Свет. Испытание Добром?

– А на этой тогда что?

– Свет? – неуверенно предположил Йорген, ему показалось, что он сказал глупость.

– Свет! – энергично кивнул Кальпурций.

– Свет, – согласился Легивар. – Пожалуй. А зачем? Что это может значить?.. Вы думаете… Думаете, это не к добру?

– Вроде бы свет всегда ассоциировался с добрым началом… – В голосе ланцтрегера звучало сомнение, его собственные нечеловеческие глаза плоховато переносили яркое солнце, поэтому он всеобщей любви к ясной погоде не разделял, предпочитая сумерки и тень.

– Мы думали об этом с Гедвиг, – кивнул Кальпурций. – И смотрите, что получается. Тьма, которую мы с вами изгнали в прошлом году, грозила превратить наш мир в загробный, сделать из него вместилище для нечестивых душ, некое продолжение мрачного Хольгарда, в котором, судя по всему, оставалось недостаточно места, чтобы принимать новых грешников. Так?

– Примерно так, – кивнул Легивар Черный, – хотя кое с чем можно поспорить, ты судишь слишком материальными категориями… Ну ладно, примем как модель. Что дальше?

– А дальше нам с Гедвиг подумалось вдруг… Ведь, кроме грешников, есть еще и праведники. Их тоже надо где-то размещать, дивный Регендал – он тоже не из сцийского каучука сделан…

– О! Я все понял! – обрадовался скорый на выводы Йорген. – Тьма была испытанием, в ходе которого мы должны были доказать, что наш мир достоин принадлежать живым, что он для грешников недостаточно плох. Некие тайные силы поставили перед нами… как там альв говорил? Морально-этическую проблему они поставили, мы ее решили…

– Ты ее решил, – поправил справедливый силониец. – Мы-то как раз неправильно себя вели, только мешали тебе.

– Ах, да какая разница? – отмахнулся Йорген. – Один бы я вообще не пошел ее решать. Вот ты меня с мысли сбил!

– Доказали мы, что мир наш не совсем плох, – подсказал Легивар нетерпеливо, уж он-то свою роль в деле избавления от Тьмы был вовсе не склонен преуменьшать.

– Верно! Значит, теперь надо доказать обратное. Что мир наш недостаточно хорош для праведников, и в дивный Регендал его превращать рановато.

– И каким образом ты это будешь делать? – хмыкнул маг.

Йорген смутился.

– Ну я пока не знаю… Может быть, надо заняться разбоем и грабежом… Или пойти добить Фруте, типа брат все-таки поднял руку на брата… Только на это не рассчитывайте! Этого я делать не стану…

– Никто тебя и не заставляет, уймись, – велел Легивар строго, и Йорген, к удивлению гостя, не огрызнулся ехидно, как в былые времена, а послушался и умолк.

«Ах да, они же теперь ученик и учитель! – сказал себе Кальпурций. – Забавно!»

И тут вдруг подала голос белошвейка Лизхен, о присутствии которой все как-то позабыли, а она так и сидела в своем уголке, слушала их разговор и даже понимала кое-что.

– Но почему вы не хотите, чтобы наш мир стал дивным Регендалом? – с детской обидой спросила она. – Наш хейлиг на проповеди учил: там лето круглый год, цветы цветут, облачка пасутся на голубой траве, нет ни болезней, ни горя, ни бедных, ни богатых – всем хорошо, кто туда попал… Пусть и у нас здесь так будет!

– Ах, милая, – снисходительно вздохнул Легивар. – Не стану спорить, наверняка Регендал – это чудесное место, и душа каждого стремится туда. Беда в том, что этот мир населен отнюдь не душами, он пока принадлежит живым. И этим живым, то есть всем нам, придется куда-то деваться, чтобы освободить место для чужих праведников. Тьма поступала просто: посылала тварей своих истреблять смертных. Возможно, Свет будет менее жесток, но проверять на себе как-то не хочется. Не знаю, как ты, моя милая, а лично я пока еще не готов помереть. Да и в праведности своей, кстати, не уверен, а в мрачный Хольгард прежде времени не стремлюсь. Пусть уж лучше все останется как есть.

– Пусть останется! – испуганно прошелестела белошвейка.

