Суперхан
Шрифт:
Да, конечно, такие типажи, как Вася и Борис, еще появляются среди русских людей с завидным постоянством, но они – уходящая натура.
Кто такой этот Платон Каратаев, которого Толстой вывел учителем для Пьера Безухова? Человек, который плыл по течению и кончил тем, что его, как “больную собаку”, пристрелил по дороге французский конвоир.
Да если бы все мы были такими, давно не стало бы русского народа!
Народ наш разный. Очень разный. И мне импонирует вовсе не Борис, а такие, как Палахов, как наш новый охранник Денис, рукастый мужик. Такие люди действительно меняют жизнь. Вон как за эти годы изменилась наша
Впрочем, многое на Руси осталось прежним. Менталитет наших людей меняется с трудом. Заглянуть в чужой карман. Позавидовать. Обсудить. И осудить. Это вот наше, родное».
И Дубравин усмехнулся своим мыслям, вспомнил, какие слухи и сплетни о нем самом доходили из деревни: то он собирается закрыть для людей проход на пляжик, построив бетонный забор, то он все продает и уезжает за границу, то вдруг скупает все окрестные земли…
Внизу снова начал скрипеть стул. «Дед» Борис полз обратно к себе в комнату.
Дубравину вдруг стало жалко его. Никому не нужный, одинокий человек. Ему захотелось как-то ободрить Бориса, сказать ему что-то хорошее. Но тут он услышал, как «дед» орет на собачку чихуахуа, которая жила с ним в этом доме и скрашивала его досуг, и желание пропало.
«Это его карма. Каждый проживает жизнь и в конце пожинает плоды. Как прошлых жизней, так и этой… Ну, а мне-то зачем досталось такое? Наверное, для урока. Чтобы смотрел. И думал, как надо правильно жить, чтобы потом правильно умирать.
А еще, пожалуй, эта ситуация учит меня терпению и мягкости к людям. Самым разным. Ведь как я не любил в юности своего брата-алкаша, как ненавидел пьяниц! Лупил их в армии, когда был начальником гауптвахты. Теперь, на склоне лет, аукнулось: живи рядом, молчи и извлекай уроки!»
Он спустился. Съел приготовленный Людмилой простой деревенский завтрак и засобирался на работу.
Конечно, ему хотелось еще отдохнуть. Но долгие размышления в последние годы, особенно после выхода на пенсию, привели его только к одному: работать придется всегда. До самого последнего часа!
II
Во дворе, куда Дубравин вышел с парадного крыльца, он увидел картину маслом. Палахов рядился с мастерами. Шел типичный русский разговор с размахиванием руками, почесыванием затылков и глубокомысленными замечаниями на политические темы.
Дело в том, что прошлая зима была необычайно снежной и плотно укрыла металлическую крышу сугробами. А весной снег сходил сверху глыбами и помял тонкий металл. В преддверии новой зимы задумали поставить рассекатели снега и вызвали специалистов. Вот сейчас и решали с ними, что да как.
Дубравин подошел, поручкался с мастерами. Ими оказались крепкий, с обветренным лицом мужик в синей спецовке и его сын, подросток лет пятнадцати.
Дубравин давно заметил, что в постсоветские годы в стране появилась масса мастеровитых, рукастых людей. Раньше этого не было. Советская власть не приветствовала инициативу снизу и работу на себя. Он с удовольствием наблюдал, как отец и сын приставляют к фасаду алюминиевую раздвижную лестницу, достают страховочную капроновую веревку и другой «струмент».
Но надо было ехать.
Уже в машине, по дороге в офис, Александр начал размышлять на тему нового образа жизни.
«Да,
в доме надо жить. Без хозяев он погибает. В него надо вкладываться. И не только деньгами, силами, но и мыслями. Он ведь живое существо. Напитывается твоим настроением, мыслями, энергией. Поэтому и строить его надо под себя. Как костюм шить. Чтоб нигде не жало, не давило.А у нас – денег заработают, а строят черт-те что! Потому что нет еще культуры жизни на природе…»
Мысли перескочили на жену. И Дубравин еще раз порадовался точности народной мудрости, заложенной в веках: мужик работает во дворе, а баба – в доме.
Солидно, но без пафоса обставленный офис управляющей компании встретил его тишиной.
Сегодня он приехал первым. Сам заварил себе чаю, налил и прошел в просторный кабинет. Кабинет был, можно сказать, типичный, почти в советском стиле. Только стены украшали не портреты вождей, а сделанные в особой манере картины, изображавщие главные храмы разных религий. Тут был и храм Христа Спасителя в Москве, и Потала в Тибете, и похожий на раскрывающийся лотос главный храм последователей бахаи в Индии. Здесь можно было увидеть все – вплоть до Золотого храма в Амритсаре, потому что хозяин кабинета был убежден: скоро в мире произойдет слияние верований, и на свет божий явится общая для всех интеррелигия.
А пока Дубравин пил горячий чай и размышлял… Хотя скорее просто ждал. Звонка из Алма-Аты. От старинного друга и товарища Амантая Турекулова.
История их отношений – это отдельная песня.
Было их четверо друзей, вышедших из одного села в Восточно-Казахстанской области. Вместе они закончили школу. И каждый шел по жизни своей дорогой, но так уж получалось, что так или иначе дороги эти пересекались. И четверо друзей, встречаясь, то спорили о «символе веры», то вместе вершили «великие дела».
Разное было за эти годы. С Амантаем они крепко сцепились в эпоху «заката империи», когда Казахстан выходил на путь независимого развития. Доходило до открытой вражды.
Но годы шли. И через четверть века они, так же как и их народы, поняли, что есть не только общая юность, но и общая история. А самое главное – общие интересы. Друзья снова встретились в Вене, на заседании ОБСЕ, и им было что вспомнить в тихом венском кафе…
Потом Амантай пел мелодичные казахские песни на юбилее у Дубравина. И, надо признать, звучали они здесь, в Центральной России, красиво и задушевно. В ту пору Амантай, пройдя все ступени бюрократической карьерной лестницы в своем независимом государстве, отдыхал душою в Европе, будучи чрезвычайным и полномочным послом.
А дальше жизнь сделала еще виток. И Амантай перебрался в Москву. Их с Шуркой (так Александра Дубравина звали те, кто знал его с юности) дружба обрела, можно сказать, третье дыхание. Появились общие интересы. Например, оба уже в достаточно солидном возрасте начали играть в большой теннис. Дубравин раз в неделю брал уроки у профессионального тренера. А Амантай пристрастился к этому делу в Австрии.
Тогда же Амантай встал и на горные лыжи. Катался он в традиционном стиле, изящно выделывая на пологом склоне красивые па. Как будто не катался, а танцевал. Вместе они несколько раз съездили в Болгарию и даже как-то «развели понты» в Куршевеле. А когда в России появился курорт мирового уровня – Красная Поляна – обкатали и его.