Свет вылепил меня из тьмы

Вообще, говорить о вере – это чревато. Но все равно говорить о ней надо. Вера – это прежде всего преображение. В этом ее смысл. Преображение – процесс сложный, требующий от человека огромного напряжения, вынимающий и выворачивающий на свет божий все, что в нем есть. Как сказал доктор Щеглов, «мы прекрасные и ужасные». Очень красиво сказал. И вот все это выворачивается и под беспощадным светом начинает преображаться. И это не морковка. Преображение – это предельное напряжение всех сил человеческих, предельное. Вот вы спрашиваете часто: «Как это?» Но пока преображение не началось, пока вы не уверовали, не поставили эту веру над собой, не убрали ее из зоны своих манипуляций, что толку гадать «как»!

Как случится, так и будет. Если вас тянет в доменную печь, то либо бегите в противоположную сторону, и желательно без оглядки, чтобы в соляной столб не превратиться, как жена Лота, либо горите в этом огне, и плавьтесь, и радуйтесь, и восторгайтесь преображению. И когда уже будет абсолютный предел и преображения, и восторга, и радости хотя бы оттого, что посмел, вошел в это, прыгнул, победил сторожевые пункты здравого смысла, – полюбите этот мир, в котором это возможно. И ваш путь закончится, и пойдет грибной дождь, и будет светить солнце. И если вы захотите, то сможете вернуться к людям, от которых так долго и мучительно отрывались. Это будет прекрасная жизнь.Преображение никогда не кончается.

Святые красиво называли преображение «преображением Господним», имея в виду не только преображение Христа, но и наше преображение – человеческое. Для меня это так и есть. Это и есть предназначение человека. Преображаясь сам, он преображает мир, одухотворяет его. Преображение и постижение – для меня это высший смысл, и, собственно говоря, все пребывание в мире – это постоянные усилия по раскрытию этого смысла.

Помните, в Гефсиманском саду, усыпив будущих апостолов, а тогда еще своих учеников, молился Иисус до кровавого пота: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты». Однажды я узнал, что кровавый пот – это реальность. Что в суперэкстремальных ситуациях, в сверхзапредельном напряжении сил у человека может выступить кровавый пот. Вот у Иисуса в Гефсиманском саду такое случилось. Что он постиг в той молитве? Нам с вами вряд ли когда-нибудь откроется, потому что вряд ли мы с вами сможем так молиться.

Любой смысл, в том числе и смысл жизни, рождается из огромного усилия души и духа, в вопрошании истины и ее постижении. Но никогда не бывает одного постижения на всех. Все это клише, готовые гамбургеры, макдоналдсы, картофель фри, кока-кола. Не бывает готового, одинакового для всех смысла. Ни тебе преображения, ни тебе постижения, ни тебе вопрошания. То, что в славянских языках называется вопрошанием, обращенностью, там, в экзотических странах, на вершинах Гималаев, называется медитацией. Я же говорил вам, что надо переосмысливать обыденность.

Когда люди говорят, что повседневная жизнь их отвлекает и не дает им сосредоточиться на возвышенном, они просто признаются в своей слабости, в том, что силы и веры для преображения и осмысления у них нет. Но если повседневная жизнь вам мешает, идите в скит, в монастырь или в пещеру. Потренируйтесь сначала там, а потом возвращайтесь опять сюда. Потому что, пока это не получилось здесь, преображение не произойдет. Постижение какое-то, да, может. Но преображение – нет. Ну как что-то в этом мире может помешать?! Если это часть вас и вы часть этого – кто кому мешает? Чем может помешать хорошо приготовленная яичница, чисто выстиранное белье или зарабатывание денег в поте лица своего? Или отсутствие необходимости зарабатывать деньги? Что может помешать вопрошающему, живущему в вере, радости и любви? Или вы имеете в виду мелочи быта, психологические беспокойства под названием «переживания»? Так это все сгорит все равно, это все переплавится.

И вы тогда увидите, что естественный фон человека, фон, на котором он смотрится совершенно органично, – это люди. Такие же люди, у которых та же самая суть, та же самая сердцевина. Преображение Господне… Смерть – великий учитель, великая подсказка. Чтобы родиться – надо умереть. Один мой замечательный приятель говорил: «Ну, что вы мне талдычите: реинкарнация, реинкарнация. Я каждое утро рождаюсь заново и каждый вечер умираю». Конечно, в определенном смысле это была бравада. Но я его хорошо знал, и знал, что за этой бравадой стоит абсолютно неколебимое понимание: это единственное, что надо делать.Смертью смерть поправ… Преображение и есть смертью смерть поправ. И тогда смерть становится не искушением, не наказанием и не источником животного страха, а великой подсказкой бытия. В этом вот теле, не укладываясь в гроб и не закапываясь в землю, можно рождаться и умирать до полного преображения, жизнью смерть поправ.

