Свести с ума Мартину

– Я думаю, господин прокурор, вы неправильно истолковали…

– Послушайте, мой дорогой, не говорите только, что вы не знаете, кто такие Пьюбраны.

– Я знаю то же, что и все в Каоре.

– И вы серьезно желаете возбудить против них дело?

– Господин прокурор, мне казалось, что…

– Ой! Только не заводите песню о том, что перед законом все равны. Конечно же, закон один для всех, но разница в подходе. И вы не можете вмешиваться в их дела, словно это какие-то клошары или бездомные рабочие!

– Почему?

– Господин комиссар, не стройте из себя невинную овечку. Если я пойду против Пьюбранов, во-первых, разразится грандиозный скандал, а во-вторых, в случае провала, я не ручаюсь за наши с вами головы.

– Я повторяю вам, господин прокурор, что я был почти свидетелем покушения на убийство Мартины Пьюбран.

– Вот именно, что почти, господин комиссар, и вы должны понимать разницу.

– Судя по всему, я не должен ничего предпринимать.

– Во всяком случае, как можно меньше. Мы, конечно, не можем запретить мадемуазель Пьюбран подать жалобу на господина X. Начните расследование, но только осторожно, и, главным образом, против господина X. А в помощь вам, в ваше распоряжение поступает господин Шенебур.

– Если вам удастся его разбудить.

Мэтр Комбе улыбнулся.

– Правда, что наш уважаемый коллега любит вздремнуть, но это даже хорошо. Таким образом, он не будет вам мешать.

– И не потребует результатов.

– Приятно, что мы друг друга понимаем.

– При этом каждый остается при своем мнении.

Прокурор развязно усмехнулся.

– Вы слишком многого хотите, комиссар!

– А если вдруг…

– Ну что еще?

– Мадемуазель Пьюбран станет жертвой нового нападения, и ее убьют.

– У вас богатая фантазия, господин комиссар. Успокойтесь, есть возможность установить истину.

– Не замедлю ею воспользоваться.

– Убедите вашу подзащитную обследоваться у психиатра, и, если врач признает ее абсолютно здоровой, будем действовать.

– Не думаю, чтобы она согласилась.

– Тогда решайте сами, господин комиссар.

Алиса смотрела на мужа. Задумчивый, он ходил по комнате, и она не решилась рассказать ему, что утром ей было плохо, так плохо, что сиделка хотела бежать в комиссариат. Алиса знала, что в результате одного из этих, все чаще теперь повторяющихся приступов, она умрет. И может так случиться, что она умрет в его отсутствие.

Невик помог жене подняться с постели и осторожно проводил в гостиную, где ежедневно они вместе обедали. Ритуал, которым Алиса очень дорожила. Сегодня она особенно плохо выглядела, но Тьерри, погруженный в свои мысли, не заметил этого.

– Эскорбьяки на выходные собираются в деревню, в Круа-де-Фе, проверить виноградники. Они нас тоже звали.

– Знаешь, милый, мне последние дни что-то нездоровится. Но это не повод для того, чтобы и ты сидел дома.

Он возразил, но она настояла: ему необходимо отдохнуть, подышать свежим воздухом. Тьерри благодарно взял ее за руку, но тут же отпустил. Безжизненная холодность пальцев испугала. Она, поймав взгляд мужа на своей болезненно-прозрачной ладони, умело отвлекла его внимание, поспешно спросив:

– Кстати, а что там с делом Пьюбранов?

Он, так ни о чем не догадавшись, принялся рассказывать о встрече с прокурором.

– Ты представляешь, он хочет заморозить дело, и лишь потому, что Пьюбраны важные птицы. Это же просто возмутительно!

– Конечно, дорогой, но тем не менее, прокурор прав: прежде чем развязать скандал, необходимо все как следует проверить.

– Да что такое скандал по сравнению с жизнью, которая в опасности.

– Ты уверен, что она в опасности?

– И ты туда же! Я тысячу раз повторил, что видел веревку вокруг ее шеи, эти кровоподтеки, эти следы на земле… Да вы что, все с ума посходили! Все против Мартины!

