Свадебный подарок

Сколько же лет самому Грэгори Хенсворду? Суровость облика не позволяла определить его возраст хотя бы приблизительно. Но густая копна черных волос, в которых не было и намека на седину, грациозные движения уверенного в своей силе мужчины, пухлая нижняя губа выдавали в нем человека страсти, скованной в данный момент железной волей. Если бы он улыбнулся... Сьюзен заставила фантазию остановиться. Под глазами Хенсворда лежали тени: очевидно, в эти дни ему было не до сна, и девушка немного смягчилась.

— Прошу прощения, и как же это произошло?

— Внезапная смерть. Она стала потрясением для всех друзей Сандры, но только не для нее самой. Она привела все свои дела в такой идеальный порядок, будто знала, что ей остается лишь отдать последние распоряжения. — Грэгори взглянул на собеседницу, теплота исчезла из его глаз. — Но вас это, вероятно, нисколько не трогает.

— Меня?

Он коротко кивнул.

— Похороны послезавтра.

У Сьюзен по спине пробежал холодок, она невольно поежилась: лилии, черные шляпы и машины, запах сырой земли и хризантем.

— Нет!

Грэгори нахмурился, и девушка поняла, что произнесла свое «нет» вслух.

— Извините, мистер Хенсворд, — начала Сьюзен, отчетливо понимая, что означал для него ее отказ. — Я действительно не могу...

— Ваше присутствие было последним желанием Сандры, мисс Холлендер. Она заставила меня дать обещание, что я лично привезу вас. Вот поэтому я здесь. — Он почти не размыкал губ, пока говорил, и его лицо стало еще суровее. — Мне не хотелось бы, чтобы это обещание оказалось невыполненным.

Сьюзен слегка нахмурила перепачканный краской лоб.

— Но почему? Я видела ее всего лишь раз...

В глазах мужчины появилось презрение.

— Потому что она просила вас об этом. Разве этого недостаточно? — Он поднялся. — При любых обстоятельствах просьба необременительная, а в данном случае — просто ничто. Тем не менее, я еще упрощу вашу задачу, мисс Холлендер. — Грэгори пристально посмотрел на девушку сверху вниз. — Сандра оставила вам наследство, и я уверен, вы обязательно захотите присутствовать на оглашении завещания после службы. — Он оставил без внимания протестующий жест девушки. — Я заеду за вами завтра в десять утра. Вопрос о вашем размещении уже решен. А потом, — мужчина ухмыльнулся, — если вам захочется вернуться сюда, я исполню и это ваше желание.

Сьюзен вскочила на ноги и вытянулась в полный рост. Но что могли значить ее пять с половиной футов рядом с возвышающимся над ней Грэгори? Однако ее это нисколько не смутило.

— Вам не придется исполнять мои желания! У меня другие планы на завтра.

— Откажитесь от них.

Грэгори проигнорировал гневное восклицание, вырвавшееся у Сьюзен. Он окинул взглядом старую, всю в краске, одежду и посмотрел девушке прямо в глаза.

— Кстати, друзья Сандры, я полагаю, ожидают увидеть в вашем костюме хотя бы какой-нибудь символ траура. Вот вам некоторая сумма, чтобы купить подходящую одежду. — Грэгори вынул бумажник из мягкой кожи и начал отсчитывать купюры.

Лицо девушки потемнело.

— Уберите деньги, мистер Хенсворд. У меня есть все необходимое.

Мужчина сначала удивленно повел бровью, но после секундного замешательства все же убрал бумажник.

— Какая вы, должно быть, необычная женщина, мисс Холлендер. — Он дотронулся до ее плеча. Это простое прикосновение будто пронзило Сьюзен током.

— Будем надеяться, что все ваши, как вы говорите, необходимые вещи, как раз то, что нужно. Не забудьте умыться, и мы прекрасно поладим. Итак, завтра в десять.

Сьюзен застыла, глядя, как он повернулся и вышел из дома. За двадцать три года жизни никто не разговаривал с ней с такой ошеломительной наглостью, не считаясь с ее чувствами. Хенсворд почти дошел до калитки, когда она опомнилась и решила высказать, что думает о нем и его гневных требованиях.

— Подождите! — крикнула она с порога. Мужчина раздраженно повернулся. Сьюзен хотелось закричать, пробить брешь в стене наглого бесстыдства, но врожденное чувство осторожности подсказало ей, что любые попытки в этом направлении обречены на провал.

— Я пришлю цветы, — предложила она.

— Нет, такой вариант не подходит. Вы должны присутствовать лично. — В его голосе звучала настойчивость, наводившая почти ужас.

— Нет, — отчаялась Сьюзен. — Я не могу ехать с вами. Я работаю.

— Я уверен, что в подобных обстоятельствах колледж сможет найти вам замену на несколько дней. Я сам позвоню им, если хотите.

Сьюзен остолбенела. Мужчина знает о ней слишком много, и это ей совсем не нравится.

— Итак, завтра в десять.

— Если только я поеду...

Грэгори Хенсворд уже закрывал калитку, и его циничная ухмылка ясно показывала, что подтвердились самые худшие его опасения. Но Сьюзен никак не могла понять причину такого демонстративного презрения. За что он ее презирает? Девушка подбежала к калитке.

— Если я и поеду, то мне хотелось бы добираться своим ходом, мистер Хенсворд!

Он посмотрел на нее из-за машины.

— Понимаю, мисс Холлендер, но так как вы не знаете, где состоятся похороны и оглашение завещания... — после этих слов он выдержал театральную паузу (конечно же, чтобы уколоть ее), — ... вам придется смириться с моей компанией. Теперь, я уверен, вы не измените решения.

Странный посетитель захлопнул дверцу машины и через несколько минут исчез. Все происшедшее могло показаться дурным сном, если бы у Сьюзен не клокотало внутри. Несколько мгновений спустя она осознала, что до сих пор с силой сжимает кулаки. Девушка медленно разжала пальцы, которые даже заболели от напряжения, потом повернулась и медленно побрела к дому.

Что бы все это значило?!

Сьюзен вернулась в оранжерею, приспособленную под мастерскую. Здесь она работала все утро, пока ее не прервали настойчивые звонки этого господина. Сьюзен немало трудилась над картиной, но сейчас, по-новому взглянув на нее, поняла, что именно должна была сделать.

Она яростно окунула кисть и набрала краску. Ей хотелось выбросить все случившееся из головы и продолжить работу. Но руки дрожали, и кисть не слушалась хозяйку.

Вздохнув, Сьюзен промокнула бумагу кусочком ткани, чтобы убрать лишнюю краску, но вряд ли это могло что-то исправить.

Рассердившись на себя, она схватила лист с начатой акварелью и разорвала его. Ей казалось, что она держит не бумагу, а разодранную в клочья безупречную белую рубашку Хенсворда. И поэтому даже почувствовала некоторое удовольствие, но потом тихо покачала головой.