Сурикэ

Но Шарль отказался садиться, он молча поклонился, поставил ружье на пол и, облокотившись на него скрещенными руками, стал говорить.

Хотя он и был адвокатом, но не всегда отличался красноречием; в противоположность своим собратьям в парижском парламенте, он, вместо того чтобы запутывать предлагаемый вопрос, старался разъяснить его насколько возможно; он всегда прямо шел к цели.

Как видите, это был очень странный адвокат, которого бы парламентские адвокаты забраковали окончательно.

В ту эпоху адвокаты парижского парламента пользовались громкой репутацией самых красноречивых в целой Европе.

Я не знаю, каковы они теперь, но во всяком случае я не позволю себе резко выразиться по этому поводу, боясь ошибиться.

— Графиня, — сказал Сурикэ, еще раз почтительно кланяясь дамам, — мой долг предупредить вас о том, что значительная партия ирокезов едет почти вместе с нами чуть не от самой крепости Дюкен.

— Что вы говорите? — воскликнула графиня с ужасом.

— Это верно, но успокойтесь, если мы знаем об их близком присутствии, зато они и не подозревают о нашем; они едут на расстоянии нескольких выстрелов впереди нас.

— Но если это так, то нам и бояться нечего?

— Может быть, но эти краснокожие беспокоят меня, и я не понимаю их действий; я не могу догадаться, что они хотят, какова у них цель; они могут совершенно неожиданно повернуть назад, и тогда нам придется защищаться.

— Ну что ж, мы будем защищаться, вы этого боитесь?

— Конечно, потому что наша роль в борьбе будет худшая.

— Каким образом?

— По военной тактике, которая всегда строго соблюдается…

— Что вы говорите?..

— Я говорю, что роль защищающегося всегда хуже роли атакующего.

— Это возможно, даже больше, это верно, если только вы так думаете, но мне кажется, что эти индейцы такие же путешественники, как мы, что они совсем ничего не знают о нас и, следовательно, не имеют ничего против нас, не забывайте, что с вами женщины, что вы клялись защищать их и, по возможности, избегать всяких стычек с краснокожими, которые будут попадаться на дороге до тех пор, пока вас не вынудят к этому, не правда ли?

— Совершенно верно.

— Итак, — сказала графиня, улыбаясь, — что вы теперь скажете?

— Я скажу, — отвечал охотник, опуская голову, — что теперь, графиня, после сделанной вами чести отклонить меня от задуманного решения, я более прежнего считаю своим долгом немедленно атаковать ирокезов и уничтожить их всех, если только буду в силах.

— Я не понимаю вас, дорогой друг.

— Это так просто, графиня; если бы я имел дело с каким-нибудь другим племенем, я вступил бы с ним в переговоры и, может быть, избежал бы кровопролития.

— Почему же теперь не попробовать сделать того же?

— Я сделал бы, если бы и племя, и вождь были не те, что плывут впереди нас.

— Значит, он ужасен, если так пугает вас? — спросила графиня с легкой иронической улыбкой.

Но Сурикэ твердо выдержал этот меткий удар.

— Этот вождь меня не пугает, графиня, — ответил он спокойно, — но это тот самый вождь — как ни тяжело мне это говорить, но вы сами вынуждаете, — который вторгся в Бельвю и убил ваших слуг, похитил м-ль де Прэль и ограбил ваш дом; это тот самый Нигамон, который был ранен и бежал, бросив все награбленное не только у вас, но и на других разоренных и сожженных им плантациях. Он наш смертельный враг, краснокожие не прощают никогда.

Дамы побледнели от страха, Марта де Прэль тряслась, как лист во время бури. Наступило молчание. Сурикэ первый заговорил.

— Но это еще не все, графиня, у этого человека есть какой-то тайный план, которого я не могу отгадать, с ним есть белый, как видно по следам.

— Простите меня, если я оскорбила вас своими словами, вы так чистосердечны, преданны; я никогда не прощу себе, что позволила говорить так, если вы сами не простите меня, — добавила она с очаровательной улыбкой.

— Мне не за что вас прощать, графиня, потому что все это говорилось в минуту увлечения, минута прошла, и вы сами пожалели о сказанном.

— Это верно, и я очень счастлива, что вы поняли меня, итак, ваше намерение?..

— Как только можно скорее атаковать Нигамона, графиня. Вы знаете, как жалко мне проливать кровь. Но в данном случае, я обязан оборонять ваше спокойствие и всех дам; если бы этот человек только подозревал, что вы так близко, он давно бы напал на нас и жестоко отомстил бы нам.

— Это правда, мой друг, все попытки миролюбивых переговоров с этим человеком для нас — потерянное время, которым он воспользуется, чтобы нам же повредить.

— Поэтому-то я спешу застичь его неожиданно.

— Да, — вскричала нервно Марта, — убейте этого злодея, убейте его, Шарль!

— Постараюсь, — отвечал он, смеясь, — если ему удастся бежать, это будет уже не моя вина.

— Благодарю вас, теперь я спокойна.

— Глупый ребенок, — сказала, улыбаясь, графиня и, обращаясь к Шарлю Лебо, добавила: — Какова же будет наша роль в этой кровавой трагедии, Шарль?

— Позвольте мне еще одно слово сказать, графиня.

— Говорите, дорогой друг.

— Я хотел бы знать, сознаете ли вы теперь необходимость нападения?

— Да, совершенно, и вполне разделяю ваше мнение, что нельзя терять времени.

— Я могу теперь же действовать?

— Когда угодно.

— Это решено!

— Но вы мне не ответили на вопрос, Шарль.

— Я отвечу, что вам не придется принимать участия.

— Это нетрудно.

— Прежде всего вас нужно укрыть от всевозможных оскорблений.

— Но как?

— Есть два способа.

— Первый?

— Отвезти вас на тот остров, который вы видите.

— Одних?

— Избави Боже! Пятнадцать воинов из племени гуронов, под предводительством Эмервие и моего друга Мишеля Белюмера, будут при вас безотлучно.

— Другой способ?

— Он прост, графиня.

— Я слушаю.

— Остаться здесь.

— Я предпочитаю второй, — сказала графиня.

— И мы также, — повторили в один голос остальные дамы.

— Хорошо, мадам, оставайтесь, если вы этого желаете.

— Да, очень желаем…

— Между тем остров…

— Не говорите о нем, я ни за что на свете не соглашусь.