Суровая нежность

Магнус поморщился. Кеннет Сазерленд оказался раздражающе упрямым. Ни в какую не желал оставить в покое смерть Гордона. Его вопросы делались все опаснее и все ближе к правде. Кажется, единственный способ заткнуть его – это отвлечь поединком.

Его детский соперник показывал себя вполне достойным противником, способным отвлечь и его самого. Магнус нахмурился, признавая, что мастерство Сазерленда улучшилось более, чем он ожидал. Помня о королевском предостережении страже не привлекать слишком много внимания к их мастерству, Магнус придерживался вольного боя и легкого состязания и оставлял без внимания вызовы, устоять перед которыми становилось все труднее. Так и чесались руки заткнуть Сазерленда раз и навсегда.

Но была в этом и светлая сторона. По крайней мере не приходилось терпеть открытые ухаживания Монро за Хелен. Оруженосец Сазерленда уже с неделю как отправился на поиски врачевательницы. Если его не будет еще с неделю, то к тому времени, как он вернется, Магнус и королевская свита уже уедут.

Благодаря уходу Хелен король быстро выздоравливал. Брюс утверждал, что никогда не чувствовал себя лучше и только угрозы Хелен удерживают его в постели. Черт, Магнус не питает любви к овощам, но, возможно, в этой простой крестьянской пище, которой она пичкает короля, что-то есть. Давно у короля не было такого здорового цвета лица.

Он потопал назад, в крепость. К несчастью, тропа привела его прямехонько к тому месту, где он наткнулся на Хелен и Монро. При виде дерева, возле которого Монро целовал ее, его обуяла злость. Так и порешил бы его к чертям собачьим.

Но напоминание о собственной слабости только взбесило еще больше. Не надо было ему целовать ее. Он взревновал, стоит признать. Просто ослеп от ревности. И не думал головой.

Он не настолько глуп, чтоб считать, что она больше не выйдет замуж. Все дело в Монро, говорил он себе. Ему невыносимо видеть, что ее завоевывает мужчина, который столько раз унижал его в юности и никогда не упускает возможности напомнить ему об этом.

Это не состязание. Но у него такое чувство, словно он проигрывает.

Он, славящийся своим сдержанным, ровным нравом, вернулся в замок в препаршивом настроении. И оно стало еще хуже, когда он вошел в башню и увидел Хелен, стоящую у лестницы.

Она была не одна. Монро, сукин сын, вернулся. Но что-то было не так – или так, зависит от точки зрения, – ибо оруженосец Сазерленда был туча тучей и, кажется, с трудом сдерживался, чтоб не выйти из себя.

– Не глупи, – проговорила Хелен. – Я прекрасно могу отнести поднос.

– Я настаиваю, – сказал Монро, забирая у нее поднос с едой для короля. – Тебе надо пойти в свою комнату и отдохнуть. У тебя усталый вид.

Судя по голосу, Хелен старалась сдержать свое нетерпение.

– Я не устала. Говорю же тебе, со мной все в порядке. Мне надо взглянуть на короля.

– Какие-то сложности? – поинтересовался Магнус, давая знать о своем присутствии. Он скрипнул зубами; эти двое были слишком заняты, чтоб заметить его.

Хелен обернулась на звук его голоса и ахнула. А он и сам едва не сделал то же самое.

Иисусе! Случалось ему принимать удары молота в грудь, которые были куда менее сотрясающими.

Все, что он видел – это два восхитительных холмика кремовой плоти, возвышающихся над тугим квадратным вырезом.

Он и не представлял, какие упругие…

Он и не представлял, какие совершенные…

Да и откуда? Платья, которые она обычно носила, были модными, как и подобает леди ее положения, но вполне скромными. Это же платье облегало каждый дюйм тела, демонстрируя прелести и изгибы, о существовании которых он и не подозревал.

Зато теперь он в курсе. Знает их точные очертания и размер. Знает, что если обхватил бы груди, чтобы поднести их ко рту, мягкая плоть не поместилась бы в его больших ладонях. Знает глубину прелестной ложбинки между ними и что соски выступают маленькими острыми бугорками меньше чем за полдюйма от края выреза. И знает он все это потому, что розовый шелк платья почти ничего не скрывает.

Во рту пересохло. Внезапно причина гнева Монро стала яснее ясного.

Жилка на виске задергалась. «Не твоя», – напомнил он себе. Но, ад и все дьяволы, если б была его, он оттащил бы ее в их комнату и разорвал бы чертово платье пополам.

Лишь подозрение, что платье и было рассчитано именно на такую реакцию, помогло ему не утратить самообладания.

– Я возьму поднос, – сказал он. – Я все равно иду к королю.

– В этом нет необходимости… – начал было Монро.

– Я настаиваю, – отрезал Магнус со сталью в голосе. – Король не принимает посетителей.

От Монро не ускользнуло прозвучавшее в этих словах пренебрежение. Улыбка его была натянутой.

– Конечно. – Он вручил Магнусу поднос.

Но в одном они с Монро сходились: никто из них не желал по причинам, о которых они не собирались сообщать Хелен, чтобы другие видели ее в таком виде.

– Монро прав, – сказал Магнус. – Пожалуй, тебе стоит пойти в свою комнату и отдохнуть. «И поменять это треклятое платье».

Отведя глаза от опасности, он решительно посмотрел ей в лицо и увидел крошечную морщинку у нее между бровями. Тонкие и изящно изогнутые, бархатистые темно-коричневые дуги лишь слегка отливали рыжиной.

– Я не устала. Заверяю вас, я прекрасно выспалась. – Она перевела взгляд с одного на другого, словно почувствовав, что тут кроется что-то еще. – Отдохну попозже. После того, как позабочусь о короле и полуденной трапезе.

Магнус скрипнул зубами, Монро тоже. Не дав им возможности возразить, она подхватила юбки своего неприличного платья и упорхнула вверх по лестнице. Магнус обменялся с Монро взглядом и потопал следом.

Трапеза обещала быть очень длинной.

Глава 12

– Еще эля, ваша милость?

– Да, благодарю вас, леди Хелен, – с готовностью отозвался король.

Хелен склонилась над полулежащим королем, чтоб подлить эля в его кубок. Король с признательностью улыбнулся, и она повернулась к каменнолицему мужчине с ним рядом. Держа кувшин перед грудью, спросила:

– Магнус? Выпьешь?

– Нет, – резко бросил он, но потом добавил любезно: – Спасибо.

Она искала каких-либо признаков, что он обратил внимание на платье или на то, как грудь грозится вывалиться из корсажа всякий раз, когда она наклоняется вперед, но лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Брат оказался прав: он не заметил бы, даже если б она была совсем голой. Глупая затея была с этим платьем. Она немного нервничала, надевая его, ибо еще никогда так не выставляла напоказ свою грудь, но, как видно, напрасно. С таким же успехом можно было облачиться в монашеский балахон – результат был бы тот же: полное безразличие.