Свадебное платье жениха

Водитель такси был терпелив.

— Ну, коли счетчик включен… — только и сказал он.

Вот уже четверть часа, как они припарковались у обочины, а его клиент рассеянно смотрел в окно. Он объяснил: «Я жду кое-кого». Протер ладонью запотевшее стекло. Мужчина уже немолодой, но еще в форме. Какая-то женщина, ожидавшая на переходе зеленого сигнала светофора, быстрым шагом пересекла улицу, поднимая воротник куртки, потому что начало накрапывать. Она на мгновение повернула голову к такси, но продолжила свой путь и исчезла.

— Что поделать… — со вздохом сказал клиент. — Не ждать же целый день. Отвезите меня обратно в гостиницу.

Странный у него был голос.

15

Марианна Леблан. Потребовались героические усилия, чтобы с этим смириться. Софи всегда ненавидела это имя, сама не зная почему. Наверное, неприятные воспоминания о какой-то школьной знакомой. Но выбирать не приходилось. Ей выдали именно это: Марианна Леблан, и дата рождения отстояла от ее собственной более чем на восемнадцать месяцев. Никакого значения, впрочем, это теперь не имело: у Софи на самом-то деле больше не было возраста. Выписка из свидетельства о рождении была датирована 23 октября. «Она действительна только три месяца. Вам хватит времени, чтобы все провернуть», — сказал поставщик.

Она виделась с ним этой ночью: он положил перед ней выписку из свидетельства о рождении и медленно пересчитал деньги. Даже не выразил удовлетворения, как сделал бы коммерсант, завершивший выгодную сделку. Он был техничен. Холодный человек. Софи, конечно, не сказала ни слова. Она его уже и не помнит. Перед глазами у нее только одно — возвращение домой, открытые шкафы, распахнутый чемодан и она сама, запихивающая туда все подряд; вот она отбрасывает непослушную прядь, чувствует дурноту и хватается за кухонную дверь. Торопливо принимает холодный, просто ледяной душ. Продолжая одеваться, усталая до одури, с тяжелой головой, быстро проходит по квартире, проверяя, не оставила ли что-либо важное, но в любом случае она больше ничего не видит. И вот она уже на лестнице. Какая долгая и ясная ночь.

16

За пятнадцать месяцев Софи приучилась нюхом чуять комнаты, сдаваемые в обход закона, сомнительные субаренды, явно левую работу и вообще все уловки с душком, которые позволяли ей обустроиться в новом городе. Здесь она тщательно изучила объявления о вакансиях, намеренно выискивая самые непривлекательные, те, где не требуется никаких рекомендаций. Два дня спустя она присоединилась к бригаде по уборке офисов, состоящей из негритянок и арабок, которыми железной рукой управляла эльзаска с садистски-заботливыми наклонностями. Выплаты производились раз в две недели наличными. В «Быстро-Чисто» считалось, что квота на официальную рабочую силу выполнена, если половина команды получает зарплату по ведомости. Софи входила во вторую половину и к ведомости отношения не имела. Для вида она притворилась, что недовольна, но молила небо, чтобы ее недовольство проигнорировали.

К десяти вечера Софи выходила из дома. За ней заезжала машина, развозящая персонал, и по скользящему графику бригады перебирались из офиса страховой компании в офис компьютерщиков и так далее. «День» заканчивался ближе к шести утра. Перекусывали они в середине ночи прямо в машине, по дороге в очередной офис.

Первое октября стремительно приближалось. У нее оставалось всего два с половиной месяца, чтобы осуществить свой план, и уложиться в срок было жизненно важно. С начала месяца она назначила первые встречи. Зарегистрировалась она в одном-единственном агентстве. Потом будет видно, имеет ли смысл множить их число, но и одно агентство стоило недешево. Она выложила тысячу четыреста евро в кабинете управляющей, и этого должно было хватить только на первый этап поисков.

