Свет Черной Звезды

И почему я не удивлена? Ни на грамм, ни на йоту, ни на карат, ни на песчинку, в общем — вообще не удивлена. Непонятно другое – как кесарь мог допустить этот удар?! Как?! Почему на главную битву с высшими он взял Акъяра, а не меня — в противостоянии с высшими я сильнее, чем Къяр, и я бы точно не ударила в спину, я…

— Ты бы не простила себе этого до конца жизни, — раздался хриплый заставивший затаить дыхание голос, — ни участия в этой бойне, ни того, что упустила такой прекрасный шанс воплотить в жизнь свою теорию об отрубании моей головы.

Я стремительно обернулась к кесарю, вглядываясь в его приоткрытые светло-серые глаза и чувствуя, как под моими ладонями, прижатыми к его груди, начинает медленно, но уверенно биться сердце.

— Ледяной свет жив! — раздалось потрясенное от волка.

И его возглас разнесся благоговейным эхом по всей нетерпеливо жаждущей похорон толпе. Я едва ли слышала отдаленный рокот перешептываний и криков, я едва ли слышала что-то еще — чувствуя, как по щекам устремились вниз горячие слезы, я смотрела на кесаря и если у кого-то и были слова, то не у меня.

— Все хорошо, Кари, все хорошо, — он поднял ладонь, с нежностью прикоснулся к моей щеке, и тихо добавил: — Ты все правильно сделала.

Запрокинув голову, чтобы хоть как-то остановить слезы, я судорожно выдохнула:

— Вы должны были сказать про кинжал, мой кесарь. Вы должны были взять меня в этот мир… Да какой это вообще к гоблинам мир?!

Я вновь посмотрела на императора, стараясь не скатиться до истерики.

— Что-то вроде закатного, — Араэден улыбнулся, вытирая большим пальцем слезы с моего лица. — Просто мир, которому немного не повезло — остатки армии Ранагнара сумели выстроить переход вне крестов Тримиана. Они уничтожили бы этот мир, поглотив его, и вернулись бы на Сатарэн в полном расцвете сил. Мы бы не выстояли. Все что я мог — уничтожить их здесь.

С нескрываемым неодобрением глядя на него, я прошептала:

— Вы могли взять меня! Меня, мой кесарь! Меня, а не Къяра, который лишь ждал случая нанести удар, и вы просто не могли не знать об этом!

Император улыбнулся, прикоснулся большим пальцем к моим губам, и спокойно ответил:

— Для перехода между мирами, не связанными между собой, требуется смерть, нежная моя. Смерть того, кто больше всего стремится к жизни, того, кому есть ради чего жить. Убить тебя? Тебя?! Кари, я каждую ночь вижу один и тот же сон — ты пронзаешь себя ржавым мечом Мрано, а у меня дрожат руки и я не уверен в том, что смогу тебя вернуть. Нет уверенности, не хватает сил, и еще сотни тысяч вариантов того, что я не смог, не спас, не оживил. Убивать тебя ради перехода в другой мир? Я лучше сдохну сам.

Укоризненно покачав головой, мрачно заметила:

— Вы с этим уже вполне успешно справились, мой кесарь!

Он устало улыбнулся в ответ, просто улыбнулся, а я понять не могла:

— Каким невероятным образом вы умудрились подставить спину Къяру, при всем моем уважении — я в принципе не в состоянии этого понять.

Кесарь улыбаться перестал, долго смотрел на меня пристальным усталым взглядом, затем произнес:

— Я просчитал Къяра, но я не учел Владыку Ночи и его… методы.

Он откинул голову назад, упираясь в скалу, и добавил:

— Яд в кинжале обладает уникальными свойствами, его можно изгнать обратно в кинжал, но если бы клинок был извлечен…

Договаривать Араэден не стал. Мне и не требовалось, я и так поняла всё — вытащить оружие из раны это первый порыв любого раненого, и любого из тех, кто придет ему на помощь… Или попытается захоронить.

— Да, — усмехнулся кесарь, — да. Поэтому я предпринял все возможное, чтобы дождаться вервов и предупредить.

Я скептически глянув на кесаря, обернулась и выразительно указала на уже заготовленную могилу. В ответ на мое возмущение, Араэден улыбнулся, вновь протянув руку, коснулся моего лица и тихо сказал:

— Доверять в любом из миров я могу только тебе, но, как ты понимаешь, ни яд, ни могила, меня бы не остановили.

Понимала, возможно, понимала, вот только:

— Остается вопрос времени, мой кесарь,- раздраженно напомнила ему.

Император Эррадараса коварно улыбнулся и спросил:

— Даллариец уже активировал свою нательную живопись?

И я задохнулась возмущенным:

— Вы!..

Кесарь рассмеялся. А затем легко, словно не он тут умирал на целую ночь, поднялся, поднимая и меня, рывком оторвал кусок нижнего платья у меня, протянул мне все еще влажную, естественно, ткань, и приказал:

— Аккуратно, не прикасаясь к рукояти, обмотай тряпкой…

— Да, мне тоже всегда не нравился фасон этого платья, — съязвила я.

Рассмеялся и продолжил:

— Дернешь резко вниз, вспарывая кожу и мышцы. Чем больше крови, тем лучше.

И он грациозно развернулся ко мне, открывая вид на внушительную рану и торчащий из нее ржавый клинок.

— Ну, не меч Мрано, но тоже очень ничего, — саркастично заметила я.

— Время, Кари, — очень мягко произнес кесарь.

Я откинула мокрые волосы со вмиг вспотевшего лба, посмотрела на широкую спину императора, на безобразный жуткий шрам и полусгнивший ржавый кинжал в его теле. Почему-то вспомнила, как шила для шенге и Рхарге меховые жилетки такое ощущение, что с тех пор минуло сто лет, не меньше…

С этой мыслью я сложила влажную ткань вчетверо, накинула на рукоять кинжала, зашипевшего от соприкосновения с остатками моего платья, обхватила обеими руками и что было сил, рванула вниз, действительно вспарывая и кожу и мышцы. Кесарь от повреждений даже не вскрикнул, лишь уперся правой рукой в скалу, чтобы устоять ровно, я же вытащила кинжал. Или то, что от него оставалось. Все остальное стекало по спине Араэдена вместе с ржавчиной и черным ядом, отчетливо заметным в потоках крови.

Я постояла, удерживая орудие в руках, и осторожно спросила:

— Кинжал?

— Засунь в кого-нибудь, — сквозь зубы прошипел кесарь.

Я его понимала — такую боль терпеть было непросто. И не желая мешать императору в деле претерпевания адской боли, огляделась, в поиске варианта, куда бы деть кинжал… Не сразу заметила, что бывший волк сбежал, бросив сапоги, тунику и даже золотую цепь с внушительным кулоном.

— Сказать тебе, о чем он подумал? — поинтересовался с насмешкой Араэден.

— Не стоит, — я улыбнулась, и осторожно положила кинжал в тряпке на землю.