Сувенир
Шрифт:
Он поехал по Сорроу-драйв и Бэй-роуд. Слева промелькнула знакомая вывеска "Юнион Ойстер Хаус", за ней — серая громада "Массачусетс Дженерал". Возле Массачусетс-авеню он опять свернул влево, на Мальборо-стрит.
В 7:45 профессор подъехал к своему дому.
Дом был погружен в темноту.
Он включил свет в холле и, даже не взглянув на газеты, отложил их на этажерку. При этом он мельком увидел в зеркале свою спутанную ветром шевелюру.
Профессор прошел в кабинет, щелкнул выключателем у двери, положил чемоданчик на обитый кожей стул и живо двинулся к буфету, где держал спиртное. Чувствуя себя вконец измученным и испуганным, он
— Прошу прощения, сэр. Номер, который вы набираете, неисправен.
Он попросил ее сообщить об этом. Оператор ответила согласием.
Маккей повесил трубку и ненадолго остановил пристальный, угрюмый взгляд на странице, где говорилось о кельтских головах. Он думал про Холлэндера. Закрыв книгу, он выключил лампу, подошел к стулу и открыл чемоданчик. И уставился на лежавшую там копию "Лорики". Что-то подсказывало ему, что нельзя терять времени, что каждая потерянная секунда играет на руку твари. Она убила Холлэндера и под покровом темноты вырвалась из Института. День она, должно быть, провела в обличье камня, а теперь снова примется действовать… и сколько пройдет времени прежде, чем она отыщет дорогу "домой", в Уолтхэм?
"Лорика" могла оказаться действенным — или же бесполезным — средством против воплощенного в боггане зла, однако что-то подсказывало профессору, что он должен как можно скорее отвезти ее Киттреджам. Возможно, на поверку вышло бы, что этот жест лишен смысла, что это попросту предрассудок — но профессору уже было не до таких вещей, как чувство собственного достоинства или даже благоразумие.
Он закрыл чемоданчик, подхватил его и вышел из комнаты, выключив свет и решительно захлопнув за собой дверь.
В коридоре он постоял, принимая решение. В Уолтхэме наверняка дул холодный ветер.
Поставив чемоданчик на столик в холле, профессор поднялся в спальню.
Не потрудившись включить свет, он раскрыл большой стенной шкаф и внимательно осмотрел висящие в ряд пальто. Не настолько холодно, решил он, выбирая кашне.
Забрасывая конец шарфа за спину, он спустился по лестнице. Взял с вешалки шляпу и надел. Потом откинулся, чтобы посмотреться в небольшое зеркало, протягивая руку за чемоданчиком. Когда пальцы профессора сомкнулись на ручке, он услышал, как что-то упало. С глухим стуком. В кабинете.
Он замер, потом обернулся и посмотрел на закрытую дверь.
Опустив чемоданчик на пол, он подошел поближе и прислушался. Ничего. После секундного колебания профессор совсем немного приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
Темнота.
Он потянулся к выключателю.
Его вниманием сразу же завладел участок ковра перед письменным столом.
Карандаши. Разбросанные в беспорядке.
Чем-то. Кем-то.
Взгляд Маккея нервно заметался по комнате.
Окна… закрыты. Шкафы… тоже закрыты.
Медленно, полный дурных предчувствий, он двинулся вперед и задел ногой что-то,
покатившееся по полу.Кружка, в которой он держал карандаши. Свалилась со стола. Он нахмурился. Может быть, разговаривая по телефону, он подтолкнул ее слишком близко к краю?
С прежней осторожностью Маккей приблизился к столу.
И тогда увидел. На полу, скрытую углом стола.
Снова фотография Мэгги. Упавшая с полки. Должно быть, падая, она ударилась о кружку с карандашами и сшибла ее на пол.
Профессор вновь задышал свободно. Он опустился на колени и поднял фотографию. С нежностью. И заметил, что стекло треснуло. Следовало заказать новое. Когда он совсем было собрался встать, его взгляд переместился на разбросанные поодаль карандаши и там замер, исполнившись напряжения. Глаза профессора округлились от недоверчивого недоумения, и он почувствовал, что волосы у него на голове зашевелились — но не от сквозняка.
Тринадцать карандашей. Маккей пересчитал их один за другим. Под таким углом образованное ими слово читалось вполне ясно:
С Т О Й
Разумеется, совпадение. Странное совпадение.
Профессор улыбнулся. Слабой болезненной улыбкой.
Он поглядел на фотографию Мэгги, которую держал в руке, и улыбка растаяла.
Послание? Отчаянная попытка мертвой возлюбленной в минуту опасности связаться с ним из загробного мира? Воспользовавшись тем, что оказалось под рукой, заставив этот громоздкий предмет перевернуться, принудив его разбросать карандаши так, чтобы они сложились в краткое, крайне необходимое послание? А почему бы и нет? Если он уже созрел для того, чтобы допустить существование потусторонних сил вроде боггана, отчего бы было не принять и это тоже?
Но нет. Разумеется, где-то следовало провести границу.
Потом он вспомнил последние слова Мэгги: "Я буду приглядывать за тобой".
СТОЙ, безмолвно молили карандаши.
Они почти убедили его. Почти.
Но чувство долга по отношению к Киттреджам одержало верх.
Он выбрал западный въезд на Массачусетс-авеню. Чемоданчик с драгоценным грузом лежал рядом с ним на сиденье. Машин было мало, и профессор продвигался быстро. Пока привод вентилятора не начал свистеть.
Опять старые фокусы, сердито подумал Маккей. Но поделать ничего не мог.
Чтобы заглушить шум, он включил приемник, но оттуда доносился лишь треск разрядов. Озадаченный профессор раздраженно щелкнул выключателем.
Тишина. Привод вентилятора тоже перестал шуметь.
Никерсон, Оллстон, Обэрн — мимо все время проносились названия поворотов с автострады.
Маккей попытался вспомнить, который из них ему нужен. За день до свадьбы Энджела объяснила ему, как ехать, но с тех пор прошло несколько месяцев и воспоминание было смутным, неопределенным.
Так. Впереди вырос освещенный указатель.
Ньютон-стрит. Ведь так, кажется? Ньютон-стрит?
Тем не менее, он свернул и медленно поехал по ответвлению дороги, не узнавая его, высматривая левый поворот — он знал, что там должен быть левый поворот.
Примерно через полмили профессор понял, что свернул не туда. Вест-Ньютон. Вот каким выездом следовало воспользоваться. Теперь он вспомнил. Он промахнулся. Однако ему казалось, что до Уолтхэма не может быть далеко. Поеду до правого поворота, решил профессор. Где-нибудь он есть наверняка.