Суси-нуар 2. Зомби нашего века. Занимательное муракамиЕдение от «Подземки» до «1Q84»
Шрифт:
Илл. 4. Фрагмент «Ледяного дворца» Ф.-С. Фицджеральда в рукописном переводе Мураками, проданный в лавке токийского букиниста за 1 миллион йен (ок. 10 тыс. долл. США)
Да, никакого следствия никто проводить не стал. Хотя реакция у почтенной публики просто зашкаливала, и догадки о том, что случилось, блуждают по японскому обществу до сих пор.
«Хоть негодяй и умер, прощать такие вещи нельзя!» – негодовал видный критик и эссеист Юдзо Цубоути
Сам же Мураками, как мы уже заметили, молчал о произошедшем целых три года. И когда что-то (или кто-то?) всё же его «допекло», опубликовал в 2006-м ту самую статью – «Рождение и смерть одного редактора». В которой, что характерно, не было ни обиды, ни гнева. А были только печаль и глубокое сожаление о случившемся.
«Я не знаю, зачем он так поступил, – писал Харуки. – Но, наверное, у него были на то свои причины… Знаю лишь, что этот человек всю жизнь хотел писать собственную прозу, но этого у него не получилось».
Действительно, в разрозненных обрывках биографии Кэна Ясухары можно раскопать и тот факт, что в молодости он подавал свою повесть на конкурс премии в литературном журнале, но не вошёл с нею даже в шорт-лист. «Вот! – до сих пор восклицают японские фанаты Мураками в сетевых блогах. – Разве не ясно, сколько ненависти должно было скопиться у несостоявшегося графомана к именитым писателям, чтобы перед собственной смертью он сдал их рукописи в лавку старьёвщика?»
«Но ему ведь так нужны были деньги! – спорят с ними другие. – На лечение, на все эти операции, на то, чтобы написать ещё немного! И если бы Муракамисан хотя бы допустил такую возможность – покойного можно было бы и понять, и пожалеть! Но фраза «я не знаю» – тем более из уст того, кто знал его очень близко, – звучит чересчур жестоким приговором…»
Однако суда, как мы помним, не было. Как не было и приговора. Кто и в чём виноват, что случилось в реальности – так никто и не понял. И лишь Мураками закончил свою статью о Ясухаре единственным реальным воспоминанием:
«Когда я смотрел на манускрипты Нацумэ Сосэки в литературном музее Камакуры, меня вдруг охватило странное, трудно выразимое чувство.
Мне подумалось, что в каждой рукописи, над которой писатель работает долго, кропотливо, без малейшей возможности копи-пейста, нагромождая зачёркивания с исправленьями слово за словом, строку за строкой, – в любой такой рукописи поселяется нечто вроде отдельной “души”.
Может, это звучит слишком сентиментально, но даже если содержание текста, набранного на “вапро”, идентично его же рукописному варианту, – думаю, эти тексты всё же отличаются друг от друга чем-то изнутри.
Впрочем, я не просто так думаю – я реально хочу, чтобы оно так и было».
Затем пройдёт еще 4 года. И на первых же страницах романа «1Q84», когда главный герой за столиком кофейни вдруг вынырнет из странного дежавю, перед ним появится очень колоритный персонаж – прожжённый и циничный критик-редактор. Лет на 10 старше него, предлагающий герою перевернуть литературный мир с помощью… Впрочем, это уже совсем другая история. До неё мы ещё доберёмся.
А пока, напоминаю, мы всё ещё в 1995-м.
5. На стыке тысячелетий. Главные метаморфозы
Да, роковой 1995-й год перевернул новейшую Японию вверх дном.
Во-первых,
в январе происходит Великое землетрясение Хансин-Авадзи, которое обрывает тысячи жизней и на несколько недель парализует жизнь и экономику страны. В шоке от этого бедствия Мураками выдаёт один за другим несколько рассказов, позже вошедших в сборник «Все божьи дети могут танцевать».Сколько он танцевал, Ёсия не помнил. Видимо, долго. Танцевал, пока не взмок с головы до пят. А потом вдруг ощутил себя где-то в самых недрах Земли, по которой до сих пор ступал уверенным шагом. Там рокотала непроглядная мгла, струились невидимые потоки людских страстей, копошились скользкие насекомые. То было чрево катаклизма, превратившего город в руины. Всего лишь одним из случайных движений земной коры. Прекратив свой танец, Ёсия перевёл дух и посмотрел себе под ноги – так, словно заглянул в бездонную расщелину [7] .
7
Рассказ «Все божьи дети могут танцевать» (2000). – Перевод А. Замилова.
И параллельно продолжает писать третий том «Хроник».
Во-вторых, в марте секта Аум Синрикё совершает «зариновый теракт» в токийском метро. В крайнем шоке Мураками начинает внимательно отслеживать все новости о причинах и последствиях этого «варварства, которое не укладывается в голове». И ещё в Штатах готовит почву для дотошного журналистского расследования.
А параллельно заканчивает третий том «Хроник». В мае он возвращается в Японию – и приступает к сбору материалов о последствиях и жертвах зариновой атаки.
А уже в июне сдаёт в редактуру издательству третий том «Хроник».
Иначе говоря, за последние полгода написания 3-го тома «Хроник Заводной Птицы» автор занимался очень многим – помимо «Хроник» как таковых.
А заодно ещё и привыкал к новому писательскому инструменту. Вот нам и пресловутое «в-третьих». Поскольку именно в 1994–1995 годах автор осваивал свой первый персональный компьютер, на который его успешно «подсадили» в американских университетах. Впрочем, термин «подсадили» не совсем корректен.
«Без софта «ЭгВорд» я не могу нормально писать», – признаётся в 2007 году этот бывший любитель писчих перьев «Монблан» и синих чернил «Пеликан». А ведь софты «EgWord» для японских «вапро» разрабатывались компанией «Макинтош» еще с конца 80-х! И если нам, людям Запада, с появлением ПК пришлось переползать с пишмашинок на «эти мудрёные эвээмки» довольно радикально и мучительно, – японцы с уже привычной логикой работы «клавиши – экран – память – печать» куда быстрей и естественней пересели на более продвинутое железо.
Но даже для японских «вапроманов» новые горизонты доступной информации оказались просто шокирующими. А уж для писателей – и подавно. Как если бы скульптор, всю жизнь добывавший глину для своих шедевров обычной лопатой, вдруг получил в подарок целый экскаватор с огромным ковшом. Да не успел на него пересесть, как тут же – бабах! – в жизнь профессионального сочиняльщика ворвался ещё и интернет. Карьер для добывания драгоценной глины вдруг распахнулся до горизонта – и разверзся чуть не до центра Земли.