Суворов и Кутузов (сборник)
Шрифт:
– Благодарю. Надеюсь! Рад! Враг будет разбит! Победа над ним, победа над коварством! Победа будет!
И, повернувшись, пошел к столу, где лежала карта. Все двинулись за ним, обступили.
– Кушников, пиши, – приказал Суворов.
Кушников выскочил из толпы. Многие генералы и полковники полезли в карманы за карандашом и бумагой, собираясь записывать диспозицию.
– Князь Петр завтра гонит врага за Гларис. Пункт в Гларисе. За князем – Вилим Христофорович. Я с ним. Корпус Розенберга останется здесь. Враг наступит – разбить насмерть! Гнать до Швица. Не далее. Вьюки, все тягости Розенберг отправит за нами. Под прикрытием.
В келью торопливо вкатился Фукс:
– Я здесь, ваше сиятельство!
– Написать Массена, что тяжко раненные остаются, поручаются его человеколюбию. Михайло! Ты – впереди! – обернулся Суворов к Милорадовичу. – Не давать врагу верха! Бить и гнать его! С Богом!
И Суворов поклонился всем. Генералы и полковники вышли.
XI
Всякое изображение недостаточно к изображению сей картины природы во всем ее ужасе.
19 сентября Суворов с половиною своей армии выступил из Муттенской долины. Пришлось подыматься в гору Брагель. Подъем был утомителен в нелегок, но после страшного Росштока показался пустяком.
Сбивая преграждавшего путь неприятеля, Суворов пришел в Гларис и вечером 20 сентября послал Розенбергу приказ двигаться за ним из Муттенталя в Кленталь.
В эти два дня – 19 в 20 сентября – корпусу Розенберга пришлось выдержать сильнейший натиск авангарда Массена.
Массена легковерно понадеялся на то, что в Муттенской долине разгромит всю малочисленную армию Суворова, а вместо этого был разбит сам. Он не мог справиться даже с одним корпусом Розенберга, хотя французский авангард был вдвое сильнее заслона русских.
Суворовские чудо-богатыри под командой Милорадовича и Розенберга в двухдневном бою одержали над французами блистательную победу.
Массена принужден был с большим уроном отступить. Французы бежали до самого Швица. Русские войска захватили тысячу двести пленных, в том числе генерала и пятнадцать офицеров.
Когда Суворов узнал о победе своих войск в Муттенской долине, он сказал:
– У меня и Розенберг бьет!
Корпус Розенберга следовал за главными силами. Он перевалил через гору Брагель в более тяжелых условиях, нежели остальные войска: выпал снег, стоял густой туман. Как с каждым днем ни уменьшался в переходах обоз, но все-таки он был еще длинен. Вьюки тянулись по узкой тропинке несколько дней.
Войска Розенберга две ночи провели без огней среди снежной пустыни и лишь 23 сентября наконец спустились к Гларису.
У Глариса собралось все, что осталось от армии Суворова. В изодранных, грязных, видавших разные виды мундирах, в башмаках, обмотанных тряпьем, перевязанных бечевкой, почерневшие от грязи, пороховой копоти и крайней усталости стояли войска.
Но, несмотря на такую убогую внешность, они по-прежнему сохранили все тот же суворовский дух. Это стояли победители, это стояли чудо-богатыри.
Они не знали, что напоследок им придется еще раз преодолеть грозную природу, что придется проделать более тяжелый переход, нежели через Росшток.
Глядя на своих витязей, Суворов был еще вполне уверен в том, что он смог бы пробиться сквозь
войска Массена, который запирал выход из долины реки Линта. Но у него не было для этого патронов и зарядов, не было хлеба. Полагаться же на австрийцев он больше не мог.Суворову оставался один выход – по Сернфтской долине через Эльм и гору Рингенкопф к Иланцу. Этим путем Суворов сразу совершенно выходил из опасности.
Путь для соединения с Римским-Корсаковым был кружный, по правой стороне Верхнего Рейна через Кур к Фельдкирху, но спокойный. Здесь было продовольствие, здесь же к армии могли присоединиться обозы и полевая артиллерия, которые Суворов отправил из Италии.
Путь через Рингенкопф являлся, по существу, отступлением, той «ретирадой», которую всю жизнь так ненавидел Суворов. Но делать нечего, – это был единственно правильный выход из тяжелого положения, в которое попал Суворов.
И на совете в Гларисе Суворов мужественно принял его.
Целый день отражая натиск французов, которые наседали на арьергард, войска Суворова к ночи дошли до Эльма.
Ночь выдалась ненастная и темная. Снег валил хлопьями. Дров не было, войска дрогли на ветру. В каждом батальоне отдыхала половина – остальные стояли в ружье, ожидая нападения.
В два часа пополуночи 25 сентября двинулись дальше.
Апшеронцы в авангарде. После двухдневного кровопролитного боя в Муттенской долине их ряды поредели. В Гларисе остался с тяжелоранеными Башилов. Унтер-офицера Воронова контузило в бок. Он не захотел оставаться в Гларисе, кое-как пошел с полком. Воронов терпеливо переносил боль и все стыдил легко раненных молодых солдат, которые стонали:
– Ишь, разохался, как баба на печи! Бери пример с нас, стариков. Думаешь, нам легче?
Майору Лосеву ядром оторвало на левой руке три пальца.
За апшеронцами ехал верхом сам фельдмаршал Суворов со штабом.
Ветхий плащ фельдмаршала слабо защищал его от стужи: Александр Васильевич посинел на ветру, скукожился, Аркадий, Андрей Горчаков, Прошка – все предлагали ему укрыться еще чем-либо, но Суворов и слушать не хотел. Всю жизнь он тянул солдатскую лямку и в привычках и в обиходе не хотел отличаться от солдата. Когда Кушников предложил ему запасной плащ, он сердито огрызнулся:
– Не надо. И так не холодно!
– Да ведь ветер какой, ваше сиятельство! Вон молодые солдаты и те посинели!..
– Что миру, то и бабьему сыну!
Сначала подъем на Рингенкопф не показался труднее, чем на Росшток. Как и там, вязкая, грязная тропинка – пройти одному человеку – тянулась по косогору, по краю отвесной кручи. Она то спускалась вниз, пересекая быстрые горные потоки, то опять взлетала куда-то под небеса.
Так же, как и там, мулы перед трудным подъемом останавливались, а потом, понукаемые прикладами, брали подъем рывком.
Так же, как и там, обезноженные казачьи лошади выбивались из сил, и солдаты на веревках втаскивали на кручи горные пушки.
Так же, как в там, люди скользили, и некоторые падали вниз, в пропасть.
Наступило утро. Все повеселели.
Но два проводника-швейцарца, которые должны были идти впереди апшеронцев, почему-то оказались у них в хвосте. Проводников что-то не особенно радовало утро. Они тревожно перешептывались между собою, Антонио Гамма тоже крутил головой.
Суворов приметил это. Он постарался сообразить, чем они так озабочены. Глянул вокруг.