– Может быть потому, что ты чересчур ее защищаешь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты уже зовешь ее Мартиной.

– Ну и что.

– Да нет, ничего… А почему мадемуазель Пьюбран отказывается от медицинского обследования?

– Не знаю.

– Ты должен попытаться это выяснить.

Тьерри вернулся на работу в ужасном настроении. Отношение Алисы к Мартине он объяснял ревностью больной женщины к здоровой. Он не понимал, почему его жена, как и прокурор, так упорно не хочет поверить тому, что он видел собственными глазами. Ее послушать, подумаешь, что он влюблен в Мартину. Но тут он вдруг осознал, что, думая или говоря с мадемуазель Пьюбран, он действительно называет ее Мартиной. От этого полупризнания злость сразу пропала. Он! Влюблен в Мартину! Не может быть! Без сомнения, он испытывает глубокую симпатию к этой девушке, но чтобы… Во-первых, разница в возрасте, во-вторых – в общественном положении, да и вообще… Но Тьерри был достаточно умен и честен, чтобы понять, что уже то, что он пытается перед собой оправдаться, доказывает, что его чувство – не простая симпатия. Алиса, как всегда, была права. Поразительная проницательность всех тяжелобольных. Признав свое полное поражение, он предался меланхолии и обратился, как обычно, к Клеману Маро, отрывок из поэмы которого очень точно отражал его собственное состояние.

Я сегодня, увы, не такой, как когда-то давно. Мое лето, смеясь, упорхнуло в окно. Ты была мне хозяйкою доброй, Любовь, И когда б меня жизнью одарили бы вновь. Я, научен однажды, Служил бы вдвойне Той хозяйке, вторично дарованной мне.

Жизнь показалась ему напрасной. И нечего искать виновных. Судьба, ни у кого не спрашивая, сама делает выбор, и остается одно: опустить голову и покориться. Тьерри покорился. Но на душе скребли кошки…

Невик прекрасно провел день в Круа-де-Фе.

Едва он переступил порог старого, прожженного солнцем и изъеденного годами дома, как все неприятности отошли на второй план. Умиротворяющее спокойствие природы напоминало ему детство. Он был счастлив, как был счастлив ребенком, приезжая на день в деревню. И казалось, что этот день никогда не кончится и он больше не вернется в город. Пока Эрмина хлопотала на кухне, они с Пьером отправились осматривать имение. По дороге на виноградники Пьер осторожно поинтересовался:

– Что-нибудь случилось?

– Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю, ты как в воду опущенный. Что-нибудь с Алисой?

– Нет-нет, неприятности на работе.

– Но здесь-то ты в отпуске!

– Конечно, но не так-то просто отключиться, зная, что можно предотвратить убийство, а руки связаны.

– Убийство?!

– Убийство.

– Может, мой вопрос покажется глупым, но ты не преувеличиваешь?

– К сожалению, нет.

Видя, что его друг больше ничего не скажет, Эскорбьяк увлеченно заговорил о своих виноградниках, и это, как всегда, настроило его на лирический лад. Он уже не мог остановиться, настолько привязана была его душа к этому клочку земли. Виноградники являлись частью приданого Эрмины. Мадам Эскорбьяк нередко шутила, что Пьер женился на ней исключительно из-за них. Муж протестовал, что страшно забавляло Эрмину. Глядя на друзей, Невик по-хорошему завидовал их мирному счастью.

Обед начали с традиционного супа, в приготовлении которого Эрмине не было равных. Затем последовало мясо в горшочках, тушенное с белыми грибами. С жаренной в гусином жире картошкой подали антрекот, после чего на столе появился ароматный сыр, выдержанный на дубовых листьях. Насытившись, они пропустили десерт и сразу перешли к кофе с «Арманьяком». Теперь, сидя перед домом в тени раскидистого дерева, друзья погрузились в блаженную дрему.

Вечером, уже перед возвращением в город, к Эскорбьякам забежал сосед поделиться переполняющим его возмущением. Он только что вернулся с матча по регби, где был свидетелем разыгравшейся перед зрителями потасовки. Игрок одной команды, молодой человек с наидобрейшим лицом, ударил исподтишка другого и серьезно его ранил.