Свет праведных. Том 2. Декабристки

Софи, залившись краской, пробормотала:

– Это недостойно!

– Можете не сомневаться в том, что я всякий раз встаю на вашу защиту! – заверила ее Дельфина, грызя сухарик. – Но репутацию одними словами не спасают!

– Меня и в самом деле глубоко опечалила эта война! – сказала Софи. – И я хочу, чтобы она как можно скорее закончилась! Каким бы ни был исход сражений, для меня в этой войне нет и не будет ни победителей, ни побежденных!

Дельфина вздохнула, с упреком глядя на подругу.

– А вот такие слова, Софи, вслух произносить не стоит!

– Вы не можете понять!..

– Как бы там ни было, ваша русская жизнь закончилась. Вы вернулись к нам и останетесь с нами навсегда. И вы должны постараться следовать за нами в наших стремлениях!

– Даже если вы ошибаетесь?

– Да, Софи.

Наступило тягостное молчание. Софи всем телом ощущала мучительный разлад, словно резали на куски ее живую плоть.

– Моя лотерея – дело не политическое, а благотворительное, – снова принялась уговаривать ее Дельфина. – Помогая мне, вам не нужно отказываться от своих убеждений. Работы будет очень много. Принимать пожертвования, продавать билеты… От себя я выставляю в качестве главного приза заказ на портрет кисти Винтерхальтера… [36]

36

Винтерхальтер, Франц Ксавер (1805 или 1806–1873) – немецкий живописец, придворный художник императорской четы. (Примеч. перев.)

Софи понемногу поддалась восторженному настроению Дельфины. Она никогда не могла устоять перед вот таким дружеским и вместе с тем решительным тоном…

– Ну, хорошо, согласна, – произнесла она наконец. – Я присоединяюсь к вам.

* * *

Дельфина сделала все как нельзя лучше. Над столом, где были собраны призы – настольные и каминные часы, вышитые домашние туфли, музыкальные шкатулки, кружевные чепчики, табакерки… тянулась лента с надписью: «Слава нашей храброй Восточной армии!» Раскрашенные картонные фигуры в человеческий рост, изображавшие стоящих навытяжку солдат, были прислонены к каждой из колонн зала, простенки украшены связанными вместе французскими, английскими и турецкими флагами, над камином красовался портрет Наполеона III, по бокам буфета стояли две маленькие пушечки, одолженные у антиквара. Билеты из корзины доставала стоявшая на возвышении девочка с трехцветными кокардами в волосах. По мере того, как появлялись все новые выигрышные номера, их объявлял господин Сансон, [37] актер Французского Театра. Голос у него был громоподобный, однако никто его не слушал. Сюда шли не в надежде заполучить какую-нибудь безделушку, но ради того, чтобы встретиться с людьми своего круга. Более того, если бы кто-то заинтересовался выставленными предметами, это сочли бы проявлением дурного тона.

37

Сансон, Жозеф Исидор (1793–1871) – актер театров Одеон и Комеди Франсез, с 1843 г. – пайщик Комеди Франсез (Французского Театра). (Примеч. перев.)

Все предместье Сен-Жермен собралось здесь. Софи, оглушенная гомоном несвязных разговоров, пробиралась между сенаторами в парадных мундирах – шитый золотом синий фрак, белые казимировые [38] брюки, на боку шпага, – пухлыми розовощекими свежевыбритыми кюре, негнущимися, словно палку проглотили, офицерами с эспаньолками и напомаженными усами, литераторами, учеными и крупными коммерсантами в черных фраках и белых галстуках и разнообразнейшими дамами, молодыми и старыми, красивыми и безобразными, в пышных юбках, разноцветных шалях и венках из искусственных цветов. От них веяло сладкими ароматами, голоса пронзительно звенели. Среди всей этой толпы мелькала Дельфина в платье оттенка меда: она явно наслаждалась успехом своей затеи, ни минуты не могла не то что усидеть – устоять на месте, то и дело запросто окликала кого-нибудь по имени и смешивала моду, театр, войну и благотворительность в стремительной и пустой болтовне. В какую-то минуту она оказалась рядом с Софи, вокруг тотчас собралась толпа, подруги очутились в плотном кольце. Около них молодой лейтенант, гордый своим новеньким мундиром, объяснял двум млевшим от восторга девицам, как ему не терпится отправиться вместе со своим полком на театр военных действий.

38

Казимир (фр. сasimir) – вышедший из употребления сорт полушерстяной ткани. (Примеч. перев.)

– Нам надо смыть позор отступления 1812 года! – говорил он. – Урок, которого не сумел дать русским Наполеон I, им даст Наполеон III!

Лицо офицера над синим мундиром с красными обшлагами, белым пластроном и золотыми эполетами казалось совсем детским.

– Разрешите представить вам виконта де Кайеле, – обратилась к Софи Дельфина.

Лейтенант щелкнул каблуками и сухо, по-военному поклонился. Софи не смогла устоять перед искушением посмеяться над его воинственным пылом.

– Уж слишком вы молоды, сударь, для того, чтобы питать такую ненависть к русским! – с улыбкой попеняла ему она.

– Мне в наследство достались родительские воспоминания, сударыня! – живо откликнулся офицер.

Софи медленно наклонила голову, зная, что это движение всегда получается у нее грациозным.

– Распри никогда не закончатся, если сыновья будут продолжать думать так, как думали отцы.

– Во время войны надо ненавидеть, для того чтобы победить!

– Ненавидеть – кого? Царя, русский народ, тамошних мужиков?..

Виконт де Кайеле смутился, грозно насупил тонкие светлые бровки.

– Его величество император указал нам, в чем состоит наш долг, сударыня! – отчеканил он. – Я не рассуждаю, я повинуюсь.

