Свет проклятых звёзд
Шрифт:
В ужасе зажмурившись, девочка вцепилась в одежду несущего её мужчины и среди мольбы о пощаде, клятв в верной службе, проклятий, стонов и предсмертных воплей родни слышала радость и торжествующие возгласы захватчиков, поднявшихся из затопленных подземных кузниц.
— Иди погуляй! — рыкнул орк, швырнув ребёнка на улицу. — Трупы уберём — пустим назад. Если не забудем!
Девочка, не в силах подняться с четверенек, посмотрела на захлопнувшуюся перед лицом дверь. На перемазанных в крови изрубленных досках висело что-то красно-золотое треугольное, с притягивающей взгляд искрой в середине. Маленькая орчиха
Не знала, но запомнила навсегда.
Красиво горит
Не спеша присоединиться к занявшимся обустройством жизни на поверхности оркам и полуоркам, эльфы-подмастерья, садовники и другие рабы сначала сочли себя жалкими недостойными тр'yсами, потому что им не хотелось кровопролития, и, постепенно совсем отчаявшись, сбились в группы, жалуясь друг другу на погибшее в потопе благополучное подземное существование.
Эльфов тяготила непроглядная небесная мгла, и, соорудив из остатков необработанного железа и свинца, спасённого из кузниц, укрытие от дождя и ветра, которое, как ни странно, не рушилось, несмотря на топкую почву, раскрасили потолок углём и мелом, изобразив звёздное небо.
Безмолвие ничто не нарушало, лишь иногда с улицы доносились резкие голоса орков, перемешанные с лязгом и грохотом, однако ветер менялся, и снова воцарялась тишина.
***
Нарисованное небо притягивало взгляд, не отпускало, заставляя себя рассматривать. Эльфийский кузнец, которого орки называли Рукозадом, что, видимо, было верхом похвалы и признания заслуг, ведь только этот мастер умел делать подобие валинорской стали, запомнил уже каждый 'yгольный штрих над головой, каждый меловой луч, каждый размытый переход между тьмой и светом, но всё равно смотрел, смотрел…
И вдруг понял, что нарисованное небо над головой — это та самая фальшивка, которой обернулось обещанное Мелькором счастье.
Пока жизнь текла стабильно, пусть даже и полная несправедливости, реальность не казалась чудовищной. А теперь…
Всё, что осталось лишённым будущего и свободы эльфам — лишь некачественное железо, мел и уголь. И безмолвие.
— Нет! — встал со свёрнутого плаща кузнец. — Хватит молчать! Помните, братья, как мы с нашим вождём не пошли в Валинор? Рассказывали ли вы новым поколениям, как наш вождь говорил, что нет ничего важнее свободы? Помните?
— Умирая, он отрёкся от своих слов, — напомнил друг Рукозада.
— Мы не слышали этого! — заспорил кузнец, и молодые эльфы, лишённые способности к деторождению, испуганно отшатнулись, прижимаясь друг к другу. — Так сказала нам его жена! Когда вождь умер от ран, нанесённых волком, женщина вышла к нам и передала его последние слова о том, что жизнь важнее свободы, что отречение от Валар было ошибкой, что мы должны спастись и найти путь в Валинор. Мы поверили. И теперь мы здесь. Под нарисованными звёздами!
Молодые эльфы делали вид, что не слышат.
— Неужели всем поиметь в дыру, что нас поимели?! — сам не заметив, перешёл на орочий сленг Авар, но увидев ужас даже в глазах друга, смутился. — Мелькор обманул нас, — пояснил мастер. — Жестоко и несправедливо.
Вспомните, братья, что такое свобода, а вы, дети северной земли, представьте! Она прекрасна!Сидящие вместе молодые подмастерья опустили головы, некоторые заплакали, и кузнец понял свою ошибку: о какой свободе может идти речь для искалеченных душой и телом эльфов? Зачем она им? Они ведь рождены в рабстве.
Снова воцарилась тишина. Работники затопленных подземелий не смотрели друг на друга, в основном сидели, опустив глаза, время от времени поднимая на миг взгляд к нарисованному звёздному небу.
— Лёд весенних небес, — вдруг тихо запел один из Авари, родившихся в лесах на юге, ушедший в земли Мелькора, устав бороться с нападениями орков и их зверья, — тонет в чёрной воде,
Тает сном в моих руках.
Стонет сумрачный лес —
Шлёт прощанье звезде,
Той, что меркнет в облаках.
Я семь долгих ночей
Шёл за ней по следам,
По воде лесных зеркал…
Не дурманных свечей
Верил я чудесам —
Верил ей, её искал!
И внимая огонь
Этой девы-звезды,
Я лелеял дивный дар.
Под упрямой ногой
Пели тонкие льды,
Но держали мой удар!
Билось сердце в груди,
Согревало в снегах,
И пылал костёр ночной.
Но рассвет позади —
Там, на тех берегах —
Я увидел за спиной!
Аи моя Звезда!
Мой светоч ночной,
Будь со мной.
Веди меня сквозь тьму,
Я свет твой печальный приму,
Вопреки всему!
Тлеет утренний свет,
И с холодных небес
Льётся вниз моя тоска.
Я ловлю её след,
Но и след уж исчез,
Как весенняя гроза,
И погибла во тьме
Та святая любовь,
И затих мой дивный дар.
Позабудь обо мне
И пылай вновь и вновь
Для других, моя Звезда!
Аи моя Звезда!
Творенье огня,
Ты вела меня
Сквозь царство льда,
Но сердцем была холодна,
Как сияние сна.
А я пылал во тьме —
Я сам стал ночною звездой,
Но ты оставалась немой,
Небесная смерть!
Оставь меня…
Помолчав немного среди тишины, певец встал.
— Спой ещё! Пожалуйста! — попросил юный подмастерье, но эльф отрицательно покачал головой:
— Нет, нам нужно что-то есть. Пойду посмотрю, что здесь можно добыть.
***
На улице было непривычно холодно, сыро, грязно. Эльф инстинктивно закутался в слишком лёгкий шарф, ничуть не согревающий. Очень не вовремя вспомнилось, как пугающе давно, словно и не в реальности, гулял с невестой в цветущем фиолетовом лесу, как любовался красотой девы и окружающей благоухающей природы.
«Лес был опасным», — напомнил себе Авар.
— Эй, тыкалка смазливая! — окрикнул вдруг эльфа орк с черепом зубра на голове. — Потерялась? Давай, помогу дорогу найти. Ты чья?
Обернувшись, бывший житель подземелья увидел знакомых по кузнице: во время Битвы за Железные горы, когда из-за моря вторглись захватчики, эти трое орков были слишком юны, чтобы идти в бой, поэтому были отправлены ковать оружие для спешно собираемой армии. Эльф помнил, как учил их держать молоты… И вот благодарность — оскорбления и унижение. Зато жив и не калека, да. Должен сказать спасибо.