Свет проклятых звёзд

Феаноринг задумался. Давление Ариэн стало невыносимым в частности из-за того, что Майэ начала любимую всеми владыками тему, обсуждая семью Феанаро Куруфинвэ и его самого, отрицая собственную ответственность за плохое, зато превознося хорошее. И зачем каждый раз напоминать, что из тюрьмы, которую красиво именуют Чертогами Намо Мандоса, однажды выйдут все, попавшие туда? Выйдут даже те, кто этого не хочет? Решив, что избавиться от непрошенной помощницы можно только перехватив инициативу, Нельяфинвэ Руссандол подошёл к Майэ вплотную, стараясь не щуриться от пылающего взгляда.

— А что насчёт тебя, Ариэн? — спросил эльф, скрывая лицо за привычной маской надменности. — Я слышал, исказитель Мелькор предлагал дать больше силы, если ты станешь его женой.

— Мне не нужна его сила, — расхохоталась Майэ, — Арда изменится, и я буду ей править, вот увидишь. А Мелькор… Не думаю, что он хоть когда-нибудь добьётся того, к чему стремится.

Пламя вспыхнуло, Ариэн повела рукой, и по мастерской полетели огненные письмена, зазвучавшие дивной музыкой. Среди светящихся алым тенгв возникли картины прошлого мира: собирающийся в сферу туман — видение будущего, и плоскость — реальность настоящего. В летящем пламени расцвела весна Арды, но ей не суждено было благоухать вечно: свет воссиял на двух краях земли, а потом обрушился, сотрясая само основание тверди.

— Однако, что бы ни думал Мелькор про изначальную тьму и её сохранение, — победно улыбнулась Майэ, — свету суждено быть в Арде, он возродится снова и снова, даже если уничтожит сам себя, словно птица-феникс. Пророчество, созданное письменами огня, касается многих, Третий Финвэ, но для каждого оно означает то же самое: свет нельзя уничтожить.

Среди пылающих тенгв вспыхивали и гасли знакомые лица и имена, Майтимо видел и деда-короля, и отца, и даже нелюбимого полубрата отца, а под самым потолком сиял образ владыки Арды — Манвэ Сулимо.

«Я отдаю тебе власть,

Я отдаю тебе трон, — пели языки огня, — твоя война началась,

Был Алмарен обречён.

Разрушен мира остов,

Ветра меж стылых камней.

Реальность худших из снов,

И я дарю тебя ей.

Здесь преломляется свет,

В реке не воды, а яд,

Ты не исправишь куплет

И не вернёшься назад.

Не вплавь иди, не в обход,

Не жди подмоги извне,

Погоня мчится вперёд,

Вслед уходящей весне».

— Ты думал о своём месте в истории, когда сжигал письма и наработки, — серьёзно сказала Ариэн, и голос Майэ слился с песней огня, — тебе не нравится данное отцом имя — Финвэ Третий. Да, согласна, оно безлико, призвано показать всем, что род Финвэ-нолдорана продолжается в Первом Доме сыновьями Феанаро Искусного Финвэ, где уже целых семь потомков: ты, Финвэ Звучный, Финвэ Красивый, Финвэ Чёрный, ещё один Искусный, Маленький и Последний. Тебя обижает, что отец не видит в вас ничего, кроме крови любимого родителя? Но тебе стоило бы посмотреть на это с другой стороны: Феанаро назвал детей в честь самого дорогого его сердцу эльфа. Он не пытался растоптать твою индивидуальность, наоборот, хотел подчеркнуть любовь к каждому из сыновей, а ты в своих обидах нелогичен: злишься на отца, что назвал тебя в честь деда, а какое имя дал дочери?

— Да, я снова во всём виноват, — хмыкнул Майтимо, смотря на огненные письмена. — Поэтому не достоин общества Майэ.

— Но не окончен рассказ, — рассмеялась дева, вторя песне пламени, где среди строк возникло имя исказителя Мелькора. Ариэн любила вспоминать о том, как жестоко отвергла любовь мятежного Вала. — Коварен в Мандосе сон,

И заточённый не раз сгорит и будет спасён.

Но вот судьбы поворот —

Ключи вернутся ко мне,

А без ключей от ворот

Ты навсегда в этом сне.

Мой город полон золота при свете дня,

А после — тает серебром на изгибах реки,

Ты мог бы править всем, но возжелал меня,

Теперь беги, беги!

