Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11
Шрифт:
— Гунар, ваша сегодняшняя речь на конференции о международном единстве — самая впечатляющая из всех слышанных мною прежде. И как вы говорили, с каким вдохновением, с каким красноречием! Прием, который вы использовали, может показаться неожиданным, но своей цели вы достигли. Я понимаю вашу скромность… но все же — зачем вы придумали эту историю с грифонами, с их предсказаниями? Гунар, друг мой, ваше назначение было самой большой моей удачей.
— Эрнест, — ответил Гунар, — человек, недостойный похвалы, не отказывается от хвалебных слов, а просто глух к ним. Нет, грифон действительно был в моей комнате прошлой ночью. Второго, более беспокойного, женского пола, я видел сегодня на улице. А
Президент молчал. После долгой паузы он заговорил, но о другом. Он расспросил о дальнейших дискуссиях и об их возможном исходе.
На следующий день среди делегатов прошел слух, что Гунар Фрайс, представитель Ш…, страдает галлюцинациями. Слух этот не вышел за пределы зала заседаний. Не узнали о нем и журналисты. И не потому, что коллеги щадили Гунара и его близких — нельзя было бросить тень на конференцию. Если один из ее участников подвержен подобному недугу, то легко заподозрить в нем и других. Кроме того, даже самом поведении Гунара на заседаниях не наблюдалось ничего экстраординарного. Его выступления были выше любой критики, он искусно вел дела, касающиеся интересов своей страны. И активно включался в дискуссии, когда речь шла о судьбах человечества…
Тем не менее день спустя Гунара Франса отозвали домой. Объясняя журналистам причину отъезда, он сообщил, что, вероятно, президент намерен обсудить с ним вопрос особой важности, который нельзя доверить ни телефону, ни письму, ни посреднику.
Гунару прислали замену — члена Верховного суда страны, молодого человека чуть старше Норберта, но серьезного настолько, что ему можно было дать все девяносто.
Фрайс вылетел на родину. Встретил его сам президент. По приезде в президентский дворец они пообедали вдвоем, затем перешли в кабинет и сели друг напротив друга.
— Гунар, — начал Эрнест. — Я не мог бы и думать о лучшем посланнике, вы работали за десятерых. Боюсь, обо мне подумают бог знает что. Во всяком случае, скажут, что я поступил опрометчиво, заботясь больше о вашем здоровье, чем об интересах нации. Но мне хочется, чтобы вы немного отдохнули Конечно, сейчас на конференции нашу страну представляет человек не вашего уровня, но он достаточно опытен. Отправляйтесь-ка вы на свою ферму, нахлобучьте старую шляпу, ходите на охоту, доите там коров, сейте пшеницу. В сельском хозяйстве каждая пара рук дорога! Побудьте дома какое-то время, Гунар!
Гунар не на шутку испугался. Подобный страх он испытал, пожалуй, лишь однажды, когда семнадцатилетним юношей уехал из родительского дома учиться и стал жить один.
Больше недели он был в каком-то шоке. Ему представлялось, что он навсегда заточен в своей новой комнате, никогда больше не увидит отца и не найдет друга.
— Неужели какой-либо мой поступок, — медленно проговорил Гунар, — вызвал ваше неодобрение? Вы полагаете, моего дипломатического опыта в должности министра иностранных дел мало, чтобы представлять нашу страну в ООН?
Президент потер лоб и отвел глаза.
— Говорят, что вам являются какие-то грифоны.
— Но ведь я сам вам об этом сообщил.
— И вы не видите в этом ничего необычного?
— Вы предпочитаете считаться
с мнением тех, кому это кажется странным? Друг мой, в наше время и не такое случается.— Но ведь вы единственный, кто их видит.
— Разве это доказательство, что они не существуют?
В его голосе прозвучало внезапное раздражение. Он достал носовой платок и намеренно громко высморкался.
— Но если мнение делегатов для вас ничего не значит, проговорил президент, — вряд ли вы захотите с ними работать в дальнейшем.
— Напротив, — ответил Гунар, наклоняясь вперед, чтобы спрятать платок в задний карман брюк. — Я им нужен. Они не смогут обойтись без меня. Придет время, поверьте мне, когда каждый там, на конференции, увидит рядом с председателем это пророческое существо. Если бы вы видели его!
— Гунар! — Президент помедлил, прежде чем сказать. — Перед поездкой домой вам неплохо бы показаться хорошему психиатру. Они еще не все соблазнились тучными пастбищами Соединенных Штатов. Во Франции или Швейцарии можно еще, пожалуй, найти одного-двух толковых специалистов.
Гунар усмехнулся:
— Ну, им-то я тоже не особенно доверюсь, если они не смогут увидеть грифонов. Я ухожу в отставку. Ради вас. Это избавит президента от волнений и неловкости, связанных с моей особой. Можете назначить другого на мой пост.
Он хотел подняться с кресла, что подходило бы случаю, но не смог. Сердце его учащенно билось.
Приступы тоски в молодости быстротечны. Он вновь увидел отца, у него появились друзья, он вырвался из заточения комнаты и перед ним открылся мир… Недолго длится и одиночество разжалованного дипломата: он возвращается к людям, у него больше нет врагов…
Бывший дипломат отправился домой ночным поездом, и вместе с ним путешествовал грифон. Когда Гунар вошел в купе, тот уже дремал на сиденье. Орлиная голова была спрятана под крыло, другое крыло и лапа свисали до пола. Гунар сел напротив и в тусклом свете подрагивавшей от толчков лампы долго смотрел на грифона…
От станции до своей фермы Гунар добирался в повозке соседа, которого встретил на привокзальной площади.
— Вот будет сюрприз для госпожи Фрайс! — воскликнул сосед и тут же поинтересовался: — Надолго к нам?
— Я просто вернулся домой, — ответил Гунар, — только и всего.
— Устали на конференции? — спросил сосед, заметив грустное лицо и поникшие плечи дипломата. — И куда только идет мир?
Не ожидая ответа, он тронул лошадей с места.
Склонив голову на руки, Гунар Фрайс заплакал. Он не смотрел по сторонам, лошадь шла знакомой дорогой, утреннее солнце начало пригревать затылок.
Несколько дней Гунар вел себя так, будто и впрямь приехал на ферму отдохнуть. Возился с трактором, заходил в коровник. Неподалеку от дома был лес. Там прятался тихий глубокий пруд, куда Гунар ходил купаться. Уединенность пруда соответствовала его теперешнему душевному состоянию. Правда, начни он тонуть и звать на помощь, вряд ли кто тут услышал бы. Но после купания он ощущал чистоту тела и душевную гармонию. Когда Гунар шел из леса домой и видел вдалеке у фермы маленькие фигурки работающих там людей, сердце его охватывала внезапная нежность к ним.
Но однажды утром Гунар увидел на крыше коровника молодого грифона Он окликнул, и тот повернул к нему свою большую, отливающую золотом голову.
— Спускайся, — ласково сказал Гунар. — Чего тебе? Молока?
Когда грифон посмотрел на него и ничего не ответил, добавил:
— Мяса?
Грифон нагнул голову и клювом почистил когти.
— Спасибо. Я сыт. Не больше двух сотен лет назад пообедал четырьмя аримаспи.
Жена хотела, чтобы Гунар повидался с сыном, собиралась вызвать Теодора.