Сверхъестественное. С ветерком
Шрифт:
Представляясь взбешенному начальнику мойерской полиции, Дин назвал себя Тенчем, а Сэма – Блэром. Больше ничего он сказать не успел – Хардиган, лицо которого было покрыто красными пятнами, выпятил грудь колесом и принялся перечислять причины, по которым расследование массовой потери сознания не продвинулось дальше предварительного опроса пострадавших.
– Вот так, агент Тенч, или что там написано в вашем удостоверении, – продолжал Хардиган. – И от этой мигрени таблеток еще не придумали. Потеря сознания! Эта новость уже устарела. Я сейчас, образно выражаясь, сижу в подвале, пока наверху горит весь
– И что, собственно, этот дом собой…
Сэм вмешался, пока Дин не успел окончательно вывести из себя шефа полиции:
– Мы хотим помочь.
– Вы хотите помочь? – проворчал Хардиган.
Сэм начал подозревать, что голова у него болит по-настоящему, и не от внезапной лавины мелких преступлений. Это объяснило бы, почему у него такое красное лицо.
– Да, – подтвердил Сэм. – Мы расследуем обстоятельства массовой потери сознания. Можете рассказать, что вы обнаружили в «Пандженто Кемикалс», или…
– С «Пандженто» – дохлый номер, – отозвался Хардиган, безуспешно пытаясь подтянуть брюки повыше. – Они утверждают, что ни при чем.
Дин нахмурился.
– И вы им поверили?
– Первым делом с утра осмотрел все их помещения. Ничего подозрительного. А вечером сюда прикатят умники в скафандрах, будут проверять грунтовые воды и водопроводную воду.
– В костюмах биозащиты? – уточнил Сэм.
– Вот именно. Смешно, да? – Хардиган покачал головой. – По-моему, это перебор. «Пандженто» здесь уже много лет, на них полгорода работает. Мы тут все заодно, и руководство кампании тоже теряется в догадках.
Они стояли посреди офиса, и несколько патрульных, которые тоже здесь находились, изо всех сил старались не попадаться шефу на глаза: обходили его по широкой дуге или, усевшись за стол, с головой погружались в изучение компьютерного экрана, блокнотов и папок со списками улик. Сэму показалось, что шефу полиции нужен козел отпущения – кто-то из подчиненных, на кого можно было бы выплеснуть растущее раздражение.
Надеясь получить дополнительную информацию и при этом избежать неприятностей, связанных с независимым расследованием, Сэм решил действовать осторожно.
– У «Пандженто» неоднозначная история… – начал он.
– Утечка токсичных веществ, – брякнул Дин.
Однако Хардиган воспринял это спокойно.
– Это было давно и не факт, что правда, – отмахнулся он. – И потом, эта версия уже не прокатит.
– В каком смысле? – спросил Сэм.
– Если бы у них произошла еще одна утечка – ну, предположим, – и они заразили воду в Мойере, пострадавшие должны были ее выпить.
Сэм понял, к чему он клонит, и заметил:
– Логично.
Хардиган развел руками:
– По-вашему, они все сделали это одновременно?
– В полночь, – кивнул Сэм. – Ядовитые вещества не могли оказать одинаковое воздействие на всех и в одно и то же время. Эффект должен был проявиться в разное время и по-разному. Даже если «Пандженто» действительно виновна в очередном выбросе токсичных веществ, как вышло, что все жители Мойера потеряли сознание в один и тот же миг? Еще версии? Ядовитое облако? Ядовитые испарения переносит ветер, и по мере того, как облако удаляется от места возникновения, его токсичность ослабевает.
Кроме того, задеть могло всех, но не всех сразу. Высокоэффективной системы подачи вредных веществ в город не обнаружили, поэтому одновременная и массовая потеря сознания указывала на непричастность «Пандженто». Вероятно, все же стоит прислушаться к сторонникам теории заговоров.– Вот именно, – подтвердил Хардиган. – И я не вижу причин обвинять «Пандженто». Ну а тем временем у меня тут обвинения в вандализме и хулиганстве пихаются, как старшеклассники в очереди к шведскому столу. Разбитые витрины и граффити, доставщик сбил на своей машине несколько пожарных гидрантов, учительница средней школы, милейшая старушка, написала на доске «Убирайтесь к черту!» и покинула класс, и еще десяток происшествий в том же духе. Но если вам хочется заниматься ерундой, забудьте о «Пандженто» и займитесь крушением поезда, которое случилось несколько недель назад… Это что еще такое?!
– Стрикеры, – ответил полицейский за ближайшим столом.
Сэм и Дин проследили за взглядом шефа полиции и увидели, как двое копов ведут по коридору тех самых голых бегунов, которых они уже видели. Мужчины и женщины сутулясь, смущенно кутались в спасательные одеяла. Одна женщина недоверчиво трясла головой и повторяла:
– Что случилось? Я не понимаю…
В открытую дверь Сэм заметил кровавый след на кафельном полу. Эти люди, ничего не замечая, бежали по камням, битому стеклу и мусору.
– Эй, да это же Барт Ходжес! – воскликнул сидящий неподалеку полицейский. – А вон там… Анита Финамор. Я ей газон стриг, когда школьником был…
– Совет директоров Ассоциации домовладельцев Баркли в полном составе, – подсказал коп, сидевший за соседним столом.
– Черт подери! – негромко выругался Хардиган. – Боуман, ты прав.
– Слышал от Шейлы из диспетчерской, что они вдруг вскочили посреди делового обеда в «Белтраме», выбежали на стоянку, сорвали с себя одежду и помчались по Мейпл-лейн, как участники «голого флешмоба».
– Позорят ассоциацию, – заметил Дин.
– Позорят, это точно, – подхватил Боуман и отвел взгляд, когда Хардиган сердито на него покосился.
Еще один патрульный с черной спортивной сумкой, раздувшейся от одежды, заглянул в дверь:
– Собрал их вещички на стоянке «Белтрама». Не хватает, правда, несколько бумажников и телефонов.
– А много они на этом обеде выпили? – спросил Хардиган.
– По словам Питерсона, уровень алкоголя в крови ни у кого из них не превышает норму. Но все они помнят только самое начало обеда, а потом – как их скрутили и посадили в машину.
Хардиган стал мрачнее тучи.
– Как и все остальные…
– Остальные? – переспросил Дин.
– Другие нарушители, – пояснил Хардиган. – Вандалы, хулиганы. У всех отшибло память, как по заказу. А в следующий раз они скажут, что это их демоны заставили.
Винчестеры переглянулись, но Сэм сомневался в том, что демоны имеют к этому какое-то отношение. Демоны не чувствуют угрызений совести, используя людей в качестве одноразовых костюмов из плоти, но они заимствуют чужие тела, чтобы совершать нечто гораздо более серьезное, чем битье окон, граффити и пробежки в чем мать родила.