Суперклей для разбитого сердца

Обдумать мне надо было много чего, поэтому я влезла в маршрутку и поехала к себе на Бейкер-стрит. То есть домой.

– Индюшечка! – обрадовался папуля. – Как раз к обеду! Кушать будешь? Я калмыцкий супчик сварил, очень вкусный. А Зяма где? Вы вроде вместе уходили?

Засыпая меня вопросами, папуля споро накрывал на стол, гремел тарелками и кастрюльными крышками, резал хлеб и зелень, так что лица моего он не видел.

– Зяма? Зяма обедать не придет, – ответила я, старательно стирая с физиономии выражение тревоги и озабоченности.

– Ничего, я ему на ужин супчик подогрею, – сказал папуля.

– Ужинать он тоже не будет.

Я заранее, еще по дороге домой, придумала правдоподобную версию Зяминого затяжного отсутствия:

– Он с Ванькой Гориным за город уехал, на лошадях кататься. Обещал вернуться завтра к вечеру.

– Ну и ладно, – легко ответил папуля, и я порадовалась тому, как ловко соврала.

Если завтра братца не выпишут из больницы, я скажу, что лошадиное катанье затянулось еще на пару дней. Типа, умчал резвый мустанг нашего ковбоя далеко-далеко в прерии! А если выпишут – объясню Зямин бледный вид и повязку на голове падением с того же самого мустанга! Надо только Ваньку Горина предупредить о моем вранье, чтобы он ненароком меня не выдал, если будет разговаривать с мамулей.

Торопливо выхлебав вкусный супчик имени друзей степей калмыков, я уединилась в своей комнате, взяла телефон и позвонила Ваньке.

– Инка, ты опять?! – удивился лучший друг моего брата.

– Что – опять?

– Опять будешь ругаться?

– Когда это я с тобой ругалась? – пришла моя очередь удивляться.

– Дай на часы посмотрю… Да минут двадцать назад! – ответил Ваня.

– Горин, ты спятил? Двадцать минут назад я сидела у постели брата в городской клинической больнице! – забыв, что Ваня меня не видит, я энергично покрутила пальцем у виска.

– Ой, а что случилось?! – встревожился Горин.

– Да пустяки, дело житейское, – уклончиво ответила я. – Кирпич ему на голову упал, но не фатально, отделался сотрясением… То есть это Зяма отделался сотрясением, а судьба кирпича мне неведома. Я чего тебе звоню? Я хочу попросить тебя, чтобы ты…

Ванька не дал мне закончить фразу.

– А я хочу попросить тебя, чтобы ты мне не врала! – саркастическим тоном произнес он. – Кирпич Зяме на голову упал, ха! Как же, поверил я! Честно скажи, это Танька, да?

– Какая Танька?! – раздраженно гаркнула я. – Горин, это я, Инна!

– Это ты огрела Зяму теннисной ракеткой?! – искренне изумился Ваня. – М-да-а…

Судя по звуку, Горин озадаченно почесал в затылке, и его изумление чуток уменьшилось:

– Впрочем, чего еще от тебя можно ожидать, меня ведь ты тоже убить обещала…

Я разинула рот так, что последующим глубоким вдохом едва не втянула в себя телефонную трубку. Мне потребовалось с полминуты, чтобы вернуть дар членораздельной и нематерной русской речи, и еще пара минут ушла на выяснение недоразумения. Будь Горин не на другом конце телефонного провода, а в пределах досягаемости, я бы справилась гораздо быстрее: просто взяла бы его за шкирку и трясла, как щенка, вытряхивая информацию.

А информация заслуживала того, чтобы ее вытряхивали! Во-первых, выяснилось, что Зяма на днях бессовестно бросил очередную свою подругу, спортсменку-теннисистку Татьяну, смуглую красотку в стиле «латино»: Танюшиным папочкой был студент из Бразилии. Причем темпераментная дочь бразильскоподданного, чувствуя себя смертельно оскорбленной, обещала неверному возлюбленному «надавать по первое число». Вот простодушный Ваня и решил, что Таня Зяме действительно надавала! Причем не чем-нибудь, а собственным спортивным инвентарем: теннисной ракеткой. Я же, по словам Горина, звонила ему с невнятными угрозами.

– Верещала что-то вроде: «Придурок, как же я тебя ненавижу, убила бы идиота!» – обиженным голосом припомнил Ваня.

– Придурок, это была не я! – взвилась я. – Говорю тебе, я сидела у Зямы! Не знаю, с кем ты меня перепутал, и не хочу об этом разговаривать! Делаешь из меня ненормальную, убила бы идиота!

– Вот опять! – заметил Горин.

– Цыц! Дай мне закончить! Я сейчас позвонила тебе только для того, чтобы предупредить: я соврала родителям, что Зяма вместе с тобой уехал из города кататься на лошадях. Смотри, не выдай меня!

– На каких лошадях? – озадачился Ванька.

– А я почем знаю? – огрызнулась я. – Это ты у нас любитель экстремальных видов отдыха, вот и придумывай. Считай, что получил домашнее задание – написать сочинение на тему «Как мы с другом Зямой катались за городом на лошадях»!

Я шумно хрястнула трубку на рычаг и бросилась на диван.

Что за чертовщина такая, уже третий мужик жалуется на то, что я закатываю ему истерику по телефону! Сначала Макс, потом Хомкин, а теперь еще Ванька Горин! Как такое возможно? Клянусь, я никому из них не звонила!

Злая и недоумевающая, я помолотила кулаками диванную подушку, обессилела, затихла и сама не заметила, как уснула.

Денис Кулебякин очень жалел, что не запомнил точно, в котором часу накануне вечером отходила ко сну его соседка с нижнего этажа. Чтобы не пропустить очередной сеанс стриптиза, Денис на всякий случай торчал на балконе весь вечер, начиная с восьми часов. Он даже ужинал на балконе, поставив тарелку с собственноручно приготовленным омлетом на перила, как на барную стойку.

Раздосадованный Барклай, выгулянный хозяином крайне недобросовестно, шумно скребся в балконную дверь. Она была закрыта: после вчерашнего домашнего цирка Денис решил, что открытый балкон – это не подходящее место для неуравновешенной собаки. При этом имелось в виду не столько душевное, сколько физическое равновесие длинномерного бассета.

Покончив с омлетом, Денис пил холодный томатный сок и неотрывно смотрел на темное окно, расположенное правее и ниже его балкона. Прихлебывать из высокого стакана, перевесившись за ограждение, было очень неловко, но Денис не обращал внимания на неудобство. Он нервничал. Сегодня утром молодой человек мужественно признался самому себе, что имел неосторожность влюбиться в красивую и заносчивую соседку. Как человек действия, он считал правильным приступить к ухаживаниям, однако опасался, что после некрасивой утренней сцены с бывшим в собачьем употреблении лифчиком девушка не станет с ним даже разговаривать. Поэтому Денис сделал решительный ход, имеющий характер обходного маневра.

Выспросив у всезнающей старушки с шестого этажа, где работает красавица Инна, он поехал к ней в контору с красивой красной розой, при виде которой умерла бы от зависти сама Кармен. Правда, в отличие от испанской танцовщицы, Денис держал розу не в зубах, а в руке. К колючему стеблю золотой ниточкой была примотана маленькая открытка с изображением упитанного купидона, вооруженного игрушечным самострелом. Никакого текста на картонке не было, только цифры телефонного номера. «Если захочет – позвонит», – рассуждал Денис. Ему представлялось, что такое начало романа будет более перспективным, чем утренний скандал с участием фетишиста Барклая.