Демонстративно сев за стол и достав из ящика чистые листы, Нельяфинвэ начал что-то зарисовывать.

— Я могла бы зачаровать тебя, — прислонившись подчёркнутым струящейся тканью бедром к столешнице, пропела Ариэн, взмахом руки рассеивая огненные письмена, — ты любил бы только меня и был бы бездумно счастлив от моей редкой милости. Но я же добрая, светлая Майэ, поэтому не стану так некрасиво поступать со слабым эльфом. К тому же завоевание любви Дитя Эру не входит в мои планы. Особенно, твоей, Нолдо из Первого Дома.

Подняв глаза от схемы непонятно чего на листе, который тоже следовало бы немедленно сжечь, чтобы никто не увидел получившуюся ерунду, Нельяфинвэ оценивающе взглянул на деву.

— Скажи мне, Ариэн, раз уж пришла помогать, что вам, женщинам, нужно от мужчин?

— Любовь, конечно! — посмотрела на Нолдо, как на глупого щенка, Майэ. — И не начинай любимую песенку про занятость и слишком многих желающих заполучить твоё внимание. Ответь сам себе на один лишь вопрос: нужна тебе Ниэль или нет? Твердишь себе, что женитьба была необходима не тебе самому, а твоему отцу, чтобы разных Финвэ в Первом Доме стало ещё больше, а теперь обижаешься на супругу, что она тебя не любит? Где логика, эльда? Или ты согласен с заверениями Второго Дома Нолдор, что законы надо соблюдать и обещания держать, но иногда меняются обстоятельства, поэтому, вместо того, чтобы объясниться с женой, лучше завести ещё одну? Семья у эльфов Валинора создаётся один раз.

Майтимо остался с каменным лицом, однако дева уловила изменившееся настроение и примирительно улыбнулась:

— Не хочешь обсуждать решения отца, деда и других родичей со мной? Хорошо. Тогда просто послушай: постарайся наладить отношения с супругой, умелец. У вас впереди вечность, чтобы разрешить разногласия! Безопасная, счастливая вечность.

Феаноринг промолчал. Разумеется, причиной желания спалить свою часть тирионского дворца было вовсе не охлаждение в отношениях с супругой, которая всё больше времени проводила в компании кого угодно, только не мужа, холодность и безразличие Ниэль стали последней каплей в закипающем котле, который заполнялся долгие годы.

***

Майтимо Руссандол с раннего детства ощущал давление со стороны всех, кого знал, начиная от ближайшей родни: отец считал, что длинный и тонкий, как тэлерийский лук, огненноволосый сын, совершенно не похожий на родителя ни фигурой, ни лицом, пошёл исключительно в мать, поэтому должен с особым усердием трудиться, так как талантами его обделила наследственность, однако прощать ошибки был абсолютно не готов. Другая родня, игнорируя внешнее сходство, утверждала, будто Нельяфинвэ — это не третий Финвэ, а второй Феанаро, вкладывая в слова недобрый подтекст.

При этом каждый требовал особой любви и внимания от первенца Куруфинвэ и Нерданель, хотел, чтобы именно его умения перенимал послушный мальчик и не желал мириться с выбором не в свою пользу. Вежливые и ласковые просьбы постепенно сменялись упрёком и приказом «Должен!», и это ненавистное слово звучало со всех сторон.

Должен! Должен! ДОЛЖЕН!

«Должен быть самостоятельным и делать выбор только сам!» А после этого выдвигалось требование о беспрекословном подчинении, и принятие такой роли преподносилось достойнейшим проявлением силы воли. Не осознавая, однако чувствуя, что его пытаются использовать в своей игре против других, юный Нельяфинвэ терялся и робел, боялся показывать эмоции, и в какой-то момент понял, что проще спрятаться за маской безразличия и превосходства, отталкивая, пугая близких, зато успешно защищая личные границы.

Голоса стали тише и уважительнее, однако не смолкли.

Должен. Должен.

А потом среди нестройного хора неожиданно прозвучал кузнечный молот деда по материнской линии — мастера Махтана, более всего любившего работать с медью. Вала Ауле, обучавший эльфов металлургии, ковке и ювелирному мастерству, считал, что бывший храбрый защитник своего племени и охотник за чудовищами, оказавшись в Валиноре, скучал без опасностей, поэтому поручал отважному Нолдо сложные исследования недр, куда не каждый решился бы отправиться даже в компании Вала.