Сувенир от фрау Моники и побег за любовью
Шрифт:
…И вот эшелон, наконец, въезжает в Германию. Промозглый ноябрьский день клонится к закату, поля и перелески, чуть припорошенные снегом, бегут вдоль железнодорожного полотна и тонут в серой вечерней мгле.
А чуть в сторонке проплывают плотно сбитые городки и деревушки, островерхие с красными черепичными крышами, слегка размытыми в наступающей ночи. Улочки городков освещены редким неоновым светом, а воздух насыщен запахом, чем-то отдаленно напоминающим жженую резину.
Сначала и не разобрать, чем и откуда пахнет, но потом ребята начинают понимать, что это запах дыма из труб. Так пахнет, сгорая бурый уголь, которым здесь
Эшелон едет без остановок, лишь замедляет свой бег, проезжая через городки и поселения и солдаты с жадностью вглядываются в чужую жизнь. Но её нет, улицы пусты, а на перронах редкие пассажиры настороженно смотрят в их сторону и тотчас отворачиваются. У них нет интереса к вновь прибывшим «русиш зольдатен», и они это демонстрируют.
И ребята начинают понимать, что они не нужны им здесь, и легкая досада закрадывается в их души. Но любопытство не уходит, и некоторые не спят, выглядывая в чуть отодвинутые двери теплушек, за которыми во тьме проплывает загадочная Европа, неведомая и притягательная…
А ранним утром эшелон останавливается на товарной станции города Магдебурга и выгружается. Солдат быстренько рассаживают в крытые брезентом машины и везут в часть. Красноватые дома со шпилями и башенками украшены разноцветным неоном, и он ярко горит в холодном, предутреннем тумане. Редкие трамваи светятся изнутри белым светом. Позванивая, они пробегают мимо и исчезают в сизой пелене ещё не проснувшихся, пустых улочек.
Машины проезжают через мост – узкий, низкий, больше похожий на четырехгранную железную трубу, склепанную из металлических балок, а внизу серая вода Эльбы. Но вот и воинская часть. Потом завтрак и еще одна сортировка.
Человек двадцать, среди которых был и Змеенко Иван, снова сажают в машину, и отправляют дальше на Запад, в танковую дивизию и определяют в отдельный батальон истребителей танков (ОБИТ), где уже окончательно и распределяют по ротам и взводам.
…В ленкомнате второй роты тепло. Полсотни солдат, разместившись за столами, с интересом смотрят на девятерых новобранцев, стоящих перед ними. А представляет их командир роты капитан Яковлев, здоровенный мужик с крупным мягким лицом и чуть припухшими розовыми щеками.
Когда очередь доходит до Ивана, кто-то из задних рядов, где по традиции сидят «старики», громко сказал:
– А это стиляга!
Все были в одинаковой солдатской форме и стриженные под нулевку, но как определили, что он на гражданке старался носить модные и яркие вещи, для него было загадкой, но польстило.
А затем ребят распределили по экипажам, однако первый месяц занятия с новобранцами проводились отдельно. Собирали их со всего батальона и приобщали уже к конкретной службе в данном месте.
Не оставили без внимания и на предстоящий Новый год. С первой получки немецких марок, один из старослужащих предложил скинуться на подготовку к празднику. Но, что это будет за Новый год, и как его здесь встречают – новобранцы и понятия не имели. Однако деньги сдали, и честно сказать, Иван поставил на них крест.
Но вот наступил Новый год. В ленкомнате поставили елку, приглушили свет, включили радиолу и после праздничного ужина, началась самодеятельность с песнями под баян и танцами. Разумеется, никаких
мадам не было. В общем, веселились, кто как мог.А через время подходит к Ивану солдатик из их взвода и спрашивает, сдавал ли он деньги на Новый год. Иван сказал, что «Да», и тот потащил его в подвал, где в кромешной темноте, кто-то сунул ему в руку стакан и сказал: «Пей!».
Иван поднес выпивку ко рту и почувствовал резкий запах водки и чеснока.
– А почему чесноком воняет? – спросил он.
– Это водка такая у немцев, Гроссовская называется, а чеснок, чтобы запах отбивать, специально для солдат делают, – сказал кто-то в темноте и гоготнул. А другой голос добавил. – Не хочешь, не пей, только деньги назад не вернутся.
Делать нечего, Новый год, все-таки, да и денег стало жалко. Выпил Иван, получил сухарь на закуску и побежал наверх. Ну, а потом вместе со всеми скакал как лось вокруг елки в полумраке ленинской комнаты
Батальон смертников и воспитание салаги
Встреча нового 1967 года минула, курс молодого бойца тоже закончился, и началась полноценная служба в отдельном батальоне истребителей танков, а проще говоря, батальоне смертников, как все его здесь называли.
Размещался он, как и вся дивизия в приграничной зоне – это несколько километров от демаркационной линии с Федеративной республикой Германией (ФРГ), а значит и с НАТО, заклятого врага Советского Союза и стран Варшавского договора.
В батальон входило три роты по десять машин в каждой: из них две роты 152 миллиметровых самоходных артиллерийских установок, одна рота сто миллиметровых самоходок и рота управления.
У батальона была и своя огороженная территория с КПП, а ещё казарма, столовая, а в сторонке, в метрах в двухстах, размещались боксы для техники. Была в батальоне и учебная база, как на территории, так и на полигоне, караульное помещение, две котельные, овощехранилище, свинарник, ну и разное по мелочам для полноценной жизни отдельного воинского подразделения.
В случае военных действий батальону надлежало выйти на границу с Западной Германией и огнём своих пушек прикрывать развертывание основных сил дивизии. Самоходчикам не предполагался отход, но, если станет уж совсем невмоготу, можно было сдвинуться на запасные позиции в ста метрах от основных, и там, как говорится, стоять уже насмерть.
Ну, а в связи с особой ролью батальона, два раза в месяц, а чаще ближе к ночи солдат вывозили на рекогносцировку на местности. Проще говоря, сажали в крытые брезентом машины и через деревушки и городки везли к границе. А там экипажи развозили по точкам – местам, где они должны были находиться в случае чего-то серьёзного, и оставляли на этих самых точках на час – полтора знакомиться с местностью и обстановкой.
Некоторым экипажам повезло, места для их танков находились на окраине деревушек. Так что, почти сразу же после высадки из машин, они направлялись в местный гаштет – ресторанчик, который был в каждом немецком поселении, заказывали по кружке пива и разговаривали с камрадами (товарищами) о жизни, что официально как бы и не разрешалось, но и не возбранялось – контакты с местным населением и взаимопонимание были не лишними.
Местные немцы к подобным посещениям привыкли, и относились вполне доброжелательно или делали вид. Не обходили вниманием солдатики и тамошних девушек, разумеется, если те изъявляли желание поговорить, а такие были.