Суперобъединение или второе пришествие Христа

Глава 15. Порт Марин, Испания

Опытный штурман Борисов у мафии стал неграмотен. Третий механик - пьяница. Четвёртый штурман - перелом предплечья. Ступор. Второй штурман сошёл с ума. Поэта мафия убрала, очередь за философом. И старший помощник капитана сошёл с ума.

Ночь прошла, и кровяные зори

Возвещают бедствие с утра...

"Слово о полку Игореве"

Опытный штурман Борисов у мафии стал неграмотен

В Марин "Каяла" пришла 13-го февраля 1995 года, несчастливая дата. Капитан "зомби" не отстал от третьего помощника. Проходя бухту Виго, Маарулал обвинил Борисова в некомпетентности, "накатав" на третьего штурмана в Балтийское пароходство "телегу". Капитан заявил, что Борисов чуть не посадил "Каялу" на камни. Я понял, что мафия что-то замышляет.

В Марине мы должны были выгрузить 3350 "не контрабандных" пакетов леса.

Мне надо было сматывать удочки, рвать когти, пока мафия не добралась до четвёртого трюма. Четвёртый трюм должны были выгружать в портах Вила Гарсия (Вильягарсия) и Эль-Ферроль. Остатки груза - в порту Сантандер. Но я так далеко не планировал.

Вечером, вместе с капитаном-зомби, напившись пьяным в меру, чтобы соображать, я затеял драку с третьим механиком. Механик не потреблял алкоголь. Он был подшит эспералью, о чём у него был документ, который он мне как-то показывал. Механику нельзя было пить под страхом смерти.

Третьего механика я обвинил в том, что он пьян, заломил ему руки. Пьяный старпом притащил трезвого механика в каюту капитана. В вопросах дисциплины капитан Магасов слушался меня беспрекословно. В моём дневнике на следующий день появилась запись:

Третий механик - пьяница. 15 февраля 1995 года

Пьяный старпом, с пьяным капитаном, еле соображая из-за алкоголя, составили бумагу на трезвого третьего механика.

15 февраля 1995 года, на сретение Господне, отправили трезвого механика, из Марина в Санкт-Петербург, как ненужного, безнадёжного пьяницу.

Через день-два я ожидал, что пароходство меня отзовёт с "Каялы". За пьяный беспредел.

Но в пароходстве поверили в мою бумагу, а в бумагу про эспераль не поверили. Не поверили третьему механику и в экспертизу состояния крови, в которой не было алкоголя на данное число. Экспертиза была испанская, экспертизу, обиженный до глубины души механик, успел сделать в Марине. Но в России иноземная экспертиза не действительна. Как понял, как теперь известно, - у нас в России, кто первый обвинит противника в пьянстве, воровстве или в беспутстве, тот и выиграл.

Осечка! С "Каялы" меня не списывали!

Мафия чего-то или что-то выжидала, теплоход "Каяла" поставили в Марине на отстойный причал. Без выгрузки.

Я запаниковал. Надо было что-то делать, чтобы в пароходстве обратили внимание на бардак на странном мафиозном пароходе. Надо действовать так, чтобы меня списали и уволили из пароходства.

Зачем богатому работать? Пусть прислуга работает! Вскоре в моём дневнике появилась запись:

Четвёртый штурман Шалаев. Перелом предплечья. 24 февраля 1995 года.

Как опытный и мудрый инквизитор, в течение недели я стравливал третьего помощника капитана Борисова Валерия Фёдоровича и четвёртого помощника капитана Шалаева Сергея Олеговича, выдумывая провокационную чушь о профессиональной пригодности подопытных штурманов.

Наконец они подрались, и Борисов сломал Шалаеву предплечье.

24 февраля 1995 года Шалаева я отправил в больницу порта Марин. Бардак был налицо. Но ингушу-чеченцу, капитану Магасову, казалось, было всё равно.

С Магасовым я тоже стал скандалить, но он не просил мне замены.

Я чувствовал, что ослабевший ступор после общения с Даргавсом и Магасовым усиливается.

Доктору Даргавсу я обещал оторвать голову. Об этом наутро, опасливо оглядываясь, рассказывал мне приятель-цыган, начальник радиостанции Матвеев, по кличке Ба Ку. Цыган Ба Ку с испугом говорил, что я обозвал Даргавса "тупым осетинским чеченцем с раздвоенным змеиным языком". Оскорблённый Даргавс обещал, что в Питере, с помощью земляков, разберётся со мной по-серьёзному.

Я отвечал начальнику-цыгану, что не помню своих слов, хотя в тот день выпил мало. Пришлось вновь обратить внимание на свою заторможенность, на свой ступор.

Ступор

Ступор, в каком-то смысле, был мне на руку, оставаясь якобы в состоянии прострации, фиксировал все действия контрабандистов. Банду поставил на "счётчик", контролировал контрабандистов каждую секунду. В моём кармане лежала калька, где почерком Даргавса было написано:

"Вакулян Азиз Ильич, генерал-лейтенант ГРУ, Москва".

И московский номер телефона. Отсюда следовало, что на этой войне с контрабандистами я не мог воскликнуть, воодушевляясь: "Ребята! не Москва ль за нами?" Поганая Москва была за ними. За погаными.

Имя генерала было какое-то прошлое, айзербайджанское, зороастрийское, персидское. Фамилия армянская, а отечество русское. Координаты генерала понадобились какому-то имаму, и какому-то бен Ладену. Кремлёвский горец обеспечивал переброску в Чечню сто миллионов долларов для террористов, сиречь для чеченцев-повстанцев. Для борьбы с русскими.

Деньги, как знает глупая читательница, находились в четвёртом трюме теплохода "Каяла". Находились. А где они находятся, знает только умненький читатель, и воинствующий, хитрый старпом с "Каялы".

Баба-цензор, глупая представительница российских спецслужб, любительница чтения чужих писем, на дату 1995 год, февраль месяц, прочтёт в моём дневнике такую запись:

Дубровский сошёл с ума. 26 февраля 1995 года. Порт Марин

Стонет братья Киев над горою.