Она вдруг поняла, что незаконная связь с колдуном никому не прибавляет праведности, и для нее самой места в новом Регендале может не найтись… Пожалуй, дело можно было бы поправить, если бы он взял ее замуж. Но как раз замуж-то веселой вдовушке пока и не хотелось. Спору нет, Черный Легивар – мужчина видный и с ней всегда ласков. Но ведь прежний ее супруг, цирюльник Кнолль, до свадьбы тоже никогда не дрался. А потом как начал колотить, как начал… Так и пришлось бедняжке идти к заезжей ведьме из породы кочевых зегойнов (они в ту пору как раз стояли табором под городской стеной), кланяться золотой кроной, чтобы отучила мужа распускать руки. Зегойна согласилась помочь: велела прийти на другой день и ношеную исподнюю рубашку супруга принести с собой. Что-то она над этой рубашкой ворожила, бормотала-нашептывала по-ненашенски, и свечой над ней водила, и зельем вонючим брызгала, и топтала босой ногой.

И что же вы думаете? Удалось колдовство, перестал цирюльник и драться, и напиваться вином! И то сказать, не до драк ему стало, сердешному, – помер в три дня от кровавой горячки, порезавшись опасной бритвой. Лизхен горевала долго, до самого вечера. И траур носила, сколько положено, и поминальную службу заказала в храме Дев Небесных, и еще для бога Нахтхирта целый котелок свинины натушила, снесла на капище, чтобы веселей покойнику на том свете пришлось. Но никакой вины в его безвременной кончине она за собой не чувствовала. Ведь она ни о чем дурном зегойну не просила, только чтоб не бил… А теперь подумалось: мало ли, вдруг это был и ее грех? Ведь не ее одну колотили, других женщин мужья тоже колотят. И они терпят, по ведьмам не бегают, ведь на то он и муж, чтоб учил… Верно, грех! Да еще скатерка та, с вышивкой хаальским крестом… Соседка вывесила сушить, а она мимо шла и, попутал гайст, позарилась на чужую красоту, по сей день в дальнем углу комода лежит… Ах, сколько же нагрешила она за свои двадцать с небольшим! Нет, Легивар умен, он прав: пусть уж все остается как есть.

Больше она не спорила, пошла во двор коптить окорок: вон сколько в доме мужчин, надо кормить. А о важных делах думать их ученым головам…

И они думали, думали, но вопросов было больше, чем ответов.

Правы ли они в своих выводах?

Когда шла Тьма – ее было видно. Грязная дымка в небе, жара и сушь, полчища чудовищ, своих и пришлых… А Свет? Каким окажется он? Пока в небе над миром ничего особенного не наблюдается: день сменяется ночью, освещение обычное, погода в меру дождливая, в меру ясная. И никаких порождений дивного Регендала в землях Фавонии до сих пор не замечено: не порхают на прозрачных стрекозьих крылышках сильфиды, не снуют белые и пушистые волки [6] , девственницы не водят по улицам винторогих айнхорнов [7] на розовых лентах, и божественной коровы с выменем, полным сладкого нектара, тоже пока никто не встречал… Или все еще впереди?

6

От нем. Wolke – облако.

7

От нем. Einchorn – единорог.

Еще вопрос. У Тьмы было логово: нора в далеких скалах Хагашшая, откуда светлые альвы, вообразившие себя вершителями судеб, движимые побуждениями самыми благими, десять лет назад выпустили ее в мир. И на второй карте из таинственной книги было особо обозначено это место. А откуда снизойдет на мир Свет? Кто призовет или уже призвал его? И на какой срок? Десять лет длилась битва с порождениями мрака… Неужели грядет новая долгая война – с крошками-сильфидами, облачными зверьками, единорогами и коровами? Или ее можно предотвратить? Не за этим ли появилась в книге новая карта?

– У меня уже голова кругом идет, – пожаловался Йорген сердито. – Только-только успел разделаться с экзаменами – сразу куча новых забот! Гадаем, теоретизируем на пустом месте, будто философы древности… Давайте уже что-нибудь делать. Надо для начала пойти в академию. Там есть еще одна тайная книга, пока Кальпурций до нас добирался, в ней могла проступить вторая карта…

Тут Легивар Черный не удержался, громко крякнул от досады, будто простой кнехт, а не ученый маг. Он уже за то себя втайне угрызал, что сам не догадался проверить академический экземпляр книги, уступил первенство. Хоть и друзьям уступил, но все равно – обидно. И вот опять Йорген со второй картой его опередил! Что за день сегодня такой? Пора уже и ему наконец вставить свое веское слово.