Сумерки (Размышления о судьбе России)

ВЧК фактически властвовала. Трудно было разобраться, кто главнее: партийные организации или чекистские. Послед­ние выпускали свои газеты, журналы, то есть пропагандист­ские рупоры убийств, карательных экспедиций, расстрелов, повешений, всякого рода измывательств над людьми. Многие исследователи, да и не только исследователи, но и современ­ники тех событий в своих мемуарах подтверждают, что ВЧК, особенно на местах, буквально кишела криминальным эле­ментом — убийцами, ворами, палачами, готовыми на все.

В конце 1918 года в правящей верхушке возникла дискус­сия вокруг деятельности ВЧК. 25 декабря 1918 года ЦК РКП(б) обсудил новое положение о ВЧК. Инициаторами бы­ли Бухарин и ветераны партии Ольминский и Петровский. Они критиковали «полновластие организации, ставящей себя не только выше Советов, но и выше самой партии». Требова­ли принять меры, чтобы «ограничить произвол организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». Создали специальную ко­миссию. Туда вошел и Каменев, тоже сторонник ограниче­ния функций ВЧК. Он предложил упразднить эту организа­цию. Однако за ВЧК вступились Свердлов, Сталин, Троцкий. И, само собой, Ленин. ЦК партии постановил: в советской партийной печати не может быть «злостной критики» в от­ношении государственных учреждений, в том числе и ВЧК.

В бурные дни августа 1991 года (во время антигосударст­венного мятежа большевиков) я выступал на митингах, в том числе и на Лубянке. Психологически это были необыкновен­ные дни. Толпа на Лубянке была огромная. Что бы я ни ска­зал, толпа ревела, гремела аплодисментами. Кожей ощутил, что наступает критическая минута. Задай я только вопрос, вроде того, а почему, мол, друзья мои, никто не аплодирует в здании за моей спиной и, мол, любопытно, что они там дела­ют, — случилось бы непоправимое. Позднее стало известно, что они жгли там документы. Я понял, что взвинченных и го­товых к любому действию людей надо уводить с площади, и как можно скорее. Быстро спустился вниз и пошел в сторону Манежной площади.

Меня подняли на руки, я барахтался — наверное, до этого только мать держала меня на руках, да еще медицинские сестры в госпитале во время войны, — и так несли до пово­рота на Тверскую улицу. Милиция была в растерянности, увидев массу людей, заполнившую улицу. Меня проводили до здания Моссовета. До сих пор уверен, что, не уведи я лю­дей с площади именно в тот момент, трагедия была бы неми­нуема. Толпа ринулась бы громить здание КГБ.

Но о Лубянке все равно вспомнили. Вечером того же дня начали сносить памятник Дзержинскому. Истукан стоял крепко, его падение могло покалечить людей. Тогдашний мэр

Москвы Гавриил Попов поручил своему заму Сергею Стан­кевичу исполнить это технически грамотно, что и было сде­лано. Думаю, именно за это Станкевич потом и поплатился, когда его начали травить. Наиболее тупоголовые большевики и в наши дни требуют восстановить памятник Дзержинско­му, надеясь вернуть себе власть по кусочкам.

Вернемся, однако, к «вождям».

Николай Бухарин. Писано о нем много. Опубликовал «Злые заметки», облив грязью гениального Есенина. Ладно. О вкусах не спорят. Но как понять следующее? Цитирую: «Не забу­дем, сколько безымянных героев нашей чека погибло в боях с врагами, не забудем, сколько из тех, кто остался в живых, представляют развалину с расстроенными нервами, а иногда и совсем больных. Ибо работа была настолько мучительна, она требовала такого гигантского напряжения, она была та­кой адской работой, что требовала поистине железного ха­рактера». Видимо, Бухарин замаливал старый грех, когда требовал приструнить ВЧК. А работа карателей действи­тельно была адской. В прямом, а не в переносном смысле. Расстреливали обычно пятерками. Людей раздевали догола. Стреляли в затылок. Убивать требовалось одним выстре­лом. И так каждую ночь... Кого же убивали? Да все ту же «буржуазию»: офицеров, их жен, детей, купцов, головастых и рукастых мужиков, профессионалов, врачей, инженеров, юристов. В 1928 году Бухарин признает: «Здесь, у нас, где мы абсолютные хозяева, мы совершенно никого не боимся. Стра­на, изнуренная войнами, болезнями, смертью, голодом /это средство опасное, но роскошное/ не производит ни малейше­го шума, находясь под постоянной угрозой со стороны ЧК и армии... Часто мы сами удивляемся своему терпению, став­шему столь знаменитым... Не существует, можно быть уве­ренным, во всей России и одного дома, где бы мы ни убили так или иначе отца, мать, брата, дочь, сына, какого-нибудь близкого родственника или друга. Ну что ж! Феликс /Дзер­жинский/ потому и разгуливает по Москве спокойно и без всякой охраны, даже ночью... Когда мы запрещаем ему такие прогулки, он ограничивается пренебрежительным смехом, го­воря: «Что? Они никогда не посмеют, псякрев», и он прав. Они не смеют. Какая удивительная страна!» (Ьез йе Ропстз. Ьез (огсез зекгё1ез йе 1а гёуоШюп. Рапз, 1928, р. 195—196)

