В Мехико ожил культ Кецалькоатля [48] ; из Чихуахуа, Моктесумы, Чильпапцинго сообщается о любовных празднествах и человеческих жертвоприношениях. Мясоедение и засолка мяса по всей длинной узкой полоске Чили. Лихорадочное консервирование в Уругвае. Свободная любовь в Юте. Бунты в зоне Панамского капала; свободно любящий, свободно питающийся народ не подчиняется вновь созданной милиции. В провинции Сюйюн в северном Китае местный магнат с ярко выраженной хромотой был обречен на заклание в ходе соответствующей церемонии. В Ост-Индии отлиты «рисовые младенцы» и утоплены на плантациях необрушенного риса. Хорошие новости об урожае зерновых в Квинсленде.
48
Одно из трех главных божеств индейцев Центральной Америки.
Тристрам шел, видя сменившихся со службы солдат, смеявшихся в обнимку с местными девушками. Слышал, как настраивается оркестр перед танцами, замечал нежные веселые огоньки на почках прибрежных деревьях. Он начинал поддаваться всему окружающему с апатичностью от усвоения мяса. Вот мир, молча с ним
согласись: бормотание занимающихся любовью и месса, хруст мяса и военных колес. Жизнь. Нет, черт возьми, нет. Он взял себя в руки. Теперь он на последнем этапе пути. С удачей и с попутками можно даже к утру попасть в Престон. Он уже довольно давно в пути; надо ждать когда-то знакомых и любимых рук, усталости, освященной любовью и темнотой уединения, подальше от костров и веселых празднеств. Он быстро прошагал к устью дороги, ведущей на север, и встал, выставив поднятый большой палец, под указателем направления на Уоррингтон. Может быть, он не выразил подобающей благодарности Ассоциации Плодовитости Честерских Леди, ну и ладно. Плодовитость должна быть плодом Святого Духа, в любом случае зарезервированной за супругами. Слишком много прелюбодеяний свершается.Безответно вздернув поднятый палец раз шесть или семь, он уже решил идти пешком, когда рядом с визгом затормозил армейский грузовик.
— В Уиган, — сказал солдат-водитель, — со всей вон той кучей позади.
Он лихорадочно махнул головой, указывая назад, в кузов. У Тристрама екнуло сердце. В двадцати милях к северу от Уигана лежит Престон. В трех милях к западу от Престона на блэкпулской дороге стоит государственная ферма С3 313. Он влез в машину, рассыпавшись в благодарностях.
— Ну, — сказал водитель, держа большой руль по диаметру, — по-моему, все это долго продолжаться не может, мистер.
— Нет, — энергично согласился Тристрам.
— Тогда скажите мне, мистер, — сказал водитель. — Как по-вашему, кто это будет? — Он громко причмокнул, посасывая естественный премоляр, моложавый пухловатый светловолосый мужчина в засаленной фуражке.
— А? — сказал Тристрам. — Боюсь, я не… боюсь, я что-то другое имел в виду.
— Боитесь, — с удовлетворением повторил водитель. — Вот именно. Точно сказано. Скоро многим придется бояться, мистер, и вам в том числе, осмелюсь сказать. Только война обязательно будет. Конечно, не потому, что ее кто-то хочет, а потому, что есть армия. Тут армия, там армия, по всей лавочке армии. Армии для войны, а войны для армий. Это только простой здравый смысл.
— С войной покончено, — сказал Тристрам. — Война вне закона. Войны не было много, много, много лет.
— Тем больше причин для войны, — сказал водитель, — раз мы без нее так долго обходились.
— Но, — взволнованно сказал Тристрам, — вы не имеете представления, что такое война. Я читал книги про старые войны. Они были ужасны, ужасны. Были ядовитые газы, которые превращают кровь в воду, бактерии, уничтожавшие семена в целых странах, бомбы, за долю секунды крушившие города. Со всем этим покончено. Должно быть покончено. Мы не можем опять это все пережить. Я видел фотографии, — содрогнулся он. — Фильмы тоже. Старые войны были просто жуткими. Насилие, грабеж, пытки, поджоги, сифилис. Немыслимо. Нет-нет, больше никогда. Не говорите подобных вещей.
Водитель легко покручивал руль, поводя плечами, точно плохой танцор, потом сильно причмокнул.
— Я не такой тип имею в виду, мистер. Понимаете, я говорю про бои. Армии. Одна дерется с другой, если вы понимаете, что я имею в виду. Одна армия стоит лицом к другой, как, например, две команды. А потом одна стреляет в другую, и стрельба продолжается, пока кто-то не свистнет в свисток и не скажет: «Вот эта победила, а вон та проиграла». А потом раздадут увольнительные и медали, и девчонки все выстроятся в ожидании на вокзале. Вот какую войну я имею в виду, мистер.
— Но кто, — спросил Тристрам, — с кем пойдет на войну?
— Ну, — сказал водитель, — решат, правда? Как бы организуют все, правда? Только, попомните мои слова, будет так. — Груз позади него плясал, весело громыхая жестью, когда проезжали по горбатому мосту. — Пал смертью храбрых, — сказал вдруг солдат с неким самодовольством. Батальоны жестянок с мясом звонко зааплодировали, точно какая-нибудь гигантская грудь, увешанная медалями.