Путешествие в страну людей

В 1985 году состоялась моя встреча с Мастером. Это было главное событие после встречи с Учителем, потому что благодаря Мастеру и всему тому, что вокруг было, и всей этой истории, закончившейся так трагично, это были большие уроки. С помощью питерских ребят, которые сделали фирму, мы вписались в капитализм. Сначала у меня появилась первая в моей жизни собственная квартира в Киеве. Сколько мне было лет? 45, что ли, или даже 47… Потом у меня появилась квартира в Питере, и, в общем, зажил я припеваючи.

Когда в 1968 году умер отец, я узнал из бумаг его биографию. Оказывается, у меня был отец с очень интересной биографией, а мне он никогда об этом не рассказывал. Потом эти бумаги сжег Коля во время одного из своих приступов. Так что остались у меня только отцовские награды, и все. Из вещей я имею в виду.

Вот такая биография. Я очень счастливый и везучий человек. Мне повезло, что черепно-мозговая травма не сделала меня инвалидом 2-й группы, как должно было быть по всем медицинским показателям. В силу какого-то стечения обстоятельств, наоборот, это активизировало мои интеллектуальные возможности, но расплатой за это стала головная боль, которая до 1985 года была фоном моей жизни, и приступы, которые начали учащаться до восьми в год, так что я уже везде возил с собой шприц и ампулы, потому что таблетки не помогали. А вылечил меня Мирзабай за один заход, и с тех пор я просто не знаю этой проблемы – видите, мне опять повезло.

Мне везло на людей, на очень интересных людей, умных, образованных, интеллигентных, мудрых и видевших жизнь в таких страшных ее проявлениях, что после этого у меня не возникало мысли переживать по поводу своих болячек. Я понимал, что на этом фоне мои болячки – это так мелко. Мне повезло, потому что я был дерзким человеком, наверное, из-за того, что у меня было защищенное детство, защищенное с двух сторон: отец был прокурором литовской железной дороги, да еще я был травмирован, и меня нельзя было особо наказывать. В результате я был очень дерзким и не боялся социума, не боялся общественного мнения. Я позволял себе жить так, как хотел. Мне всегда было интересно жить. И это был мой главный критерий очень многие годы. У меня до сих пор это один из важных критериев – чтобы было интересно жить.

Поэтому я легко бросал карьеру и материальные блага, легко уходил странствовать и как-то не искал гарантированного будущего, легко осваивал всякие разные профессии, одни чуть-чуть, другие более основательно. У меня прекрасная память – опять же благодаря травме. Я не помню ничего до пяти лет, но дальше все помню довольно прилично, во всяком случае, то, что стоит помнить. Я очень быстро читаю и при этом помню то, что прочитал. В борьбе с головными болями я открыл массу медитаций. Например, на уроке делал так: давал себе задание – сначала видеть только лицо учителя, потом только его говорящий рот, потом только слышать его, с открытыми глазами, потом только воспринимать содержание его речи, не слыша голоса и не видя, при этом оставляя глаза открытыми, а уши не заткнутыми. Такие вот упражнения делал. Сам их придумал. И у меня это получалось.

Когда я готовился к экзамену в Минске по зарубежному театру, я за два часа в публичной библиотеке, в читальном зале, прочел восемь пьес Шекспира. И одна из них мне попалась в билете.

Конечно, главное – люди. Самое главное, мне везло на интересных людей, у которых было чему поучиться. Поэтому я не был совсем уж оболваненным. Довольно рано я стал разбираться в истинной природе советской власти, в Иосифе Виссарионовиче Сталине, а к 25 годам даже во Владимире Ильиче Ленине.

Я застал Щукинское училище в период расцвета: параллельно со мной на дневном факультете учились все звезды теперешнего театра, будущие звезды театра и кино. Начиная от Насти Вертинской и кончая… Даже не знаю, кем закончить… Михалков, Костя Райкин и так далее. Я видел массу интересного в своей жизни. Мне всегда были интересны люди, и их было очень интересно впитывать в себя. Разные способы жить, разные способы видеть и объяснять мир, разные способы думать и чувствовать. Люди мне были всегда интересней, чем я сам. Ну и главное – мне повезло – я встретил Традицию, которую полюбил с самого начала и которую люблю до сих пор. Я перепробовал почти, наверное, все, кроме телекинеза и левитации. Этим я не занимался. Хотя я слышал про себя, что я якобы левитирую, но всерьез заниматься телекинезом и левитацией даже не пробовал.