Сумасшедший декабрь

Засматриваюсь на дочь. Ей весело. Беззаботная. Дети быстро привыкают ко всему новому. Раз — и у нее уже новый друг. Играют, словно всю жизнь вместе.

Рядом со мной кто-то садится. Поворачиваю голову… сковывает паникой.

Юра…

На нем темные очки, но они не скрывают опухшего лица.

Максим!

Соскакиваю с лавочки.

— Сядь, пожалуйста, успокойся. Не пугай ребёнка, — спокойно произносит он, тоже наблюдая за Элей. Не понимаю, как он сюда попал, оглядываюсь на пост охраны. — Не бойся. Я адекватен. Все хорошо, — успокаивает меня. — Тогда я был на эмоциях, на аффекте… Ну, меня можно было понять.

— Тебя? — распахиваю глаза. — То есть по-прежнему виновата я, а ты жертва?

— Нет, тебя тоже можно понять. Нет в нашей ситуации жертвы. Меня просто вынес тот факт, что ты уходишь. Как обухом по голове. Признаюсь, пытался удержать ребёнком. Думал… Да неважно уже, что я думал. За грубость прости. Искренне жалею, — в его голосе нет язвительности, злости и фальши. И я почти верю. Даже выдыхаю в надежде на то, что мы сможем развестись, как цивилизованные люди. Буря миновала, и нам удастся договориться.

— Прощаю, тоже искренне, — киваю я.

— Папа! — несется к нам дочь. Юра поднимается, подхватывает ее на руки, обнимаются. Шепчутся, Эля довольно улыбается, когда Юра протягивает ей несколько шоколадок.

— Иди, поделись с другом. А мы с мамой поговорим, — отправляет дочь.

— Юр, я не против ваших встреч, и по Надежде Николаевне Эля очень скучает. На квартиру не претендую. Давай просто мирно разведёмся, не раня ребенка?

— Мышка, — вздыхает он. Меня передёргивает от этого его «мышка». — Кристина… — опять замолкает, словно подбирает слова, и мне это уже не нравится. — Я, определённо, виноват. Я изменял, да, но это все от безысходности. Мне хотелось дать вам что-то подобное, — обводит руками двор и дома жилого комплекса. — Чтобы все самое лучшее. И тебе, и Элине. На море вас свозить, чтобы отдыхали, как нормальные люди, машину поменять, да и вообще уровень жизни. На заводе простым рабочим этого не заработаешь, только здоровье потеряешь.

— Я никогда ничего подобного не требовала, — не кричу, не срываюсь, у меня не осталось к этому мужчине эмоций.

— Не требовала! — за то он очень эмоционален. — Не требовала… — уже тише произносит Юра. — Но я же понимал, что этого не хватает. Наш брак и отношения съела бытовуха. Согласен, методы достижения моих целей были неправильные.

— Получилось? Жертвы того стоили? — иронизирую я.

— Нет, не стоили… — замолкает. — В общем, прости меня. Мы много натворили сгоряча. Я люблю тебя, у нас дочь, и я хочу сохранить семью.

— Это уже невозможно.

— Мы все забудем. Забудем наши ошибки и никогда про них не вспомним. Я обещаю никак тебя этим не попрекать. Мы будем работать над отношениями. Мы уедем. В Питер. Я открою там своей бизнес, возможности появились. Все теперь будет по-другому.

Так эмоционально и даже воодушевлённо обещает он мне.

— Откуда эти возможности? — качаю головой, потому что невозможно за короткое время вдруг наладить финансовое положение.

— Все законно. Я даю тебе слово. Ты больше не будешь работать. Или будешь, но уже для удовольствия. Давай начнём все сначала. Со всеми бывает. У многих пар случаются такие периоды, я все переосмыслил.

Закрываю глаза, мотаю головой.