Бухарин прослыл «теоретиком». Сталин играл с ним в «кошки-мышки». То приближал, то отдалял. У него была фе­номенальная память. Он не забыл, как Бухарин в свое время бегал к Каменеву и говорил, что Сталин — беспринципный интриган, что его ничего не интересует, кроме сохранения власти. Каменев записал патетику Бухарина и отдал текст «молодым троцкистам», которые растиражировали его сло­ва в виде подпольной листовки. Поздно, очень поздно дошло до Бухарина, что Сталин ничего и никому не прощает. А по­няв, он подленько написал Ворошилову, что Каменев — «ци- ник-убийца», а тому, что «расстреляли собак, он страшно рад». Когда Бухарина арестовали, Сталин долго держал его на Лубянке. Знал, что будет лизать сапоги. Так и было: Буха­рин писал о Сталине стихи и поэмы, посылал покаянные письма, полные лести и подобострастия.

Михаил Тухачевский. Подпоручик лейб-гвардии Семенов­ского полка. Попал в германский плен, где познакомился с французским капитаном, которого звали Шарль де Голль. Мечтал о завоевании мира, о революционных походах в Евро­пу, Азию и в другие части света. Любимец Ленина, получил прозвище Красный Бонапарт. Гордился этим. Выслужился Ту­хачевский быстро. Взял мятежный Кронштадт. Вскоре по­явился в Тамбове, где полыхало народное восстание. В обоих случаях был инициатором применения удушливых газов про­тив повстанцев и гражданского населения. Предлагал со­здать при Коминтерне Генеральный штаб мировой револю­ции. Он даже выпустил книжонку «Война классов», в которой призывал начать мировую гражданскую войну, завоевать мир и строить всемирную республику Советов. Ленину и Троцкому это очень нравилось.

2

Страшен был Сталин, «царь царей», хозяин красной импе­рии. На пути к всемирному владычеству — вечной мечте всех тиранов — перебил он великое множество всякого люда, но особенно соратников Ленина. Практически вся «ленинская гвардия», все борцы с «кровавым» царским режимом, ездив­шие за границу, как на дачу, убегавшие из ссылок, как школь­ники с уроков, были под корень вырублены Сталиным. Бил он их люто. Сталин добил и Россию.

Говорят, что Джугашвили-Сталин хотел рассказать «прав­ду о Ленине», его сделках с германским Генштабом, о Брест­ском мире, когда добровольно отдали такой незаглотный кусок страны, который по территории превосходил саму Германию, о махинациях с золотом и бриллиантами, об ог­раблении России, особенно православной церкви, об ис­тинной болезни вождя, да не успел. Он, конечно, знал до­кументальные данные на этот счет. Стар стал, глазомер испортился, хотя очень хотел установить, точнее, воссоздать монархию, но теперь уже красную. Прибрали «отца наро­дов» — то ли Бог, которому он на старости лет, как в семи­нарском детстве, снова стал молиться, то ли соратники. Ско­рее, соратники.

В сущности, Сталин был самым последовательным троц­кистом. Он прихлопнул НЭП, уничтожил трудовое, то есть кулацкое, крестьянство, организовал колхозы, сделав их «внутренней колонией» режима, начал проводить варвар­скую индустриализацию, создал «трудовую армию» под на­званием советский народ, страну-казарму с гигантским кар­цером по имени ГУЛАГ, а хлестаковщину и ложь сделал аль­фой и омегой советской пропаганды, да и всей политики. Ложью заправляют лично вожди.

7 ноября 1918 года, в первую годовщину октябрьского пе­реворота, Сталин писал в «Правде»: «Дни работы по практи­ческой организации восстания проходили под непосредст­венным руководством т. Троцкого».

А когда получил сообщение об убийстве Троцкого, совер­шенного по его указанию, опубликовал 24 августа 1940 года статью «Смерть международного шпиона» в той же «Прав­де». Заканчивалась статья так: «Его убили его же сторонники. С ним покончили те самые террористы, которых он учил убийству из-за угла. Троцкий, организовавший злодейские убийства Кирова, Куйбышева, М. Горького, стал жертвой своих же собственных интриг, предательств, измен, злодея­ний. Так бесславно кончил свою жизнь этот презренный че­ловек, сойдя в могилу с печатью международного шпиона и убийцы на челе».