Свадьбы и разводы

И это оказалось довольно приятным моментом, как бы я ни заверял девушку в обратном. Она так ко мне жалась, что в какой-то момент мысль, чтобы наш путь увеличился втрое, казалась желанной.

Через полчаса пререканий, сборов и, уже ставших привычными, словесных перепалок, прощаемся с тёткой и отправляемся в Фиалково. Не знаю, о чём думает Олеся, но я готовлюсь как минимум к истерике, максимум – встрече с адвокатом жены Гореева. На её месте я бы не отпустил так просто нерадивого мужа, исчезнувшего на девять лет и приехавшего исключительно за разводом. А тот факт, что у Александра имеется невеста, ожидающего освобождения жениха для заключения брака, раздул бы мою злость до гигантских размеров. Она будет идиоткой, если отпустит мужа без полагающегося наказания, хотя бы с материальной точки зрения.

Через два часа въезжаем в Фиалково, которое оказывается посёлком городском типа. Достаточно уютное и милое место. Гореев откровенно напрягается, когда останавливается у частного дома на одной из улиц, посматривая сначала на меня, а затем на Олесю, которая на протяжении всего пути молчала, уставившись в телефон, как только появилась связь. Её больше заботит свадьба Изотова, которую нам предстоит провести вместе. По крайней мере, она будет находиться в поле моей видимости, что позволит наблюдать за работой организатора свадеб со стороны. Зачем это мне пока и сам не понял, но тот факт, что сероглазая фурия будет где-то рядом, меня успокаивает.

– Идём? – выхожу из автомобиля, указывая на дом, в котором проживает жена Гореева. – Сегодня нужно вернуться в город.

– Сейчас, – Гореев наматывает круги по дороге, вскинув глаза к небу и глубоко дыша. – Соберусь с мыслями.

Девять лет, вероятно, эти самые мысли были сосредоточены на чём-то ином, совершенно не относящемуся к его браку и женщине, оставшейся ждать в Фиалково.

– Перед смертью не надышишься, – бурчит Олеся, останавливаясь рядом и посматривая на Александра.

– Какая вы добрая, Олеся Дмитриевна. Доброта так и прёт.

– Я, конечно, не могу знать, что послужило причиной отъезда Гореева, но если бы меня бросили, а затем через девять лет вернулись и попросили развод, чтобы жениться на другой, как минимум получили пощёчину.

– А как максимум? – задаю вопрос, желая узнать, насколько девушка кровожадна.

– Читали о средневековых пытках? – прищуривается, ожидая ответа и получая его в виде кивка. – Я бы применила самую изощрённую и мучительную.

– Так вы по этой причине свободны? Последний мужчина, который совершил оплошность, покоится сейчас где-нибудь в лесочке за городом? – подмигиваю, посчитав шутку удавшейся.

– Я свободна, потому что люди способны на предательство.

Тоска, расплывающаяся в серебре, мгновенно отрезвляет, и я понимаю, что за этими словами скрыто нечто важное и болезненное для девушки, которая устраивает чужое счастье.

– Не желаете поделиться?

– Нет. Вы относитесь к тому типу людей, которые любую полученную информацию используют с выгодой для себя и в ущерб рассказчику.

– К вам это не относится.

– Почему? – искренне удивлена, косится в мою сторону с явной долей недоверия и непонимания. – Неужели у вас есть совесть? Или же, имеется чёткое распределение по категориям: «важные» и «мне плевать на них».

– Будьте уверены, вы относитесь к первой.

Странное чувство не покидает меня с момента знакомства с Олесей: я стремлюсь казаться лучше. Возможно, впервые в жизни мне хочется доказать кому-то, что я могу быть другим, а маска циничного адвоката, приклеившаяся намертво, сползает, оголяя настоящего меня. Но больше всего меня пугает способность девушки сдёрнуть эту самую маску, не прилагая особых усилий. Рядом с ней хочется быть лучше, увереннее, сильнее. Странная смесь эмоций, которые пробуждает во мне Олеся, пугает и интригует одновременно, потому что я хочу прояснить, где тот предел, когда я, прощупав её досконально и убедившись в её обычности, вернусь на исходную.

И пока она обдумывает ответ, который так и не срывается с пухлых губ, Гореев проходит мимо нас и уверенно идёт во двор, чтобы не задумываясь нажать на звонок. Женщина, появляющаяся на пороге, бросается ему на шею, обнимая и целуя лицо, что-то говорит, жестикулирует и, по-видимому, смахивает слёзы тыльной стороной руки.

– Она его ждала, – заключает Олеся, оказавшись почти вплотную ко мне, чтобы наша беседа не достигла ушей водителя.

– Ждала… – подтверждаю, наблюдая, как обласканный Гореев убирает руки женщины и делает шаг назад.

С серьёзным выражением лица он говорит монотонно и сдержанно. Улыбка медленно сползает с лица жены, а затем она и вовсе обречённо опускает голову, словно ей только что озвучили смертный приговор. И когда Александр заканчивает пламенную речь, скрывается в доме, чтобы тут же выйти уже с сумкой в руках. Согласилась? Смотрю на Олесю, в глазах которой застыли слёзы и сочувствие к той, чья радость была уничтожена спустя девять лет.

Гореев подзывает Олесю и, шепнув несколько слов, идёт ко мне.

– Предлагаю вам поехать с Соней, чтобы… прояснить момент развода.

– Что она сказала? – мне необходимо понимать, чего ожидать от женщины, которую ошарашили внезапным приездом.

– Она даст мне развод.

Оказываемся в автомобиле с Софией, тогда как Гореев заталкивает Олесю во вторую машину и сам садится за руль. Жена Гореева молчит, перебирая пальцами ручки сумки, а я имею возможность рассмотреть её. Милая. Подобна Олесе, которая неосознанно вызывает симпатию одним лишь своим видом. Мне кажется, сейчас на её лице читается обречённость и осознание, что недолгая радость от приезда мужа, сменится на бесконечную вереницу печальных дней.

– София, вы выставили условия Александру?

– Нет, – шепчет едва слышно, и мне приходится наклониться, чтобы уловить ответ. – Сейчас поедем в ЗАГС, подадим заявление, а через месяц он станет свободным человеком.

И либо она не знает, какое положение занимает её муж, либо…

– Соня, за те девять лет, что Александр отсутствовал, он стал довольно состоятельным человеком. Вы состоите в официальном браке, поэтому имеете право на часть имущества и средств. При грамотной работе адвоката суд удовлетворит ваш иск на раздел, при условии…

– Вы не поняли, – она поднимает заплаканные глаза, который обдают тоской. – Я его ждала. Его самого. Что у него есть – неважно, важно, что теперь его нет у меня.

Открываю рот, чтобы возразить и наставить Соню на путь истинный, по обыкновению измеряя всё материальным аспектом, но слова тонут, когда по щеке женщины одна за одной скатываются слёзы. Остаток пути проходит в молчании, и лишь иногда Соня убирает предательские слёзы своей личной трагедии.

– Интересно, она действительно не понимала, что он не вернётся? – спрашиваю Олесю, провожая взглядом Гореева с супругой, поднимающихся по ступеням ЗАГСа.