Суровые времена
Шрифт:
Если только явится…
87
Своей тактической задачи не выполнил ни один отряд Душил, однако рейд их увенчался психологическим успехом. Город был ошеломлен. Власти – шокированы. Всеобщий ужас не шел ни в какое сравнение с причиненным уроном.
Впрочем, капитан взял ситуацию в руки и развернул кругом.
На следующее же утро, пока большинство из нас все еще боролось с чувствами, он под старой личиной Освободителя отправился к таглиосским солдатам. Он объявил новую эру всеобщей, беспощадной войны с Хозяином Теней и туга,
Освободитель сказал народу, что годы подготовки позади. Настал час правого суда над нечестивыми.
Но немедленное выступление означало ведение войны в зимнее время. Я спросил Старика, действительно ли он намерен выступать, не дожидаясь потепления.
– Именно. Более или менее. Ты знаешь, где они закрепились; ездил туда на Копченом. Что я хочу сказать: надо быть полным безумцем, чтобы в самый снегопад прорываться сквозь Данда Преш.
Безумцем, значит…
– Солдатам придется тяжело.
– Если выдержал старый хрен вроде меня, то и все выдержат.
Верно. Только некоторые перенесут все это лучше прочих.
Некоторые – просто одержимы…
Черт возьми, одержимости и ненависти в Черном Отряде хватит на всех.
Работа сделалась для меня всем. Злые времена миновали. Я не проваливался более в ужасы вчерашнего дня, дабы избежать ужасов дня сегодняшнего – это я знал наверняка. Однако спалось мне плохо. За стеной сна до сих пор скрывался ад. Я закопался в Анналы, переписывая наново все, что пожрал огонь. Для этого я без устали и пощады гонял Копченого в прошлое, проверяя свои воспоминания.
Весть о новом положении распространилась по таглиосским землям так быстро, как только могут поспевать копыта лошадей.
Госпожа начала собирать армию и обучать ее навыкам войны со сгустками тьмы, по коим Хозяева Теней получили свое название.
До меня дошло, что Гоблин совершенно пропал куда-то, но – только через несколько недель после его пропажи. Я боялся, что его убили, но Ворчун, казалось, не слишком беспокоился.
Одноглазый был страшно раздосадован. Он так отчаянно старался свести своего приятеля с моей тещей, а того и след простыл!
В ночи, когда ветер не проникает в палату сквозь разбитые, потускневшие окна, не гарцует по опустевшим коридорам и не шепчется с мириадами ползучих теней, крепость сию наполняет безмолвие камня.
Холодные, жестокие сны кипят внутри фигуры, распятой на троне, истлевшем от древности своей. Вот луч света пробивается к ней. Фигура вздыхает, втягивая свет, и испускает волшебный шар своих сновидений, и шар тот, непостижимым образом отыскав дорогу сквозь извилистые коридоры неподвижности, устремляется в мир в поисках сознания, что воспримет его. Тогда Тени по всей равнине исчезают, словно стаи пескарей, почуявших, приближение могучего хищника.
Звезды подмигивают им с холодной насмешкой.
Так было, так есть, и так будет.
88
Обитель боли?
Издевательский смех.
Да, она прекрасна. Почти так же, как я. Но она – не про тебя.
Женщина заботливо укрыла ребенка на ночь. Каждый жест ее был исполнен грации.
Я… Внезапно там оказался я.
НЕТ! Не про тебя! Она моя!
Твое – лишь то, что дам тебе я. Я даю тебе боль. Вот она, обитель боли.
Нет! Кто бы ты ни…
СТУПАЙ!
89
– Уф-ф-ф!
Я открыл глаза и увидел Тай Дэя с дядюшкой Доем. Они встревоженно смотрели на меня. Я помотал головой, удивленный столь скорым их возвращением.
Я лежал на полу в своей рабочей комнате, но одет был для сна.
– Что я тут делаю?
– Ты ходил и разговаривал во сне, – отвечал дядюшка Дой. – Чем и встревожил нас.
– Разговаривал?
Никогда еще не разговаривал во сне. Впрочем, и не ходил никогда.
– Разрази его все, у меня снова был припадок!
Но на этот раз я кое-что помнил.
– Это нужно записать. Прямо сейчас, пока не забыл.
Я ринулся к столу и тут же осознал, что не имею ни малейшего понятия, как об этом писать. С досады я отшвырнул перо.
Вошла матушка Гота с чаем. Налила мне, затем дядюшке Дою, а после и Тай Дэю. Смерть Сари глубоко ранила ее душу, подавив вздорность ее характера. Сейчас она проделывала все чисто машинально.
Так продолжалось уже не первый день.
– В чем твоя беда? – спросил дядюшка Дой.
– Как тебе… Все помню, а вот объяснить…
– Если так, нужно расслабиться. Перестань бороться с собою. Тай Дэй, подай учебные мечи.
Я хотел было заорать, что сейчас не время, однако мечи были дядюшкиным средством от всех напастей. Принять оружие, проделать учебный ритуал, повторить позиции – все это требует полной сосредоточенности. И всегда действовало, вопреки всему моему неверию.
К нам присоединилась даже Гота, хотя умела она еще меньше моего.
90
В ту ночь, когда я пытался найти дорогу наружу из палаты Копченого, я гадал, не разбросал ли Одноглазый по коридорам чар, сбивающих с пути. Оказалось, что да, к тому же разбросал их по всей заброшенной части дворца, чтобы наше местоположение ничем не выделялось. Он дал мне амулет из разноцветных зачарованных шерстяных нитей, велев носить на запястье и сказав, что это позволит мне свободно ходить сквозь его чары и в голове не станет мутиться – по крайней мере, больше, чем обычно.
– Будь осторожен, – предостерег он. – Я эти заклятья меняю каждый день – ты же теперь регулярно с Копченым работаешь. Не хотелось бы, чтоб кто-нибудь – особенно Радиша – вломился, пока душа твоя вдали от тела.
В этом имелся смысл. Копченый для нас был бесценен. Такого прекрасного орудия для добычи сведений никогда прежде не бывало, и мы не могли рисковать, делясь им с кем бы то ни было.
Старик вручил мне перечень необходимых ему регулярных проверок. Там упоминалось и плотное наблюдение за Ножом. Однако полученными сведениями он не спешил пользоваться. Наверное, отсиживался тишком, дабы Нож набрался самоуверенности. И уж заодно решил за нас проблему религиозных раздоров.