Сумма Теологии. Том VIII

Возражение 2. Далее, Философ говорит, что «у некоторых поступков в самом названии выражено нечто порочное»³²³, приводя перечень которых он упоминает и воровство. Но то, что само по себе порочно, не может быть сделано ради доброй цели. Следовательно, воровство не является законным средством борьбы с нуждою.

Возражение 3. Далее, человек должен любить ближнего как самого себя. Затем, как говорит Августин, воровство ради оказания помощи ближнему посредством милостыни является незаконным. Следовательно, воровство ради борьбы с собственной нуждой тоже является незаконным.

Этому противоречит следующее: в случае нужды все вещи становятся общественной собственностью, так что, похоже, во взятии собственности другого, которую нужда делает общественной, нет никакого греха.

Отвечаю: человеческое право не может даже частично отменить естественное или божественное право. Но согласно установленному божественным Провидением естественному порядку низшие вещи определены для удовлетворения человеческих нужд. Поэтому основанное на человеческом законе разделение и присвоение вещей не устраняет тот факт, что эти самые вещи должны служить для удовлетворения человеческих потребностей. Следовательно, все, чем некоторые обладают в избытке, согласно естественному закону должно быть использовано для помощи бедным. В связи с этим Амвросий говорит (и эти его слова приведены в «Декреталиях»): «Хлеб, в котором вы отказываете голодному, — это его хлеб, плащ, в котором вы отказываете нагому, — это его плащ, деньги, которые вы прячете под землей, — это цена выкупа бедняка на свободу».

Однако коль скоро нуждающихся много и помочь им всем посредством чего-то одного невозможно, то каждый должен сам распоряжаться своими вещами так, чтобы посредством них оказывать помощь тем, кто в этом нуждается. Впрочем, если нужда является столь очевидной и крайней, что необходимость её удовлетворения любыми подручными средствами ни у кого не вызывает сомнений (например, когда человек находится в большой опасности и налицо только одно возможное средство [ему помочь]), то в таком случае человек вправе использовать для этого чужую собственность, беря её явно или тайно, и при этом в строгом смысле слова речь не идет о воровстве или грабеже.

Ответ на возражение 1. Это предписание относится к тем случаям, когда никакой срочной необходимости нет.

Ответ на возражение 2. Тайное взятие и использование чужой собственности в случае крайней нужды в строгом смысле слова не является воровством, поскольку то, что берется кем-либо ради спасения собственной жизни, в силу самой этой необходимости становится его собственностью.

Ответ на возражение 3. В случае крайней необходимости человек вправе тайно использовать чужую собственность, в том числе и ради оказания помощи ближнему в его нужде.

Раздел 8. МОЖНО ЛИ ОГРАБИТЬ И НЕ СОВЕРШИТЬ ПРИ ЭТОМ ГРЕХА?

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что можно ограбить и без греха. В самом деле, добыча отнимается принудительно, а принуждение, похоже, принадлежит сущности грабежа, о чем уже было сказано (4). Но отнять добычу у врага законно; так, Амвросий говорит: «Согласно порядку войны захваченная добыча должна быть сохранена для повелителя» с тем, чтобы он, так сказать, мог в дальнейшем её распределить. Следовательно, в некоторых случаях грабеж узаконен.

Возражение 2. Далее, забрать у человека то, что ему не принадлежит, законно. Но то, чем владеют неверные, не их, поскольку, по словам Августина, они «ложно называют вещи своими, ибо владеют ими они не по праву и должны быть лишены их по предписанию земных правителей». Следовательно, похоже, что ограбление неверных может быть узаконено.

Возражение 3. Далее, земные князья принудительно отнимают у своих подданных немало вещей, и это выглядит как грабеж. Но было бы печально думать, что, действуя подобным образом, они грешат, поскольку тогда практически каждый князь был бы проклятым. Следовательно, в некоторых случаях грабеж узаконен.

