Суть острова

– Короче, Сигорд. Готов слушать? – Это уже Блондин включился в беседу.

– Готов.

– Нам нужны шестьсот миллионов. Верни нам их – и наша благодарность окажется безмерна: сотни горячих спасибо, торт, аплодисменты и все такое.

– Я у вас ничего не забирал. – Жирный согласно кивнул, показывая, что – да, спорить не о чем, не забирал.

– Мы знаем. Но вот этот господин уже объяснял тебе, что мы «попали», что называется, на ваших полянах, и очень хотим вернуть утраченное с твоей помощью.

– А почему с моей? Есть и побогаче моего люди.

– Гм… Ты… не горячись, старик. Моя бы воля – дал бы тебе в рыло и ты сразу бы все понял. Есть и побогаче тебя. Но то был бы разбой, а не деловое сотрудничество, которое мы тебе предлагаем. Я бы лично и перед разбоем не остановился, но – подчеркиваю – то я, да и я взялся бы лишь в знакомой для меня области. В этой же ситуации считается, что риск при отбирании таких сумм чрезмерно велик… Слишком много следов, федеральные комиссии, гигантские потоки странных денег в странные адреса… В результате – засветка и массовые расстрелы. Пропавшие же у нас деньги… Они такого сорта, такой особенности… Что наши с Блондином заказчики настаивают на добровольном и, главное, «чистом» возвращении. И в этом есть определенный смысл: одни шестьсот лимонов вроде бы и равны другим шестистам лимонам, но и не равны… В одном случае это залатанный косяк, компенсация за косяк, то есть – все равно великая оплошность, слабопростительная, а в другом случае – колебания денежных средств туда-сюда, деловые будни. Впрочем, тебе и понимать не надо. Сделай – и гуляй себе куда хочешь.

– Нет. Не сделаю.

– Что-о???

– Чего?

– Что слышали. Могу объяснить – почему, перед тем как вы за меня возьметесь… физически…

– Это – я тебе мигом, не откладывая, сучок заперданный…

– Нестор, присядь на место, как брата прошу. Пожалуйста, не надо вот этого вот… Сигорд, объясняйте.

– Я не вижу особой разницы в тех или этих миллионах, но я знаю разницу между вольной жизнью и подневольной…

– Сидел, что ли?

– Дело не в кандалах и решетках.

– А в чем, тогда?

– Если я вам уступлю и сделаю, как вы просите – хотя и не представляю как – вы уже никогда с меня не слезете, пока досуха не выдоите.

– Мы так не поступаем.

– Это слова. Но даже если и не досуха – я весь остаток дней буду коровой в стаде коров, щипать траву и доиться, и радоваться будням – но под вечным кнутом пастуха. Так уже было в моей жизни, и похуже того было, а больше не будет. Не – будет. Я – отказываюсь – работать – на – вас.

– Да ты что, сбрендил, урод… Блондин, засохни, теперь я буду говорить. Я! Понял? – Называемый Блондином раздраженно ухмыльнулся и чуть отошел в сторону, показывая, что не мешает стучать кулаком в грудь, рявкать грозным голосом и иными проверенными способами решать возникшую проблему.

– Твой сын у нас. Убьем и, как ты выражаешься, того похуже с ним сделаем. Дочь твоя в Иневии, Яблонски твой дружок, дети, внуки – ты всем этим рисковать вздумал? И твое здоровьице… Его потом никакими деньгами не исправишь, если выживешь. А после таких слов и ты жив не будешь. Но сначала переживешь всех своих родных и близких, я тебя уверяю. А чтобы ты поверил в серьезность наших намерений, я тебе для аванса отрублю кисть руки. Левую.

– Нестор, дурак ты, что ли! Палец отруби и хватит! А лучше не ему, а сыну. На его глазах. Завтра ухо любимой внучки пришлем… Ну и так далее, пока не израсходуем весь материал, или пока вы не согласитесь… – Сигорд неловко спрыгнул со стула и побежал было к стене – он хотел с разбегу удариться в нее головой и, если повезет, умереть. Но Блондин легко перехватил его на пути, заломил руки и вернул на место, усадил на стул.

