Сватовство шкипера. Рассказы
Шрифт:
— Настоящий роман, — глухо проговорил Сэм, когда его вытолкнули из последнего кабака и за его спиной безнадежно прогромыхал болт. — Куда же теперь?
— Назад на корабль, — ответил Дик. — Пошли!
— Н-не п-пойду, пока не н-найду его, — торжественно проговорил Сэм и отодвинулся от протянутой руки Дика.
— Тебе его не найти сейчас, Сэм, — насмешливо заметил повар.
— А п-почему? — Глаза у Сэма были словно стеклянные. — Мы ведь пошли его искать…
— Потому что темно, — сказал повар. Сэм презрительно захохотал.
— Идем! — и Дик снова ухватил его за руку.
— Я
Он пошел, шатаясь, по дороге, а оба его друга, которым простые правила морской жизни не позволяли оставить товарища в таком состоянии, побрели за ним, ворча и ругаясь.
Около получаса они шли за ним по тихим улицам города, и Дик с трудом сдерживал свое нетерпение, когда толстый матрос время от времени наклонялся и тщательно осматривал пороги дверей и другие подходящие места, где мог бы скрываться пропавший человек. Наконец, он остановился перед маленьким домиком, прошел несколько шагов, вернулся и вдруг решительно пошел прямо к двери.
— Держи его, кок! — заорал Дик, обхватив Сэма за пояс.
Повар обнял толстяка за шею и вдвоем, тяжело дыша, они оттащили его от двери.
— Теперь ты пойдешь на борт, старый дурак! — крикнул Дик, потеряв терпенье. — Хватит с нас твоих штук!
— Пус-сти, — бормотал Сэм, отбиваясь.
— Не смей трогать колотушку, слышишь! — угрожающе сказал Дик.
— Он вон там! — и Сэм хитро подмигнул на дом.
— Иди назад, старый дурак! — повторил Дик. — Тебе нельзя ничего пить крепче молока.
— Подержи мой пиджак, кок! — вдруг с неожиданной суровостью проговорил Сэм.
— Не дурачься, Сэм! — попросил повар.
— Подержи мой пиджак, — высокомерно крикнул Сэм.
— Ведь ты же знаешь, что никакого пиджака на тебе нет, — умоляюще сказал повар. — Разве ты не видишь, что это фуфайка!
— Ладно, держи меня, пока сниму ее, — обиженно сказал Сэм.
И, вопреки собственному здравому смыслу, повар стал поддерживать толстого матроса, пока тот раздевался. Дик стоял и ждал, а когда Сэм, наконец, стал тянуть тесную фуфайку через голову, он оттолкнул повара, схватил бедного толстяка и медленно завертел его по мостовой.
— Повернись три раза и лови, кого можешь, Сэм, — жестко сказал он. — Садись, садись, пожалуйста!
Он пустил его на мостовую и вместе с коком пошел вперед, предоставив Сэма его судьбе. Обернувшись в последний раз, они увидели, как высокий толстый матрос, у которого голова и руки запутались в фуфайке, тщательно старался высвободиться из нее, изворачиваясь и жалуясь в выражениях, которые, даже будучи профильтрованы через толстую фуфайку, не теряли своей точности и необычайной выразительности. Наконец, он сдернул фуфайку, свирепо отшвырнул ее в сторону, затем снова поднял и, засунув под мышку, зигзагами пошел к кораблю.
На следующее утро он не совсем хорошо помнил, что случилось, но, смутно чувствуя какую-то обиду, обращался с Диком и коком подчеркнуто холодно, пока им не пришлось начать работу. Выгрузка цемента — вещь нелегкая, и толстый Сэм охотно смягчился, когда повар позвал его в камбуз и угостил чашкой холодного кофе, оставшегося на следующее утро после шкиперского завтрака. Повар вымыл чашки и,
предпочитая пыльную палубу кухонной жаре, пошел туда чистить картошку. Эта работа особенно располагает к размышлениям, и мысли повара невольно вернулись к капитану Гиссингу и лучшему способу отыскать его. Ясно было, что карточка должна была сыграть значительную роль в поисках. Поэтому повар оставил картофель и спустился вниз за карточкой. Он нашел ее на полочке в шкиперской каюте, вышел на палубу и спустился на берег.От первых трех человек, с которыми он заговорил, повар не получил никаких сведений. Все они с интересом рассматривали карточку, высказывали о ней свое мнение, по большей части мало лестное, но единогласно признавали, что в Бриттльси никого похожего нет. Повар уже совсем было решил бросить эту неблагодарную работу и вернуться на судно, когда увидел старого рыбака, стоявшего у перил.
— Добрый день, друг, — проговорил повар.
Старик вежливо вынул изо рта короткую глиняную трубку, кивнул головой, снова сжал трубку зубами и уставился на море.
— Видели вы когда-нибудь человека вроде вот этого? — спросил повар, показывая портрет.
Старик снова терпеливо вынул трубку и, прищурясь, стал пристально вглядываться.
— Удивительно, как это научились делать такие штуки, — дрожащим голосом проговорил он. — Ничего подобного не делали, когда мы с вами были мальчишками.
— Да, с тех пор многое изобрели, — невольно согласился повар.
— Раньше все больше маслом писали или карандашами, — продолжал старик задумчиво.
— А вы видели кого-нибудь похожего на этого? — нетерпеливо спросил повар.
— Ну, конечно, видел. Я сейчас собирался вам это сказать. Дай-ка припомнить, как это его фамилия?
— Я не знаю его фамилии, — соврал повар.
— Я бы узнал ее, если б услышал, — медленно проговорил старик. — Ага! Ага! Я уже вспомнил!
Он радостно похлопал себя по голове и подмигнул повару подслеповатыми, блестящими глазами. У меня память такая же хорошая, как была, — благодушно продолжал он. — Иногда я забываю что-нибудь. Но скоро вспоминаю. И матушка моя была такой до самой смерти, а она дожила до девяноста трех лет!
— Господи! — прервал беспокойный повар. — Как фамилия, фамилия?
Старик замолчал.
— Провались она совсем, — сказал он озабоченно. — Вот я и забыл… Но я припомню… Она всплывет сама.
Кок минут десять подождал, но ничего не дождался.
— Не Гиссинг ли? — спросил он, наконец.
— Нет, — ответил старик. — Да ты не торопись… Я уж припомню…
— Когда? — сердито спросил повар.
— Может, минут через пять, а может, и через месяц, — уверенно ответил старик. — Но вспомню я непременно.
Он взял карточку у приунывшего повара и, очевидно, пытался помочь своей памяти.
— Джон Денн — вот его фамилия! — внезапно воскликнул он. — Джон Денн!
— Где он живет? — торопливо спросил повар.
— В Гольборне, — ответил старик, — в маленьком местечке, в семи милях отсюда.
— А вы уверены, что это тот самый? — дрожащим голосом спросил повар.
— Уверен, — твердо проговорил тот. — Он приехал сюда лет пять тому назад, а потом поругался со своим хозяином и уехал в Гольборн.