Этому противоречит следующее: все, что берется законно, может быть принесено в жертву Богу. Но нельзя приносить жертву из того, что награблено, согласно сказанному [в Писании]: «Я, Господь, люблю правосудие, ненавижу грабительство при всесожжении»³²⁴ (Ис. 61:8). Следовательно, никто не вправе заниматься грабежом.

Отвечаю: грабеж подразумевает применение насилия и принуждения при неправосудном отнятии у человека его собственности. Затем, в человеческом сообществе никто не вправе использовать принуждение иначе, как только через посредство общественной власти, и потому если частный и не наделенный общественной властью индивид насильственно отнимает чужую собственность, то его действия являются незаконными и называются грабежом, а сам он — грабителем. Что же касается князей, то им доверена власть над обществом для того, чтобы они были, хранителями правосудности. Поэтому они не вправе применять насилие или принуждение иначе, как только в границах правосудности, то есть либо для борьбы с врагами, либо — с преступившими закон согражданами путем наказания злодеев, в каковых случаях ничто из насильственно отнятого не может считаться награбленным добром, поскольку такие действия не являются противными правосудности. С другой стороны, когда осуществляющий общественную власть отнимает принадлежащую другим людям собственность принудительно и неправосудно, он действует незаконно и виновен в грабеже, и кто бы ни поступал подобным образом, он обязан воздать.

Ответ на возражение 1. В отношении добычи должно проводить различение. В самом деле, если отнимающие у врага добычу ведут праведную войну, то захваченные ими на войне вещи становятся их собственностью. В таком случае речь не идет о грабеже и никаких обязательств в части воздаяния у них не возникает. Впрочем, и те, которые ведут праведную войну, могут согрешить при взятии добычи из-за вытекающей из дурного намерения алчности, если они, так сказать, воюют в первую очередь ради добычи, а не ради справедливости. Поэтому Августин говорит, что «воевать ради добычи есть грех»³²⁵. Если же захватывающие добычу ведут неправедную войну, то они виновны в грабеже и обязаны воздать.

Ответ на возражение 2. Неверные обладают своими благами неправосудно в той мере, в какой земные правители предписывают эти блага конфисковать. Следовательно, их могут принудительно лишить этих благ, но [по распоряжению] не частной, а общественной власти.

Ответ на возражение 3. Если князья отнимают у своих подданных то, что им причитается за охрану общественного блага, то это никак не является грабежом даже в том случае, когда они делают это насильно. Но если они вымогают что-либо незаконно и применяют при этом насилие, то тогда речь идет о грабеже или хищении. Поэтому Августин говорит: «При отсутствии справедливости, что такое государства, как не большие разбойничьи шайки; так как и сами разбойничьи шайки есть не что иное, как государства в миниатюре»³²⁶. А [в Писании] сказано: «Князья у нее — как волки, похищающие добычу» (Иез. 22:27). Поэтому они, как и грабители, обязаны воздавать, а согрешают они при этом ещё тяжче, чем грабители, поскольку их действия чреваты большей опасностью для общественной правосудности, начальниками над которой они поставлены.

Раздел 9. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ВОРОВСТВО БОЛЕЕ ТЯЖКИМ ГРЕХОМ, ЧЕМ ГРАБЕЖ?

С девятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что воровство является более тяжким грехом, чем грабеж. В самом деле, к воровству при взятии чужой собственности добавляются хитрость и обман, чего не наблюдается в случае грабежа. Но хитрость и обман, как было показано выше (55, 3—5), сами по себе являются грехами. Следовательно, воровство является более тяжким грехом, чем грабеж.

Возражение 2. Далее, как сказано в четвертой [книге] «Этики», стыд есть [своего рода] страх, обусловленный дурными поступками³²⁷. Но люди больше стыдятся воровства, чем грабежа. Следовательно, воровство хуже, чем грабеж.

Возражение 3. Далее, чем больше людей страдает от неправосудности, тем тяжче и [связанный с этой неправосудностью] грех. Но от воровства могут пострадать как сильные, так и слабые, в то время как от грабежа — [по преимуществу] только слабые, поскольку против них скорее можно применить насилие.