Сущность зла

Герцог снова прикрикнул на начинающее мерцать изображение. Казалось, он разговаривает с испорченным телевизором.

Герцог внимательно осмотрел униформу пилота и затем удовлетворенно кивнул:

–  Но ведь это ты не пускаешь меня в свои воспоминания – скажи честно?

–  Нет. Это всего лишь побочный эффект. Сам подумай – не так просто принять на себя чужую жизнь.

–  Да все ты знаешь и понимаешь сам, в чем дело! – разъяренно закричал на него Герцог, словно надеясь, что на этот раз в изображении Диксона появятся новые подробности: может быть, он получит его рентгенограмму. Он понял, что чем больше разговаривает, что называется, «на взводе», тем ближе к истине. Не так просто раскусить этого хитрого пилота.

–  Разве не ты заставил меня пройти через всю эту грязь, весь этот ужас на «Хергест Ридж»? Ты сам пошел на это, Диксон. Потому что ты не мог жить после войны – но так у тебя оставалась надежда – жить и в послевоенное время. Куда легче – жить в моем теле и не отвечать за поступки, которые совершаешь!

–  Я мертв. Меня больше нет. Я только кажусь тебе.

–  Знаю, – оборвал его Герцог. – Но ведь смерть – это еще не все. И это узнаешь только там, разве не так? Что же это, если не твой второй шанс?

–  Нет, – откликнулся Диксон. – Это я – твой второй шанс.

–  Что ты совершил такого в своей жизни, что дает тебе право манипулировать мной?

–  То, что я сделал, может оказаться важным для тебя, только если ты научишься этому.

–  И что же это? – воскликнул Герцог.

Диксон задумчиво потер глаза и снова стал исчезать.

–  Нет! – приказал Герцог.

Изображение подчинилось.

–  Я прекрасно владею собой, Эрик. И теперь ты мне расскажешь все, что с тобой случилось.

Диксон демонстративно стряхнул пыль с рукавов униформы.

–  Это ты расскажешь мне. Герцог снова закрыл глаза.

–  Рэй. Она просила попытаться спасти его. Говорила, что пыталась сама спасти его. Пыталась удержать его от...

–  ...тебя самого, – нашелся Герцог. – Как и Фортунадо.

–  Нет. Не как Фортунадо.

–  За деньги Максимилиана Барриса.

–  Терминальная анестезия.

–  И почему же ты не позволил Рэй сделать то, что она хотела – спасти тебя?

–  Разве не ясно, Герцог? Потому что у нее могло это получиться. У нее обязательно получилось бы. Потому что потом я в самом деле мог прожить долго, как распоследний сукин сын – жить без того, что делало меня счастливым: без охоты на арколианцев. Да я был бы после этого просто ублюдком!

–  Но она любила тебя, Эрик.

–  И я любил ее, Герцог. Даже, может быть, больше, чем любил Лей Бранд. Я не мог сделать этого для нее. Я заставил ее постричь волосы и одел, как Лей, чтобы не забыть никогда. Но куда легче оказалось пить.

–  И еще легче – убить себя.

–  Понимаешь, Герцог, для меня это было важно. Всю жизнь я был в центре внимания, самовлюбленный пилот-герой. Женщины, слава, деньги – все падало к моим ногам. И я поставил жизнь Рэй во главе моей собственной. Я никогда не сделал бы этого для Лей. И это оказалось трудней, чем привести второй эшелон к Беринговым Вратам. Это был самый смелый поступок в моей жизни.

–  Но смелый человек не боится жизни и не прячется от нее за бутылкой.

–  Это уже не имеет значения. Гораздо важнее то, что ты стал теперь сильнее. И получил контроль надо мной. Теперь не я управляю тобой, а совсем наоборот. Осталось еще одно. Ты должен убить меня, Герцог.

Герцог тут же нашел в себе силы рассмеяться.

–  Ты хочешь, чтобы я надавил спусковой крючок в твоем револьвере? Что за малодушие, Эрик? Ты не смог смотреть в лицо жизни, а теперь не можешь заглянуть в глаза смерти? И теперь, когда тебе дан новый шанс, как ты его используешь? Хочешь, чтобы я убил тебя? – он решительно покачал головой. Если ты собираешься трусливо сбежать, я тебе не помощник. Эту грязную работу возьми на себя, уж будь так любезен.

–  Ты не понимаешь, Герцог. Я достиг конца. Я устал. В этой жизни уже нет людей, которых я любил.

–  Но кто тебе мешает любить? Люди не изменились, Эрик, и, поверь, они ничуть не хуже тех, что были. Может быть, стали чуть-чуть лучше. Ведь мир идет к добру, не так ли?

Последовало молчание. Изображение Диксона, казалось, замерло, как на снимке.

–  Да и потом, тебе легче уйти самому, ты ведь уже прошел через это?

И на эти слова также не поступило ответа.

–  Что случилось? – спросил Герцог. – Ты не можешь ответить и подтвердить свои слова?

Казалось, силуэт выпрямился в полный рост и стал вытягиваться, напрягаясь, как тетива растянутого лука, лицо распухло, плечи расправились, грудь выкатилась колесом. Затем послышался металлический щелчок, и все погасло.

–  Эрик?

Дверь зашипела. В камеру заглянул охранник с оружием наготове. Герцог заметил, что на этот раз был не парализатор, а автоматический пистолет.

–  Арбор, – сказал охранник. – С вещами на выход. Пойдем со мной.

Герцог зашарил глазами по камере. Диксона и след простыл.

–  Вылезай отсюда, – проревел охранник.

Пожав плечами, Герцог вышел в коридор. Охранник указал стволом путь, и Герцог последовал в этом направлении. За его спиной с ледяным спокойствием захлопнулась дверь камеры, которую навсегда покидал очередной постоялец.

–  Что происходит?

Вместо ответа между лопаток уперся ствол.

–  Но я имею право знать!

–  Мистер Баррис хочет тебя видеть.

Герцог вздохнул. Нельзя сказать, чтобы облегченно.

–  Поздновато для нанесения визита, не кажется?

Стражник не отвечал.

–  Нет, в самом деле, что происходит?

–  Ты заложник, – сказал охранник.

Герцог остановился и повернулся к охраннику:

–  А кем же я был до этого? Художником?

–  Шевели поршнями.

Снова пожав плечами, Герцог подчинился.

–  Баррис хочет, чтобы ты сидел у него в офисе. На всякий случай, недобро рассмеялся охранник. – Твой друг, заморский купец, пришел выкупать вас с арколианцем. И платить собирается пулями. Ведь еще не напечатали столько денег, чтобы Баррис согласился отдать арколианца.

При слове «арколианец» Герцог замер.

–  Давай, пошел! – прикрикнул охранник сзади. – Поторапливайся!

Герцог попытался подчиниться, но не получалось. Его ноги словно парализовало, воздух замер в груди, и он даже не мог объяснить стражнику, что произошло.

–  Я сказал – пошевеливайся!

Ствол уткнулся между лопатками. Воздух в груди был уже готов взорваться, когда свет в коридоре погас, и взревела сирена аварийной сигнализации.

–  Какого черта...

Герцог беспомощно дернулся вперед: шаг, другой...