— Да как ты не поймешь, что дело не в этом? Не в деньгах, не в работе и даже не в твоем предательстве. Дело в том, что я другая. Я люблю другого мужчину, — вырывается у меня. Замолкаю, кусая губы. А Юра усмехается и снимает очки, поворачиваясь ко мне. Разбитая переносица заклеена пластырем, синяки растеклись под глазами, опухший. Неприятное зрелище, мне даже его жаль, как человека. Но жалость — это не то, что должна испытывать женщина к мужчине. Да, я злюсь на Максима за это. Я просила не учинять расправу. Но…

— Вот это сделал тот, кого ты любишь! — выплёвывает мне, вновь надевая очки. — Нафиг ты ему не сдалась, нагуляется и кинет тебя. Сама посуди, зачем молодому пацану женщина с ребёнком?

Накручивает меня. Да, я думала об этом. Да, Юра где-то прав. Но… Максим такой искренний и открытый в своей любви. Меня обезоруживает его отношение ко мне.

— Это уже моя жизнь.

— Я написал на него заявление, он чуть не убил меня. И я посажу его, если ты не вернёшься домой! — выдает Юра. Открываю рот, как рыба, глотаю воздух и тут же закрываю. — Нет, это не шантаж. Я борюсь за свою женщину и ребенка.

Я не могу сказать этому человеку ни слова. У меня их просто не осталось. Да и нет смысла с ним разговаривать. Я не хочу больше ни видеть, ни слышать Юру. Договориться у нас уже не получится. Он эгоистично зациклен на себе и своих чувствах. Меня он не услышит.

Встаю с лавочки, иду к дочери, беру ее за руку и веду домой.

— Кристина! — окрикивает меня Юра. Впадаю в панику. Хватаю дочь и убегаю.

— Мам, а папа? — спрашивает Эля, когда мы забегаем в лифт.

— Папе некогда, он торопится на работу, — снова лгу ребёнку. Не представляю, как ей все объяснить.

Успокаиваюсь, только когда запираю дверь в квартире.

Кормлю дочь, о чем-то беседуем, а сама места себе не нахожу. Несколько раз набираю номер Максима, но сбрасываю. Я зла него за расправу над Юрой. Его эмоциональность принесла нам проблемы.

Ближе к вечеру слышу звук открывающегося замка, сажаю дочь смотреть мультики, а сама лечу в прихожую. Пугаюсь и теряюсь, когда понимаю, что это не Максим. В прихожей Демин-старший с очень ухоженной женщиной в белой шубе. Я видела отца Максима только на фото в интернете. Очень серьёзный, статный мужчина. Максим похож на отца. Много схожих черт. Только его отец матерее, глубже и жёстче.

— Как вы вошли?

— Добрый вечер, я так полагаю, вы Кристина? — игнорирует мой вопрос. Киваю, обращая внимание на ключи в его руках. Чувствуя себя лишней и неуместной. От мужчины, несмотря на показную вежливость, исходит опасность. — Я Игорь Данилович, а это моя будущая супруга Галина…

— Просто Галина, — натягивая улыбку, перебивает его женщина. — Кристина, а напоите нас, пожалуйста, чаем — холодно на улице, — женщина кажется мне более доброжелательной.

— Да, конечно, проходите, — указываю в сторону кухни. Волнуюсь так, словно от этих людей зависит моя жизнь. Пока они раздеваются в прихожей, ставлю чайник и вынимаю из холодильника приготовленный мной чизкейк.

Они садятся за стол. Отец Максима осматривает кухню, а женщина — меня, постоянно улыбаясь.

— Я сейчас позвоню Максиму, — тянусь за телефоном, потому что неловко принимать их одной. О таких визитах надо предупреждать.

— Не стоит, — холодно произносит мужчина и перехватывает со стола мой телефон. — Мы хотели бы поговорить с вами, Кристина, как с взрослой, здравомыслящей женщиной и очень надеемся на понимание, — после этих слов я уже четко понимаю, что ничего хорошего этот разговор мне не несет. Тишина. Напряжение нарастает. Завариваю чай, подаю чашки незваным гостям, раскладываю на тарелочки чизкейк.