Свет между нами. Среди тысячи звёзд. Комплект из 2 книг
Шрифт:
Он склонил голову набок с улыбкой и недоумением на лице.
– Тебя расстраивает потеря места в «Струнах весны»? Шарлотта, ты собиралась пропустить премьеру. Я обязан был что-то предпринять. Шоу все-таки должно продолжаться.
Я протерла тряпкой пятно на стойке.
– А что насчет нас, Кит? – спросила я тихо, ненавидя себя за то, как жалко прозвучали мои слова. Почему я принимала его извинения вместо того, чтобы плеснуть ему в лицо коктейлем? Потому что, даже спустя столько времени, желала услышать ответы, чтобы появилось так называемое чувство завершенности. Возможно, мне не было бы так больно, если бы у Кита была веская причина, которую бы я поняла. Причина
На его губах снова появилась недоуменная улыбка.
– Нас? Не помню, чтобы мы с тобой были парой, Шарли. Мы были «вместе», – Кит нарисовал в воздухе кавычки, – несколько недель.
Два месяца, одну неделю и четыре дня. При желании я, наверное, и часы могла сосчитать.
– Я был занят квартетом, заканчивал учебу… – Кит пожал плечами, его улыбка стала шире. – Приятно снова встретиться с тобой. Но как бы мне ни хотелось поболтать о том, о сем, если я не вернусь к столу с выпивкой, друзья отправят за мной поисковую группу.
Он свесил руку с барной стойки, как в салуне, и подмигнул мне, словно ковбой их плохого вестерна. Меня вдруг охватил стыд. Вот из-за этого лицемерного засранца мое истерзанное, раненое сердце больше не слышит музыки?
– Извини, – я бросила тряпку. – У меня перерыв.
Я проскользнула мимо Эрикисэма, вышла в переулок возле бара, села на перевернутое ведро, используемое для перевозки льда, и разрыдалась. Не из-за Кита и страданий по его вине, а из-за дежавю тех жутких месяцев после смерти Криса. Встреча лицом к лицу с невероятным равнодушием Кита оживила воспоминания, и они накрыли меня с головой.
Я оплакивала то, чего у меня не было с Китом, хотя казалось, что было. Но больше всего я горевала о Крисе. Я рыдала по брату, и боль в моем сердце пульсировала в унисон с кровью в венах. Казалось, я могла бы проплакать всю ночь, и слезы лились бы без остановки и никогда не иссякли.
Десять минут спустя я остановила бьющий во мне гейзер и вернулась в бар. К счастью, Кит уже сидел за своим столиком, а Мелани – у барной стойки, и не одна, а с нашими друзьями из Джульярда: Майком Хаммондом, Фелицией Стриклэнд и Региной Чен. Все они узнали Джонстона и окружили меня защитным барьером. От их доброты слезы чуть снова не навернулись мне на глаза.
– Ты опять не пришла, – произнесла за бокалом мартини Регина. – А вечеринка была эпичной даже по моим высоким стандартам. Однако она могла быть еще лучше, если бы ты появилась.
– Я пыталась вытащить ее, – начала Мелани, – но…
– Но я была занята, – поспешно сказала я. – Прости, Регина. Следующую постараюсь не пропустить.
– Ловлю тебя на слове. Подумываю устроить ее в конце мая. Тебе крышка, Конрой, если ты не придешь.
Вечеринки Регины Чен слыли у джульярдцев легендарными. Все гости приносили свои инструменты и играли мелодии из популярных сериалов. Я присутствовала на нескольких до смерти Криса. После – ни разу.
Регина с моими друзьями из Джульярда думали, что я временно отдыхаю от прослушиваний. Только Мелани знала правду: что я больше не люблю играть на людях. Моя музыка теперь пуста, механична. Это просто ноты со страницы, и только.
Друзья продолжали болтать и смеяться, и не успела я оглянуться, как смена подошла к концу.
Я завершила ее с девяносто долларами чаевых. Неплохо, но недостаточно хорошо.
Неплохо, но недостаточно хорошо.
Удивительно и печально, насколько точно эти слова описывали мою жизнь в эти дни.
Глава 4
Я
резко сел в постели, пробужденный от одного и того же повторяющегося кошмара. Этот сон был столь же убийственно мучителен, сколько и отчаянно великолепен. Я хватал ртом воздух, утопая в несуществующей пучине, пытаясь удержать в сознании образы, раскрашивающие мою тьму яркими красками. Белый снег и голубое небо, золотые переливы заката и изумрудная вода. В этом сне я всегда снова зряч.Иногда это стоит испытанного ужаса.
Иногда я думаю, что лучше бы больше не проснуться.
Интересно, сколько сейчас времени? Может, утро, может, три часа дня. После несчастного случая мой режим совсем сбился. Да и зачем он теперь? Рассвет или сумерки – для меня они все одно черное ничто.
Я скинул влажные от пота простыни. Они провоняли, как и я. Мне нужен душ, а Люсьену нужно, черт возьми, поскорее найти мне другого помощника. Прошло уже три дня, как цыпочка из ресторана принесла мне заказ с новостью, что Тревор, никчемный придурок, бросил работу. Скатертью дорожка! Он был медлительным и тупым. Я сильно удивлюсь, если он смылся, не стащив ничего из моего дома.
Хотя я об этом не узнаю.
Я лег на подушки, тяжело вздохнул и прислушался. На улице тихо. Ни голосов, ни проезжающих машин. Наверное, сейчас три ночи. Проверю по своим незаменимым наручным часам, которые мне подарили в реабилитационном центре. Они специально разработаны для таких слепых кретинов, как я, и при нажатии на кнопку говорят время.
– Время три часа двадцать две минуты, вторник, тридцать первое марта.
Почти угадал. Я снова нажал на кнопку и еще раз, нарушая тишину механическим голосом. Не выношу тишины. Если замереть, не двигаться и не дышать, то можно представить, что я лежу в гробу глубоко под землей, где меня никогда не достанут солнечные лучи. Как в той старой штольне в Колорадо, в которую я однажды спустился. Помню, мне тогда подумалось, что непроглядной тьмы не существует. Что везде есть свет, даже в самую темную ночь. Всегда есть оттенки и тени, и никогда – сплошное ничто.
Ха! Жизнь, та еще стерва, показала мне, как я не прав.
Как бы то ни было, лежать неподвижно – плохая идея. Такое ощущение, будто меня заживо похоронили и разум тоже медленно погружается во мрак. Бесплотный, невесомый и безгранично одинокий.
Я снова тыкнул на кнопку. И еще, и еще, но и этого было мало.
– Система, включиться, – велел я стереосистеме, активирующейся голосом. Ее установил здесь Люсьен три месяца назад, когда я только покинул реабилитационный центр. – Играть Rage Against the Machine.
Заиграла песня «Killing in the Name Of», и я прибавлял громкость, пока басы не стали отдаваться внутри меня вторым сердцебиением. Но это всего на минуту. Если сильно шуметь, соседи вызовут полицию. Те будут звонить в мою дверь, и мне придется тащиться вниз. У такого несуразного и неуклюжего олуха, как я, это займет целую вечность. После этого мне придется открыть свою дверь незнакомым людям, которые представятся полицейскими. Откуда мне, черт подери, знать, что они не врут?
Убавив громкость до допустимого уровня, я довольствовался яростными криками вокалиста. Мне тоже хотелось кричать, но, боюсь, стоит начать, и я уже никогда не остановлюсь.