Личность Марианны Леблан была ей гарантирована «на разумный срок», другими словами, ненадолго. И Софи выбрала для себя единственное руководство к действию: она возьмет первого попавшегося. Но как бы тебя ни приперло, сколько ни дрожи с ног до головы, как ни худей на глазах, сколько месяцев ни спи по три часа в сутки, уже с первого свидания Софи поняла, что словосочетание «первый попавшийся» лишено всякого смысла. Она установила для себя список требований: мужчина без детей и с биографией прозрачной, как слеза, а к остальному она приспособится. Для агентства она делала вид, что не очень представляет, кто именно ей подойдет. Отделывалась дурацкими словами вроде «простой человек», «спокойная жизнь».

17

Рене Баорель, сорока четырех лет, человек простой и спокойный.

Местом встречи был выбран большой пивной ресторан. Она сразу его узнала: толстощекий фермер, провонявший потом. Он полностью соответствовал собственному голосу по телефону. Жизнелюб.

— Я из Ламбака, — заявил он, словно этим все было сказано.

Ей потребовалось двадцать минут, чтобы понять, что имелось в виду: он был виноградарем из захолустной дыры. Софи прикурила сигарету. Он уперся пальцем в пачку.

— Скажу вам сразу: со мной это придется бросить…

И широко улыбнулся, явно гордясь тем, как ему удалось продемонстрировать свою власть в деликатной, по его мнению, манере. Он был болтлив, как все одинокие люди. Софи и делать ничего не пришлось, она только слушала и разглядывала его. Мысли ее витали далеко. Больше всего ей хотелось сбежать. Она представила себе момент физического сближения с этим мужчиной, и ей немедленно понадобилась еще одна сигарета. А он все распинался о себе, о своем хозяйстве, на его безымянном пальце никогда не было кольца или же оно там было давным-давно. Может, виной жара в ресторане или нарастающий шум, исходящий от столов, где клиенты начали заказывать горячие блюда, но на нее накатила волна дурноты, медленно поднимающаяся откуда-то из живота.

— …Заметьте себе, нам выплачивают субсидии, и все же… А вы?

Вопрос застал ее врасплох.

— А что я?

— Ну, что вы об этом думаете? Вам это интересно?

— По правде говоря, не очень…

Софи так ответила, потому что, каков бы ни был вопрос, ответ был правильный. Рене протянул: «А-а-а…» Но этот человек просто ванька-встанька, свалить его невозможно. Хотелось бы знать, с чего такие люди в конце концов ложатся под собственный трактор. Его словарь был небогат, но некоторые выражения постоянно повторялись с пугающей настойчивостью. Софи попыталась разобраться в том, что слышала.

— Вы живете с матерью…

Рене ответил «да», словно считал, что тем самым успокоит ее. Маме восемьдесят четыре. И она все еще «держится бодрячком». Страшно подумать. Софи представила себя лежащей под тушей этого мужчины, а за дверью по коридору бродит призрак старухи, слышится шарканье ее тапочек, пахнет кухней… На краткое мгновение она увидела мать Венсана — прямо перед собой, спиной к лестнице; Софи кладет руки ей на плечи и толкает так сильно, что тело старухи словно взлетает, ноги даже не касаются верхних ступенек, будто ей в грудь ударила пуля…

— У вас уже много было свиданий, Рене? — спросила Софи, наклоняясь к нему.

— Это первое, — возгласил он, словно объявляя о победе.

— Ну что ж, торопиться вам некуда…

Выписку из свидетельства о рождении она вложила в прозрачную пластиковую папку. Софи преследовал страх потерять ее, как она теряла множество других почти настолько же важных вещей, страх лишиться ее. Каждый вечер перед уходом она брала папку и проговаривала вслух:

— Открываю шкаф… — Потом закрывала глаза, представляла себе жест, руку, шкаф и повторяла: — Я открыла шкаф… Открываю правый ящик, я открыла правый ящик…