Супермодель и фанерный ящик. Шокирующие истории и причудливая экономика современного искусства

Концепция очень проста. Когда консигнант хочет гарантию минимальной цены, которую ни аукционный дом, ни сторонний гарант предоставлять не хочет, аукционный дом обращается к коллекционеру или дилеру, которых может заинтересовать лот. Этот коллекционер или дилер сообщает свою максимальную ставку (которую не сможет отозвать). Она становится эквивалентом гарантии. Если сторона, согласившаяся на безотзывную ставку, приобретает лот, с нее взимают лишь часть премии покупателя (размер части обсуждается).

Первоначально было принято, что, если безотзывную ставку перебивали другие, сделавший ее мог и дальше участвовать в торге и в случае победы платил меньший процент премии покупателя. Если побеждал другой участник, то разница между победившей и безотзывной ставкой делилась между тем, кто ее предоставил, и консигнантом (или, в зависимости от условий договора, аукционным домом). Доля сделавшего безотзывную ставку отчасти зависела от того, добивался ли он снижения премии покупателя. Как правило, договаривались на 50 процентов разницы, если сделавший безотзывную ставку соглашается на уменьшение премии покупателя, и 80 процентов, если нет. Более высокая и рискованная безотзывная ставка гарантировала тому, кто ее сделал, более высокий процент. «Кристи» называл этот процент платой за финансирование.

При такой системе с безотзывными ставками аукционный дом получал меньший процент от продажной цены, но зато мог получить лот, который иначе не оказался бы у него во время экономического спада. При этом у него не возникало финансовых обязательств, которые заносились бы в их бухгалтерскую отчетность. Ему пришлось бы отвечать, если бы предоставивший ставку отказался платить, но это не требовалось указывать в отчетности как условное обязательство.

В начале 2011 года «Сотби» изменил порядок компенсации лицу, предоставившему безотзывную ставку. Аукционный дом стал выплачивать ему определенную сумму, только если тому не удавалось приобрести лот. Если же он приобретал лот, то выплачивал полную премию покупателя и не получал никакого вознаграждения. В «Кристи» вознаграждение выплачивается до сих пор, независимо от того, смог ли выкупить лот хозяин безотзывной ставки или нет.

Уильям Рупрехт, один из руководителей «Сотби», хвастал: «Я могу заверить клиентов, что игра идет на честном, прозрачном и ровном поле; не знаю, где еще могут предложить такие гарантии». Марк Портер из «Кристи» в ответ показал, что, не выплачивая вознаграждения участнику, выигравшему торги, «Сотби» создает морально рискованную ситуацию для консигнанта. Аукционный дом тем самым поощряет участника не продолжать делать ставки.

Критики гарантий и безотзывных ставок говорят, что консигнант с гарантией превращается в дилера, который продал произведение искусства, а потом пытается получить дополнительную прибыль, используя аукционный дом в качестве агента. На это отвечают тем, что гарантия — всего лишь ставка особого вида, которая предлагается до начала аукциона. Если эта ставка достаточно высока, она побеждает. Аукционный дом компенсирует ему тот риск, что он, возможно, заплатит больше, чем если бы делал ставки во время торгов. Это выгодно для рынка, потому что позволяет преодолеть неуверенность консигнанта и представить лот более широкой аудитории.

Кроме того, когда аукционный дом предлагает гарантию или безотзывную ставку, это влечет за собой еще одно следствие: он получает возможность соблазнить консигнанта очень высоким эстимейтом при условии, что низшая граница эстимейта не превышает ставки. Оливер Баркер из «Сотби» говорит: «Когда в игру вступают безотзывные ставки, эстимейты порой становятся довольно агрессивны; тебе приходится управляться с завышенными ожиданиями продавца. В какой-то степени это лишает аукцион его очарования».

