Суровые дни. Книга 1

А разве не ждет встречи она? Вот она стоит на берегу реки и только делает вид, что наполняет кувшин водою, а сама то и дело посматривает на горы. Она встретит его теплым взглядом, и они молча постоят рядом, понимая друг друга без слов. Ни разу еще им не довелось поговорить наедине. О аллах, какое это, наверное, оглушающее счастье!

Но — что это? Берег Гургена пуст. Неужто он опоздал? Неужто Менгли, устав от ожидания, ушла домой? Не может быть! Солнце еще не спряталось в своей горной кибитке. Вон несколько женщин поднимаются с кувшинами по склону холма. Не с ними ли красавица Менгли? Но она имела обыкновение ходить за водой одна, без подруг. Ее нежная душа была полна желаний и надежд на счастье, она жила одной мыслью — встретиться с Махтумкули, из его собственных уст услышать прекрасные газели, которые она так часто повторяет про себя в бессонные ночи. Многие из стихов поэта она заучила наизусть, и сердце ее, нежное девичье сердце, тянулось к поэту, как растение тянется к воде. Как мечтала она раскрыть ему свою душу! Но что поделать, если глухая стена дедовских обычаев отделяет ее от любимого. Они — рядом, но между ними — гора Кап [9] .

9

Кап — мифическая гора на краю света, которая якобы служит опорой небесному своду.

Итак, она не дождалась.

Он подошел к берегу и долго наблюдал за прихотливыми струйками, которые, словно живые, бормотали друг другу что-то. И чем дольше он смотрел, тем яснее проступало на поверхности воды прекрасное лицо Менгли. Глаза ее излучали ласку, губы улыбались, но было в этой улыбке что-то грустное, тайное страдание пряталось в изгибе желанных губ.

Он присел на корточки, чтобы поближе рассмотреть дорогое видение, и лицо Менгли приблизилось настолько, что он ощутил ее теплое ароматное дыхание. Он осторожно протянул руки к воде, чтобы коснуться блестящих черных кос. и видение поблекло и исчезло.

Вздохнув, молодой поэт взял коня под уздцы и пошел к холму. И сразу же увидел одинокую девичью фигурку с кувшином на плече. Менгли! Как легко и осторожно ступает она. Словно не живое создание, а воздушная пери плывет, не касаясь земли. По сторонам посматривает, как робкий джейран, идущий на водопой.

Увидев ожидающего юношу, Менгли остановилась в смущении. Махтумкули бросился к ней, осторожно взял за локти. Она зарделась, потупившись, и тогда он безотчетно, не думая, что их могут увидеть, прижал ее к груди. Она очнулась, легко выскользнула из его рук и, обласкав джигита любящим взглядом, побежала к реке.

Да, встреча произошла вот на этом самом месте, у стыка тропинки и оврага. Вся душа его принадлежала Менгли. Много стихов сочинил он в честь любимой. Но так и не смог ни поделиться с ней мечтами, ни прочесть ей стихов:

Менгли мелькнула на мгновение, словно солнце, прорвавшееся сквозь тяжелую завесу туч, и исчезла. Исчезла навсегда. Он и сейчас видит ее глаза, которые сияют как маленькие черные солнца, но их лучики уже не согревают его старую душу, уставшую от невзгод и тяжести жизни.

Тогда, после встречи с нею, Махтумкули вернулся домой, полный счастья и поэтического вдохновения. С помощью брата Мамедсана он развьючил лошадь и, улегшись на подушки посреди глинобитной мазанки, тростниковым каламом написал в честь возлюбленной новые вдохновенные строки.

Окажи мне вниманье, скажи, где твои сладостный дар? Я с товаром богатым пришел на любовный базар. Я на нем заблудился и встретил владычицу чар. Говорят: у влюбленных душа превращается в жар, И крыла мои в пламени затрепетали, Менгли! Кто ты? Райская роза иль вешний подарок земли? Соловья полонили, забыли его — и ушли; Мимо запертой клетки мелькнули ресницы твои. о, зачем твои стрелы меня пощадить не могли? Одержим я, в живых я останусь едва ли, Менгли!..

