Супостатка
Шрифт:
отдрнул.
– А-а-а,- вскрикнул, и обрадовано, усмехнулся: слышу!
Тишина была за стенами. Отодвинул "занавеску", глянул: стояла сырая тишайшая
лунная ночь.
Переодевшись в сухое, развл костр, потом решил сходить глянуть, как там мо
хозяйство.
Поросята были живы-здоровы, с завидным аппетитом хрумкали незрелыми
желудями. Двор и загон было не узнать: всюду обломки веток. Даже два упавших дерева
рядом с загоном, одно разломало пополам жерди ограды. Поросята могли спокойно
убежать в брешь, но, почему-то
зелными бочонками вместе с листвой. Возможно, поросята решили, что не разумно
куда-то бежать, когда вот халявная кормушка, ешь - не хочу.
– Борька, Машка, привет! Приятного аппетита.
На секунду оторвались, глянули, хрюкнули, и вновь опустили пятачки к земле.
– Спасибо, ребята, что не убежали.
Чувствовал я себя превосходно. Видимо, в шкурах, после малинового чая, добротно
пропотел и избавился от простуды. Попив душистого чая - зверобой и мята-с медком,
вообще, будто допинг принял: руки так и чесались чего-нибудь делать. Я пошл им на
встречу: занялся расчисткой двора.
Работалось с наслаждением. Запахи потрясающие, а эхо от стука топора
разносилось на сотни метров, причудливо дробилось. В эти минуты мне казалось, что
чудеснее музыки я ещ не слышал в своей жизни. Даже возникшая на периферии
сознания мысль, что я эгоист беспокою животных, ввожу их в смятение, воспринималась
как незначительное пятнышко на стене "концертного зала".
Обалдевшая луна зависла наискосок над поляной и пялилась во все глаза.
Я расчистил двор от бурелома, починил изгородь. Все ветки побросал в одно место
– на поросячий домик. Теперь он походил скорее на медвежью берлогу, чем на сарайчик.
Зимой сверху насыплет снег и будет внутри, думаю, тепло. Свинка, вроде, в возрасте,
когда пора уже беременеть, так что к весне можно ожидать поросят.
Странная, однако, вещь: дикие, ограничили им свободу, а они повозмущались чуток
и успокоились. Вот даже не сбежали, когда была возможность. Так и хочется сказать:
мудро рассудили, что в неволе жить гораздо спокойнее и комфортнее. Защита от
хищников и о пропитании не надо думать, сбивать ноги в поисках. Кто там говорил, что у
свиней нет мозгов?
Утро не наступало. Интересно: сколько сейчас времени? А, собственно, какая
разница...
Закончив с двором, чуток передохнул, с наслаждением попил чайку. После чего
отправился проверить тропу к "Карповке" и "водопровод". Здесь было много ужаснее, чем
заваленный ветками двор: тропа исчезла под буреломом, а "водопровод" разметало в
разные стороны. Чтобы восстановить и тропу и водосток придтся попотеть, думаю, в
течение дня. Как говорится, обидно, досадно, но ладно.
При всех ужасных последствиях, ураган для леса вс же полезен: приносит
оздоровительное очищение. Лес обновляется: сломаны сухие сучья, ветви, бесполезные,
балластные, свалены мртвые стволы, и те, что больны, слабы,
тем самым, освобождаяпространство для молодых здоровых побегов. Лес становится зеленее и гуще, вкуснее
36
запахи. Осознавая вс это, уже иначе смотришь на все кошмарные завалы: вздохншь,
жалея лишь себя, крепче перехватишь топорик - и раззудись плечо, размахнись рука.
Я продвинулся метров на двадцать, когда внезапно, во время паузы, услышал
странный звук. Не то ребнок плачет, не то котнок жалобно мяукает. Затаил дыхание,
вслушался: звук долетал слева.
Через пару минут я остановился перед большим пушистым кустом. Если не
ошибаюсь, это можжевельник. Полуплач-полустон рождался внутри куста, просачивался
сквозь густое сплетение веток и уносился вглубь леса.
Я раздвинул ветви: на подстилке изо мха и травы лежала рысь. Вид у не был
удручающе жалкий: худая, грязная, окровавленная - вместо уха кровавая бляшка, задняя
нога до колена, точно в красном чулке, шкура с хвоста содрана, торчат оголнные
косточки.
Рысь чуть приподняла голову, глянула на меня мутными от слз глазами,
попыталась угрожающе зашипеть, но прозвучал лишь сиплый стон.
– Тихо, тихо, подруга, успокойся. Считай, тебе крупно повезло: я помогу тебе.
Скинул с себя куртку. Рысь вновь слабо зашипела, хотела привстать, но лапы
подломились, и она неуклюже ткнулась мордочкой в мох. И затихла.
Я быстро сгрб е в куртку и, прижимая к груди, рванул к себе. Очаг ещ теплился -
бросил лохмотья бересты, сверху сухих дровишек. Огонь, точно осознавая важность
момента, занялся лихо, осветив помещение.
Кроме уха, ноги и хвоста у рыси было ещ несколько рваных ран на боках, на спине,
на шее. Либо это боевые раны, либо, бедняга, угодила в эпицентр стихии.
На стенах у меня висели пучки различных трав. Я уже говорил, что непонятно каким
образом, точно по наитию, я вс время их собирал. Не ведая названий, тем не менее,
одни употреблял для чая, другие бросал в суп, третьи, откуда-то знал, какие недуги лечат.
Вот и сейчас, словно кто изнутри подсказал: отщипнул от трх пучков по чуть-чуть,
бросил в туесок, налил воды, специальной рогулькой вынул из костра разогретый камень
и опустил в туесок. Зашипело, забулькало, в воздухе запахло сладковато-пряным.
Откуда я знал, что этим отваром нужно промыть раны, а затем залить их топлным
жиром? Генетическая память пробудилась? Вполне может быть.
Вобщем, минут через двадцать пациентка - рысь была самкой, на вид чуть более
года от роду - лежала на шкурах вся в сальных пятнах. Похоже, она пребывала в
полуобморочном состоянии: сопротивлялась вяло, сумбурно. Рядом с е ложем я
поставил миску с водой и плоскую тарелку с мелко нарубленными кусочками мяса.
После чего вымыл руки, заварил свежий чай, и позволил себе расслабиться.