Свечка. Том 1
Шрифт:
Лишь для одного человека он оказался огорошивающе-неожиданным – настолько, что он как будто не понял его смысла.
– Что? – тихо, словно не веря своим ушам, спросил Ник Шерер.
А ты праздновал уже победу, вы праздновали уже победу, и ты заговорил тоном победителя, призывая заморского проповедника к окончательному ответу.
– Десять библейских заповедей.
– Что – десять библейских заповедей? – Растерянность впервые появилась на лице американца.
Ты стоял напротив (и когда только успел подойти?), испытывая незнакомое тебе чувство превосходства над другим человеком, и надо признать, это было приятное чувство.
– Напомните
– Как? Наизусть? – попробовал уточнить американец, словно все еще не веря.
Ты хотел сказать: «Ну разумеется», но тебя опередили и заглушили голоса слева, справа, сзади.
– Наизусть!
– Конечно наизусть!
– Наизусть, как же еще?!
Кажется, он даже попятился, во всяком случае, подался назад и проговорил растерянно:
– Но нельзя помнить наизусть всю Библию.
– Всю нельзя, а десять заповедей вы обязаны знать, раз уж взялись проповедовать, – произнес ты, все больше удивляясь самому себе, как бы открывая в себе нового, совершенно неизвестного тебе человека, и этот человек все больше тебе нравился.
– Ну, вы мужики, даете! – хохотнул Ваня Сорок Сосисок и хлопнул с мокрым чмоканьем по своей ладони дубинкой – надзиратель струхнул, а вам не было страшно.
Проповедник поднял небольшую Библию, которую во все время разговора держал в руках и объяснил:
– Но ведь можно открыть и прочитать…
– Открыть и мы можем!
– И прочитать…
– Прочитать каждый дурак может…
Победа – слово глубокое. Помимо первостепенных значений и высоких смыслов, его определяющих, имеются значения третьестепенные и низкие скрытые смыслы: победить означает еще и низвергнуть, унизить, уничтожить противную сторону – так, и только так понимали сейчас победу и уже праздновали ее твои сокамерники и ты.
– Значит, не знаешь? – а это был уже Мухорт – отсутствие у оппонента базисного знания давало ему право перейти на «ты». – Вот я, например, электрик, я знаю, что минус на плюс нельзя – замкнет. Или таблицу умножения…
– Или ПДД, – подсказали ему.
– Или УК!
Услышав последнее, все радостно засмеялись – в самом деле, в общей находилось немало тех, кто помнил наизусть весь уголовный кодекс, тот же Смотрящий. Получалось, уголовники знали, что могли и не знать, а проповедник не знал того, что знать был обязан.
– Так значит, не знаете? – теперь уже ты предложил поставить в споре свою победную точку, но американец вдруг не согласился, замахал рукой:
– Нет-нет, я не сказал, что не знаю!
– А раз не сказал, то говори… – это был голос стоящего рядом с тобой Смотрящего, который, как оказалось, не только смотрел, но и слушал. Он взял из рук проповедника Библию и протянул тебе.
– Ты говори, а ты проверяй.
В голосе Смотрящего не было общей базарной нотки, в нем был присущая ему почти всегда серьезная холодность.
В Библии был заложен шнурок, красный шелковый шнурок, ты потянул его, раскрыл книгу и, остановившись взглядом на Библейских заповедях, удивился – он был заложен на десяти заповедях.
Но дальше случилось еще более удивительное, самое удивительное – хотя нет, самое удивительное случилось позже, когда ты наконец понял, кто этот необычный парень и кто ты, кем вы друг другу приходитесь, но тогда…
Американский проповедник Ник Шерер глянул на тебя неожиданно смущенно и сочувственно и все тем же своим необыкновенной доброты
голосом громко и отчетливо, немного даже по-детски, ни разу не сбившись и не запнувшись, назвал все десять заповедей, во время оно полученных Моисеем на горе Синай от самого Бога.Произнесены они были на церковнославянском, оттого вряд ли кто всё понял, но сомнений не было – это были они, они самые, и проповедник их все, без сомнения, знал.
Все десять…
Быть может, никогда еще заповеди Господни не вызывали той реакции, какую они вызвали в тот момент в общей камере Бутырской тюрьмы. Тишина ожидания сменилась тишиной неожиданности, какая случается при внезапном падении, например, в погреб, крышка которого оказалась открытой, хотя, помню точно, ее закрывал.
Ведь было же очевидно: не знает, точно не знает, ни хрена не знает америкос проклятый, а он взял и сказал! Можно было бы назвать это чудом, но о чуде в тот момент никто не подумал, да и не для американцев чудеса. Смотрящий поднял свой кривой и желтый указательный палец и, шутливо погрозив американцу, спросил:
– Развел?
Тот не понял смысла услышанного, быть может, он еще не слышал, не знал смысла этого, пожалуй, главного слова и понятия в новейшей российской истории, определившего наше дальнейшее развитие не только в морально-этическом, но и в политико-экономическом плане. Разводка – не понял и не ответил, он сам выглядел удивленным едва ли не больше других, но вряд ли больше тебя.
– Нучтописательумылся?!
Не отрывая взгляда от американца, ты кивнул: «Ну да, умылся… умылся, конечно…»
Ваня удовлетворенно засмеялся и заговорил с кем-то стоящим сбоку, а Ник Шерер сообщил тебе то, что обещал сообщить взглядом:
– Я не знал… не помнил… заповеди…
«А как же?» – удивился, но понял и поверил ты.
Американец прочитал твой взгляд и стал объяснять – сбивчиво и горячо:
– Дед! Мой дед… В детстве он заставил меня выучить эти заповеди наизусть. Я выучил, а потом забыл и никогда раньше не вспоминал. А сейчас вспомнил. Дед! Он сказал: «Они тебе еще пригодятся». Ведь это же чудо, правда?
Ты кивнул, все понял и кивнул, но история эта удивляла тебя меньше, чем Ника, для тебя она не была чудом, чудом для тебя было другое…
В тот момент рядом с вами никого не было, даже Сорок Сосисок отошел в сторону, важно с кем-то беседуя. Вашему общению никто сейчас не мешал, да никто и не мог ему помешать.
– Я никакой не проповедник, – подавшись к тебе, полушепотом сообщил Ник. – И кстати, не еврей… У меня друг… Он состоит в этой организации… Он хороший настоящий проповедник… Я поехал так, за компанию… Ну и чтобы посмотреть… Я не должен был сюда приходить… Но у друга случился здесь роман с русской девушкой, свидание… Он попросил его заменить… Я не мог отказать…
Ты понимающе улыбнулся и спросил:
– А друга зовут Гера?
Ник не понял ни улыбки твоей, ни вопроса.
– Гера? Почему Гера… Нет, его зовут Джо… Джошуа…
Ты понимал, что американец не понимает тебя сейчас, а ты не мог ему все объяснить, да и не хотел – это было не важно, да и времени почти не оставалось – надзиратель демонстративно позевывал и посматривал на часы.
Главное – ты сам понимал, что встретил того, кого никогда не чаял встретить, но кто незримо присутствовал в твоей жизни, оказывая на тебя влияние едва ли не большее, чем семья и школа, – ты встретил своего двойника.