Сумасшедший дом

– Что? Нет. Не вспоминаю. Всё, что я знаю, - это то, что ты и кучка психов, живущие здесь, мне рассказали. Я не могу доверять персоналу, я не могу доверять...

– Ты можешь доверять мне.
– Он сделал паузу, позволяя смыслу своих слов дойти до меня, прежде чем добавить, - Что ещё более важно, ты должна доверять себе.

Тяжело вздохнув, он снял свои очки, осторожно положив их на приставной столик, пока обдумывал, что ещё ему сказать. Даже в полумраке комнаты он казался уставшим, под глазами залегали тёмные круги, которых у него не было накануне. Я задалась вопросом, это ли он чувствовал, когда смотрел на меня. Я не могла вытерпеть боль и разочарование, которые окутывали его, будто вторая кожа. Я хотела сделать всё, что в моих силах, чтобы остановить это. Но я ничего не могла предоставить ему, ничего не могла сказать, чтобы стереть напряжённость, появившуюся из-за того, что он упорно пытался что-то сделать.

– Я ещё та заноза в заднице, да?
– это была попытка ослабить напряжение, которое очевидно виднелось в его теле.

Он усмехнулся на мой комментарий, и я улыбнулась, поняв, что подарила ему хоть частичку легкомыслия, чтобы облегчить его стрессовое состояние, которое было так заметно изнутри.

– Ты не заноза в заднице, - у него был грубый от усталости голос, что прибавлял его словам соблазнительности.

Встав со стула, он пересёк небольшое пространство и присел передо мной на стол. Наши колени задевали друг друга, и я сосредоточилась на том, где они соприкасались. Мне было спокойно, когда он был рядом, в эти безмолвные моменты между нами мне казалось, что то, что находилось за этой комнатой, не могло вторгнуться и украсть у меня то, что с его присутствием я становилась менее сумасшедшей.

Потянувшись, он молча взял мои руки в свои, когда пристально смотрел на них и потирал своим большим пальцем мои костяшки.

– Думаю, твой диагноз в течение нескольких лет ошибочно принимали за верный, - признался он.

Меня поразили эмоции в его голосе: усталость и опасение, что вытекали из каждого слога, образованного этими идеальными губами.

– После разговора с твоим братом я надеялся начать процесс вспоминания второго сексуального партнёра, который умер в твоём присутствии...

– Почему меня не арестовали за первого? Что случилось той ночью, Джереми? Почему я не могу вспомнить, ошибались ли они насчёт амнезии?

– Потому что ты не позволяешь себе вспомнить.
– Он посмотрел на меня, я глубоко вздохнула и посмотрела в его сапфировые глаза. Он был так близко, но так далеко; мужчина, которого я так хотела коснуться. Меня привлекала каждая черта его лица и тела. То, как он двигался, как говорил, даже расстояния между нами было недостаточно, чтобы я смогла подавить то, что чувствовала, когда смотрела на него. За несколько дней он стал неким убежищем для меня. Там, среди пациентов и другого персонала, я чувствовала себя незащищённой и напуганной, но здесь...

Здесь, с ним, на несколько мимолётных моментов мне могло показаться, что я живу нормальной жизнью. Я знала, что он мой доктор, что мы не могли переступить черту, но даже знания этого было недостаточно, чтобы я перестала думать о нём, как о ком-то большем.

– В ночь, когда Бобби умер, ты подвергалась нападкам не только от него, но и от двух его друзей. Тебя накачали наркотиками, Алекс. Токсикологический анализ показал наличие ГГБ (прим. пер:Гамма-Гидроксибутират) в твоём организме.

– ГГБ?

Всё ещё потирая мою руку своим большим пальцем и изучая мои пальцы, он отказывался смотреть на меня, когда говорил,

– Это наркотик для совершения изнасилования, несколько лет назад был популярным из-за того, с какой лёгкостью его могли приобрести. Очень похож на Рогипнол, может повлиять на мышление человека, расслабить тебя, а также полностью вырубить или просто вызвать потерю сознания, если использовать его в достаточном для этого количестве. По сути, он влияет на память человека. Не имеет запаха и цвета. Можно подмешать в напиток, при этом, не меняя его вкуса. Обладает особо мощным действием в сочетании с алкоголем.

Он, наконец, взглянул на меня, в его глазах было столько сочувствия, что я задрожала. Он говорил мне, что меня изнасиловали, раскрывая мне то, что должно уничтожить каждую часть меня.

– Так вот почему я ничего не помню о той ночи? Потому что они накачали меня?

– И это то, почему тебя не арестовали за преступление. Врачи не поверили, что женщина под влиянием алкоголя и ГГБ сможет физически побороть троих мужчин, которые были намного больше её. Тебя не рассматривали в качестве главного подозреваемого до последующего убийства Чейза Уоллеса.

– Так все эти смерти произошли одновременно?

Он рассмеялся, но в его голосе было больше недоверия, чем юмора.

– Нет. Я сказал «последующего», что означает «случилось позже».

– Тогда что произошло с друзьями Бобби? Их убили?

Наконец отпустив мои руки, он потёр ладонями по своему усталому лицу, прежде чем ответить,

– Нет. Они сбежали. По крайней мере, согласно записи с камер в передней части дома. К сожалению, основываясь на том, что твой брат рассказал мне о ходе расследования, больше ничего не было упомянуто о произошедшем той ночью. Как только их уличили в твоём изнасиловании, или, возможно, в смерти Бобби, их родители наняли команду юристов, которой было достаточно для того, чтобы воспрепятствовать их признанию. Изнасилование и смерть Бобби считались незакрытыми делами. Государственный прокурор не мог двигаться дальше по ходу дела без твоей причастности. Однако, учитывая события, произошедшие после той ночи, ты стала единственной подозреваемой.

– Так почему бы его друзьям, наконец, не признаться, что я была той, кто убила Бобби?

Его глаза потемнели от нераспознаваемой мной эмоции.

– Потому что тогда бы им пришлось признать участие в твоём изнасиловании.

У меня вырвалось возмущённое фырканье.

– То есть никто ничего не скажет - никто не попадёт в неприятности. Как идеально.

– Ты можешь рассказывать об этом кому угодно, но я бы не советовал.

– Я сумасшедшая, Док...

– Не такая сумасшедшая, как тебя в этом убедили.
– Он изучал моё лицо несколько секунд, его глаза прошлись по контуру моих губ так медленно, что, могу поклясться, было такое чувство, будто он провёл по ним пальцем.

– К сожалению, травмы, полученные тобой в результате аварии, имели серьёзные последствия, но я не думаю, что именно амнезия блокирует твои воспоминания о том, что произошло той ночью или последующие года. Думаю, этому послужила твоя детская травма. Тот факт, что я смог вытянуть из тебя во время нашей терапии такую деталь, говорит о том, что это не амнезия. Однако до прошлой ночи я был не готов раскрыть эту теорию. Смерть Эмерсона добавила сложностей. Мне нужно знать, что произошло в том коридоре.

Я бы хотела рассказать ему о произошедшем, но, оглядываясь назад и перерывая всё, что я могла вспомнить, у меня было чувство, что ничего и не произошло после того, как меня вытащили из комнаты Али. Если он был прав, если там и вправду было нечто другое, чем повреждение мозга, блокирующее воспоминания в моём сознании, тогда это был единственный способ, чтобы помочь ему получить информацию, которую он хотел.

– Тогда введи мне наркотик.
– Потянувшись, я подставила ему свою руку, предоставляя вену, которая была нужна для того, чтобы ввести в организм наркотик.
– Если это поможет, тогда возьми то, что тебе нужно.