Сумеречный клинок

— В принципе могу, хотя мне и не обязательно, — ответил Ремт, которого решено было — из уважения — так и называть.

— Это вы, любезный, неправильно полагаете, — все так же вполголоса объяснил Виктор. — Если можете, то обязаны, а то хлопот не оберемся. Где это видано, чтобы такой… мнэ… плотного сложения господин и вдруг не ел!

Ремт Сюртук и в самом деле оказался на свету несколько рыхловатым, белокожим и рыжим субъектом, с глазами цвета болотной блеклой зелени и брюшком, выпиравшим из-под наглухо застегнутого сюртука.

— Тогда я возьму тарелку каши и кружку эля, — пошевелив широким, чуть вздернутым носом, объявил Сюртук. — Недорого и соответствует образу.

— Любезный! — подозвал Виктор сонного полового, без видимого энтузиазма расставлявшего трехногие табуреты и скамьи вокруг длинных столов. — Порцию… Нет, что я такое говорю! Двойную порцию баранины, — поправился он, вполне оценив силу голода, терзавшего его желудок. — Печеные овощи, хлеб и тарелку каши для моего друга. С горкой, — добавил он, немного подумав. — И, разумеется, две большие кружки эля.

— А деньги у вас есть? — равнодушно поинтересовался парень, но чувствовалось, вопрос задан не случайно, а по накрепко вбитой — в прямом и переносном смысле — привычке.

— Есть у нас деньги, — усмехнулся ди Крей. — Хватит и на обед, и на чаевые, если будет за что, и еще на ночлег останется.

— Про чаевые это вы серьезно? — Сон покидал полового неторопливо, как паводок затопленные поля.

— Вполне.

— Комната на двоих? — уточнил малый, обретая интерес и волю к жизни.

— Да.

— Надолго?

— Как придется, — чуть пожал плечами Виктор. — Кто, кроме Всеблагого, знает, что к чему и как?

— Ну, тогда садитесь поближе к огню, — кивнул парень на стол, за которым сидели уже двое степенного вида посетителей. — Я мигом!

И он неспешно затрусил к очагу, к котлам и вертелам.

— Доброго времени суток, милостивые господа! — поздоровался ди Крей, подходя к столу и снимая шляпу.

— И вам не хворать! — кивнул, подняв взгляд от миски с густым мясным варевом, один из мужчин.

— Соседством не обременим? — поинтересовался Сюртук, присаживаясь напротив второго мужчины, на вид годившегося первому в сыновья. Впрочем, возможно, так все на самом деле и обстояло.

— Отчего же! — смутился парень.

— Стол длинный… — степенно заметил старший. — А вы, я вижу, не местные…

— А что, — кивнул Сюртук на шляпы мужчин, сложенные с краю стола, — в Але теперь только такие и носят?

— Где как, — пожал плечами мужчина и вернулся к похлебке.

— Мы из Кирстена, — поспешил вмешаться ди Крей. — Я, стало быть, Виктор, а он вот — Ремт. Мы проводники из Старых Графств.

— Не, — покрутил головой молодой, отставив в удивлении ложку. — Не похожи вы на солдат…

— Цыц! — остановил его старший. — Помолчи, Деде! Они же не стражники, а проводники. С караванами ходите или как?

— И так, и сяк, — улыбнулся Виктор, сообразивший, что старший из мужчин — человек опытный, из тех, кого на мякине не проведешь.

— В Горане обычно с караванами выходим. — Сейчас он доподлинно вспомнил Старые Графства, упомянутые им сперва лишь удобства ради. — Из Койна в Хорь, из Каппы через перевалы в долину Хоттора, а в Шине, напротив, все больше городских в дальние замки провожаем или с застав в города. День на день не похож, и времена разные случаются.

— Это верно, — согласился старший мужчина, окуная в похлебку ломоть хлеба. — Меня Михой кличут, а сынка — вы, чаю, слышали — Деде. Я, стало быть, дрова в Чистый город поставляю. Случается, и ночью выходить проходится. Вчера вон барка ввечеру с верховьев пришла, сорок подвод из порта в город, и обратно, и так три раза. Считай, с заката на ногах. Умаялись, словно сами, прости господи, поленья таскали, но дело порядок любит, ведь так?

— Так, — согласился ди Крей, а тут как раз и им с Сюртуком заказ принесли.

Минут пять ели молча. Лишь шаркал ногами по полу шлявшийся между столами половой, трещали горящие в камине дрова, да глухо ударяли о глину мисок деревянные ложки. Впрочем, ди Крею ложка была ни к чему, он обходился собственными двузубой вилкой и ножом. Вот сталь по глине иной раз и скребла, еще один звук…

— А что? — спросил Виктор, управившись с очередным куском баранины. — Навигация еще не закончилась, или как?

— А никак, — пожал плечами поставщик дров. — По уму, так корабли и до солнцеворота ходить должны. Студеные Врата — хорошо, если к празднику закрываются!

— Это к какому празднику? — нахмурился Сюртук, он, видно, плохо знал местные обычаи.

— К Йолю, — бросил ему ди Крей. — Сиречь к празднику Солнцестояния.

— А! — сообразил Сюртук. — Вот оно что! Вы тут, видно, короля Дуба чествуете, и все такое… Сидр… — Последнее слово прозвучало неуверенно.

— Сидр, — подтвердил собеседник. — Да только в этом году все не так пошло! Третьего дня шхуна из столицы пришла… Ну, вернее сказать, со штормом она пришла, так капитан сказывал — закрываются проливы…

4

Десятого листобоя 1647 года

В проливе Две Скалы их нагнало дыхание бури. Было холодно и мрачно, дул сильный порывистый ветер, но шхуна, казалось, с трудом разрезает форштевнем тягучую массу вод.

— Шуга, — удивленно покачал головой шкипер, слова срывались с его губ клочьями пара.

— Шуга… Это ж к ледоставу, и где, ради всех святых? В Первых Вратах?! — Он был встревожен, но его спокойная озабоченность быстро превращалась в тягостный страх.

— Даже и не припомню, мастер Керст, чтобы льды добирались до Студеных Ворот раньше зимника. А сейчас, едва лишь листопад…

Шкипер, по всему, был родом с востока и потому звал листобой листопадом, а студень — зимником, но Сандеру Керсту было сейчас не до филологии с географией. Вернее, вопросы географии волновали его куда больше, чем мог вообразить добрый шкипер Халлем Хейг. Если Студеные Врата закроются раньше срока, разразится настоящая катастрофа.