– Прекрасный ответ, лейтенант! – вскричал старик с круглым, словно луна, лицом (Софи не раз встречала этого луноликого в салонах) и, повернувшись к ней, сурово прибавил: – Как вы можете, сударыня, забавляться тем, что своими высказываниями подрывать боевой дух защитника отечества?

– Разве взывать к человеческим чувствам означает подрывать боевой дух? – удивилась она.

– Именно так! Во время войны мысли должны быть острыми, как лезвие сабли!

– И тупыми, словно пушечные ядра!

Старик отпрянул, лицо его побагровело.

– Сударыня, – проговорил он, – может быть, вам неизвестно, кто я, зато мне прекрасно известно, кто вы. Испытания, которые, как говорят, выпали на вашу долю в России, должны были сделать вас вдвойне француженкой!

– Но я и есть француженка! Точно так же, как и вы, и может быть, даже больше, чем вы! – воскликнула она.

– Вот уж чего не скажешь, – прошипел кто-то у нее за спиной.

– Русский посланник уехал, но оставил вместо себя посланницу! – подхватил другой.

Софи внезапно почувствовала прилив бешенства, кровь прихлынула к щекам. Она медленно обводила взглядом окружавшие ее недружелюбные лица. Дельфина между тем поспешно стиснула ее руку, зашептала на ухо:

– Дорогая моя, это все пустяки!.. Ну, успокойтесь же!..

Покрывая нестройный шум, голос Сансона объявил:

– Номер сто восемьдесят семь выиграл бронзовую статуэтку, изображающую подвиг Жозефа Бара. [39] Номер двенадцатый – рабочую шкатулку…

Софи развернулась и направилась к выходу. Люди нехотя сторонились, пропуская ее. «И ведь я во Франции! – думала она. – Во Франции! У себя дома!» Слезы ярости застилали ей глаза. За их пеленой ей казалось, будто все плывет, меняет очертания – широкая лента с надписью «Слава нашей храброй Восточной армии!», растения в кадках, флаги… Дельфина нагнала ее, схватила за руку:

39

Жозеф Бара (1779–1893) – мальчик, прославившийся своим героизмом. Когда, сражаясь в республиканской армии под началом генерала Демарра, он попал в засаду и его заставляли крикнуть: «Да здравствует король!», он закричал: «Да здравствует Республика!» – и упал, сраженный пулями. Конвент объявил, что бюст героического мальчика поместят в Пантеон, а гравюра, прославляющая его подвиг, будет разослана во все начальные школы. (Примеч. перев.)

– Неужели вы из-за такой глупости уйдете? Это же недоразумение! Просто недоразумение!..

– Нет! – едва ли не стоном откликнулась Софи. – Пустите меня! Напрасно я сюда пришла! Вы же видите, что мне здесь не место!

Высвободившись, она устремилась в прихожую, где сонные лакеи стерегли груду пальто и шинелей.

8

Газеты трубили победу: едва высадившись на берег в Галлиполи и Варне, французская армия маршала Сен-Арно и английская армия лорда Реглана заставили русских снять осаду Силистрии и покинуть придунайские княжества. К несчастью, холера и тиф грозили подорвать мужество войск. Лето началось в тревожном настроении, поскольку, если верить редким сообщениям газет, здоровье солдат ухудшалось с наступлением жары. Пятнадцатого августа День святого Наполеона был отпразднован хотя и в отсутствие императора, путешествовавшего по югу, но еще более торжественно, чем в прошлом году: артиллерийские залпы, благодарственный молебен, водные состязания на Сене и конкурс наемных экипажей, украшенных трехцветными флагами, позолоченными орлами и букетами цветов… Все театры давали бесплатные представления: в Порт-Сен-Мартен шла пьеса о Шамиле, черкесском вожде, непримиримом враге Николая I; в Имперском цирке – военная пантомима, изображавшая снятие осады Силистрии и героическую гибель Муса-паши. Повсюду чествовали мусульман и смешивали с грязью русских. В пять часов Софи, забившаяся на время этих патриотических увеселений в самый дальний уголок своего сада, увидела, как в небо поднимается огромный шар с надписью: «Турция, Англия, Франция», а на следующее утро с волнением прочла в газете воззвание императора к Восточной армии. У стольких парижан сыновья были на войне! «Они покрывают себя славой, – писал репортер здесь же, – но страдания их велики». Затем появились сообщения о том, что французские и английские войска погрузились на суда, об отправке их в Евпаторию и о первых боях в Крыму. Двадцатого сентября союзники, брошенные в наступление, взяли приступом гористый берег реки Альма, и сразу после этого началась осада Севастополя. Ложные известия множились с каждым днем. Сегодня говорили, что крепость взята и царь запросил мира, назавтра оказывалось, что ничего не изменилось, враги окопались друг против друга, война закончится не скоро… Памятная ссора во время лотереи у Дельфины заставила Софи неизменно отказываться от всех приглашений, а когда Дельфина приходила к ней, дамы, с общего согласия, избегали разговоров на политические темы, и обе из-за этого испытывали неловкость, будто что-то друг от друга скрывают…

Однажды утром, когда Софи собиралась выйти из дома, Жюстен, явившись к ней в комнату, доложил, что хозяйку желают видеть два господина. Лакей выглядел пришибленным, смотрел куда-то в сторону.

– Но я никого не жду, – удивилась Софи. – Вы спросили их имена?

– Я не думал, сударыня, что мне следовало…

– Ну, так вы ошиблись! Идите!

– Дело в том, сударыня… эти господа сказали мне, что они из полиции…

Софи невольно вздрогнула. Этим-то что еще от нее понадобилось?

– Проводите их в гостиную, – коротко приказала она.