И калам и бумага принадлежали его отцу Довлетмамеду. Здесь же лежали листки с незаконченной поэмой «Вагзы-Азат», и Махтумкули прочел стихи о том, что падишаху необходимо быть добрым и что убить человеческую душу в тысячу раз хуже, чем разрушить Каабу [10] .

Махтумкули не раз перечитывал написанное отцом, многие строки знал наизусть. Он гордился отцом, который считался талантливым поэтом и ученым, изучившим семьдесят две науки. Газели Довлетмамеда были популярны среди туркмен вплоть до Бухары и Хивы.

10

Кааба — мечеть в Мекке, главный объект паломничества мусульман, святыня суннитов.

И Довлетмамед тоже гордился сыном. У него было трое сыновей — Абдулла, Мамедсапа и Махтумкули. Все трое прекрасные джигиты. Отец никого из них не обделял лаской, но с младшим, с Махтумкули, он связывал свои лучшие надежды, в нем он видел себя. Махтумкули так же тянулся к знаниям, как и Довлетмамед, у него обнаружился талант поэта, талант, пожалуй, даже более яркий, чем у отца. Довлетмамед собирался послать его в Хиву, в знаменитую медресе хана Ширгази, чтобы сын изучил там философию и другие науки. Ответ на ходатайство был уже получен, и Довлетмамед ждал только попутного торгового каравана.

Махтумкули много слышал и о Хиве, и о медресе Ширгази. Он очень хотел учиться. Но как же он оставит Менгли? Как сумеет прожить долгие годы, не видя ее глаз? Поделиться бы с кем-нибудь из друзей сомнениями, попросить совета. Да разве можно найти советчика в таком деле…

В медресе Ширгази Махтумкули с головой окунулся в необъятное море знаний. Он занимался, не считаясь со временем, не щадя сил. С усердием взрослого и увлечением юноши изучал он произведения великих мыслителей, написанные на арабском, персидском, джагатайском языках. Его прилежанию и способностям удивлялись не только желторотые ученики-талибы, но и умудренные знаниями мюриды и пиры, смотревшие на мир с высоты минаретов.

Строки его стихов разлетались далеко за стены медресе, кочевали среди народа, парили над необъятными туркменскими степями.

С большим успехом закончил он медресе. Не было преград на пути к любимой. Самое трудное осталось позади.

Но как часто надежды лопаются, словно пузыри, поднимающиеся со дна старого водоема! Уже год, как Менгли ходила с яшмаком [11] у рта, уже год была она женой крупного бая.

Для Махтумкули померк солнечный свет. Он ходил отшельником, избегая людей, и темные мысли, которые подсказывает человеку отчаяние, толкали к необдуманному. Любимая была потеряна навсегда, но любовь упорно не хотела умирать. Нестерпимые муки принесла она Махтумкули.

11

Яшмак — платок молчания, им закрывают рот замужние женщины.

Да разве одна она! В сражении с кизылбашами был убит Абдулла. Без вести пропал Мамедсапа. Не выдержав потери сыновей, навсегда распростилась с неблагодарным миром мать.

Способно ли человеческое сердце выдержать сразу; столько испытаний? Очевидно, способно, потому что Махтумкули выдержал. И старый Довлетмамед, пытаясь держаться с обычной степенностью и спокойствием, тоже выдержал и даже утешал сына: «Не мучай себя переживаниями, сынок. Во всем происходящем — воля аллаха, и никто из смертных не избежит уготованной ему участи».

Участь, участь… Кто ее предопределяет? Чьей рукой движется колесо человеческой жизни? Может быть, не аллах, а сами люди? Вот надо бы женить Махтумкули. А как это сделать, если дом твой покинул достаток, если последнее, что у тебя было, ты отдал год назад за жену Абдуллы? Нет денег в кармане, нет скота в агилах. Есть только сын, страдающий от потери любимой, и есть сноха, ставшая вдовой. Может быть, соединить Махтумкули и Акгыз? Сын может обидеться и воспротивиться, но он не пойдет против обычая, против воли отца. Пусть не будет любви, но будут внуки. Не всегда жизнь строится на любви.