Сумеречный стрелок 7

— А теперь посмотрим на этот шедевр, который оценивается в сто миллионов рублей, — проникновенным голосом рассказывал гид. — Абрамович, Красный круг в черном квадрате. Посмотрите на эти идеально ровные отточенные линии. Автор хотел показать этим бренность бытия, жизнь по строгим правилам. Красный круг означает отсутствие развития как духовного…

— Что он несет? — улыбнулся я. — Он что, умом тронулся? И сто миллионов! За что?!

— Ах-ха! Ну да, дороговато за две геометрические фигуры, — прыснула Полина. — Но тут каждый видит то, что хочет.

— Если кто-то найдет там что-то кроме черного квадрата и красного круга — я сочту его психом, — ответил я.

— Ладно, пойдем в другой зал, — предложила Полина, и я увидел очередной бред. Три синих полосы, четыре черные кляксы, два небольших красных круга. Дополняла очередную хр*нь волнистая линия в углу. Будто художник хорошо поддал и, решив подписать картину, уснул в процессе.

— «Неизбежность. Адам Мухштайнер», — прочитал я снизу и тяжко вздохнул. — Мухштайнер, твою мать… Давай лучше прогуляемся в парке неподалеку, иначе я тут с ума сойду.

— Да, пошли отсюда, — Полина засмеялась и взяла меня за ручку. Мы вышли из этого дома абсолютного зла с гордо поднятыми головами.

На свежем воздухе как-то сразу полегчало, парк был довольно уютным и ухоженным. Ровные ряды деревьев шумели под легким ветерком, мимо проходили парочки, семьи с детьми и компании подростков.

Мы немного погуляли, купили мороженое, уселись на лавочке, беседуя об учебе. Я в свою очередь рассказал о прошлой игре и наглом Глебе, который получил по заслугам. Поговорили о преподавателях и новых предметах, которые нас ожидают впереди.

Когда уже стемнело, мы заскочили в небольшой уютный ресторанчик. Заказали пельмени со сметаной и на десерт яблочный пирог. Пал Палычу перепала тарелка острейшего перца.

Наш вечер отдыха завершился прогулкой под луной. Я вновь проводил Полину до её общежития, а сам отправился к себе.

Очутившись в комнате, вновь застал Саню за отжиманиями. Но если в прошлый раз он кряхтел и катался по полу, как увалень, то сейчас полноценно отжимался от пола.

— Да ты так силачом станешь, — усмехнулся я.

— Двадцать, — Саня выполнил упражнение еще раз и упал на спину, тяжело дыша. — И не говори. Но пока жира достаточно, чтобы это оставалось моими влажными мечтами.

— Все будет. Ты только не останавливайся и наращивай с каждым днем нагрузку, — ответил я, тепло вспоминая годы обучения в Академии Лисса. Туда я пришел худощавым подростком, а вышел крепким и выносливым мужчиной.

— Легко сказать, да трудно сделать, — пробормотал он, восстанавливая дыхание. Затем посмотрел на время. — Охренеть! Пять минут, и душ закроют!

Он схватил полотенце и брусок мыла, выскочив из двери и чуть не вынеся косяк.

Я же закрыл глаза и представил, как мы побеждаем в турнире. А затем я уже учусь на втором курсе, потом перед глазами ящик-артефакт, в котором жужжали все элементы. Подхожу, нажимаю сбоку рычажок… открыл глаза и понял, что почти проспал. Будильник Сани будто и не звенел вовсе. И как он будет нормально работать, когда сосед каждый раз его сбрасывает со своей тумбы?

Пробежка и тренажерный зал отменяются. Времени уже нет.

Я второпях отжался и поприседал, умылся и начал одеваться, по пути перекусывая бутербродами, которые оставались после пикника.

Белая рубаха, черный костюм, лакированные туфли. Я готов.

Выбежав из общежития, я заметил портал, а возле него дежурившего Хранителя. Он строго посмотрел на меня.

— Астафьев? — грубо окрикнул он меня.

— Он самый, — подошел я ближе.

— Заходи, тебя уже ждут.

Вот же брехло! Какой там ждут?! На часах без минуты десять утра. Да к тому же старик сказал, что примерно в десять встреча. Значит, никто никуда не опаздывает.

Заскочив в портал, я оказался во дворе Центральной Обители. На пепелище я заметил новые кучки — кого-то здесь явно сжигали недавно. И он был не один, судя по количеству кучек.

Меня встретил прислужник и провел в ту же комнату, в которой мы разговаривали со стариком до этого.

— Иван, — воскликнул Верховный Хранитель. — Присаживайся. Расскажи, зачем пришел. Обрадуй старика.

Я покосился на его сынка. Тот продолжали сидеть и пялиться на меня.

— Я хотел бы поговорить наедине, — ответил ему.

— Подожди… — старик немного растерялся. — Это мой сын.

— Мне так комфортней, — бросил я. — Если вы сомневаетесь в моих словах — поставьте камень правды. Кроме нас с вами, больше не должно быть свидетелей.

— А ты не зазнался случаем, малыш? — в голосе старика появились стальные нотки. — Уже представил себя Палачом? Вряд ли. Тебе ещё надо будет обучаться, совмещать как-то с учебой. Сейчас не ты диктуешь условия.

— Тогда разговор окончен, — я повернулся, схватился за ручку двери и, открыв её, сделал шаг в коридор.

— Что, прям совсем важная информация? — тихо проговорил старик, явно самым соглашаясь на мои условия. — С чем она связана? Я же должен хотя бы примерно знать, о чем ты хочешь рассказать.

— О новой должности Палача, — сказал я.

— И что там важного, что мой сын не должен слышать? — вспыхнул от раздражения Верховный Хранитель.

Я покосился в сторону его сына.

— Выйди ненадолго, — буркнул ему старик. Парень удивленно оглядел нас, но ничего не сказал, лишь надул губы и покинул помещение.

— Ну а теперь давай, выкладывай. Да садись ты уже! — махнул Верховный на кресло, стоявшее рядом.

Когда я расположился в нем, старик внимательно посмотрел на меня.

— У тебя были очень важные новости… Слушаю.

— Сначала вопрос можно?

— Валяй, — Верховный махнул костлявой рукой. — Только давай побыстрее.

— Что входило в обязанности Палача? — спросил я.

Старик минуту собирался с мыслями и наконец ответил:

— Он ликвидировал очень опасных элементов нашего общества, — ответил старик и, заметив, как я готовлюсь ответить, опередил меня. — Да, знаю — ты не убийца и так далее. Но Палач не был рядовым ликвидатором, которых, как ты понимаешь, много у Обители. Он охранял главное место силы Обители — на него постоянно совершаются дерзкие нападения. Я потом расскажу. Поэтому тебе предстоит ускоренно обучиться этой профессии, чтобы защитить Святилище. Вдруг что-то изменилось. Старик остановился, и у него сработал какой-то артефакт.