Помимо эстимейта, резервной цены и гарантии, в аукционных транзакциях иногда возникают вопросы атрибуции, а также сделок, в которых у аукционного дома есть свой корыстный интерес. Объясню на двух примерах. Первый показывает проблему поддельного искусства с непривычной стороны. Речь идет об арт-дилере Тони Шафрази, который в феврале 1990 года приобрел картину на торгах современного искусства «Кристи» за 242 тысячи долларов. Картина без названия, написана на холсте акриловыми красками и масляными мелками и приписывается Жану-Мишелю Баския, который известен живописью в стиле граффити и неоэкспрессионизма. Баския умер за два года до того.

Согласно аукционному каталогу, консигнант Карло Диас приобрел картину «непосредственно у художника». Позднее выяснилось, что, без ведома Шафрази, отец художника Жерар Баския и арт-дилер Джон Чейм (чья галерея представляла наследие Баския) за несколько дней до аукциона сказали сотруднику «Кристи», что картина «выглядит не так».

По их словам, они попросили «Кристи» снять ее с продажи. В последовавшем судебном разбирательстве было установлено, что человек, с которым они разговаривали в «Кристи», возможно, был служащим низшего звена; Баския и Чейм не позаботились сообщить о своих опасениях какому-либо вышестоящему сотруднику. «Кристи» не отменил торгов.

В 1991 году Шафрази продал картину миланскому коллекционеру Гвидо Орси. При обсуждении цены Шафрази показал ему каталог «Кристи» и провенанс картины и рассказал, по какой цене приобрел. Орси позднее утверждал, что, принимая решение купить картину у Шафрази, полагался в установлении подлинности на каталог «Кристи». Орси говорит: «В «Кристи» сказали, что с нею все в порядке; мне этого было достаточно».

В 2006 году Орси предоставил картину на выставку в Милане. Куратор выставки также посчитал, что она «выглядит не так». Орси обратился за сертификатом подлинности в Комиссию по атрибуции работ Жана-Мишеля Баския под председательством Жерара Баския, членом которой также был Джон Чейм. Неудивительно, что в установлении подлинности было сразу же отказано.

Орси совместно с Шафрази подали в суд на «Кристи», обвиняя аукционный дом в мошенничестве, введении в заблуждение и нарушении контракта. Они утверждали, что «Кристи» мог, но не сообщил Шафрази об опасениях, что картина может быть поддельной. Вопрос заключался в том, была ли это небрежность со стороны «Кристи» — полагать, что картина Баския подлинная. Представители «Кристи» дали показания, что аукционный дом в рабочем порядке проверяет произведения искусства по библиотечным каталогам, каталогам-резоне, книгам о художнике, каталогам предыдущих выставок, а также консультируется с другими специалистами.

Если бы суд постановил, что «Кристи» проявил небрежность, встал бы вопрос: мог ли Орси или другой покупатель после него полагаться на доверие Шафрази к неверным сведениям, предоставленным аукционным домом? Орси утверждал, что мог, и требовал возмещения убытков в размере 2 с лишним миллионов долларов, которые, как он заявлял, равнялись текущей стоимости подлинной картины Баския, плюс возмещение морального ущерба в размере 5 миллионов за неверные сведения. «Кристи» оспорил несколько фактов, о которых свидетельствовал Орси, и ходатайствовал о признании иска необоснованным.

Судья отметил утверждение Орси, что «когда «Кристи» дает гарантию подлинности или провенанса картины, в сфере искусства сложилась общепринятая практика считать, что провенанс произведения искусства твердо и надежно установлен». Суд назвал «Кристи» маркетмейкером — этот финансовый термин еще никогда прежде не звучал в суде для описания аукционного дома, однако он подразумевал, что Орси имел основания полагаться на атрибуцию «Кристи».

Суд постановил, что Шафрази не имеет оснований требовать возмещения убытков, так как перепродал картину с выгодой; в любом случае истек пятилетний срок давности и привлечь аукционный дом к ответственности было невозможно. При этом суд поддержал обвинение в мошенничестве и иск Орси о возмещении убытков.