– В побег, что ли, собрался? Так – как, с сына начнем? Отпускаю, сиди смирно.

Сигорд горько заплакал. Платок был рядом, в нагрудном кармане, но Сигорд не вспомнил о нем и рыдал, размазывая слезы по щекам рукавами дорогущего, «от Беландо», пиджака. Сигорд рыдал в голос, всхлипывая, охал и тряс седой головой, не стесняясь того, как он выглядит в этот жалкий для себя момент. Опытные Нестор и Блондин замерли, боясь неосторожным возгласом или замечанием нарушить эти очень важные мгновения «слома», после которых воля к сопротивлению у жертвы заканчивается навсегда…

– На, водички попей. Минеральная, без газа. Успокойся, на самом деле мы не такие уж и звери… – Голос Нестора мягко вклинился в паузу между всхлипами, рокотал чуть ли ни примирительно.

– НЕТ. Я решил – и можете рубить на моих глазах кого угодно, хоть себя. Я вам ничего не должен и платить не буду.

– Успокойся, не горячись. Пока мы будем трудиться над твоим сыном, палец за пальцем, сустав за суставом, у тебя будет время передумать. Готов?

Сигорд всхлипнул последний раз, вытащил-таки платок, отер им лицо, шею…

– Да, я готов. Приступайте. Прости меня, сын, обещаю, клянусь, что тебя не переживу..

Блондин и Нестор переглянулись.

– Жадный же ты мэн… Хм… Мне даже самому любопытно стало – сколько ты продержишься на такой ноте. – Нестор снял трубку телефона – Эй, давайте сюда молодого, колоду несите и топор.

Сигорд вздрогнул: он все же каким-то дальним, глубинным своим нутром надеялся на чудо, на случайность, на фортуну, на… на чудо, сродни тому, которое однажды…

Железная дверь перднула от напряжения в петлях и впустила кого-то, Сигорд не видел – кого, он спиной сидел к двери. Но он знал – кого… Вот бы успеть умереть…

Вдруг сидящий детина, тот, кого Блондин называл Нестором, вскочил и замер с выпученными глазами, и Блондин словно застыл на месте.

– Как дела, ребята? Я так понял – упирается?

– Угу. Я думаю, может, отложить на пару дней, этот героический дух из него повыветрится. А пока молодому оттяпать чего по мелочи, на его глазах, чтобы этому лучше думалось. А?

– А ты чего думаешь?

– Я… я с Нестором согласен, подождать бы денек-другой.

– Может быть. Вы идите пока, отдохните, то, сё, а я сам с ним побеседую. Хорошо?

Оба Сигордовых мучителя, Блондин и Нестор, даже кивками не посмели выразить свое согласие, но без промедления ринулись к двери.

– Стоп. Так вы что, друг друга по никнеймам кличете? Вслух? При посторонних?

– Как?..

– Чего?..

– Никак. Никнейм – это, типа, временное погоняло у современного фратовья. Вот, например, твой никнейм был Энди Уорхол – чем он тебе не подошел? Неосторожность была проявлена вами обоими, после поговорим. Дверь поплотнее закройте. Я сам позову, когда надо будет.

– Добрый день, Сигорд.

– Добрый разве?

– От нас с вами зависит.

– Я уже все свое сказал, новостей не будет. Ни завтра, ни послезавтра.

– Да, я понял, что вы на испуг не повелись и уперлись накрепко. Нет, лучше я на ты буду звать-обращаться, мне так привычнее. Меня можешь звать Стивен, Стив. На ты, на вы – без разницы. Значит, примерную суть требований наших ты знаешь. Твою позицию я понял. Не хочешь никому служить, не хочешь ни от кого зависеть, и это твое нехотение крепче смерти. Так?