Светила

В доме разговор вновь вернулся к теме керосиновой лампы – этот фокус А-Су сразу же списал со счетов. Лидия Уэллс просто-напросто набросила петлю из нитки на регулятор лампы, когда ее гасила. Нитка была того же цвета, что и платье Лидии, и второй ее конец крепился к внутренней стороне ее запястья. Одно резкое движение правой руки – и лампа упадет на свечи. Столик со свечами был натерт парафиновым маслом, субстанцией без цвета и запаха, так что, на сторонний взгляд, поверхность казалась просто-напросто чистой, но при первом же соприкосновении с открытым огнем столик ярко вспыхнет.

Все это только фарс, чистой воды мошенничество. Ни с каким миром мертвых миссис Уэллс в общение не вступала, и произнесенные ею слова не были словами умершего. А-Су отлично это знал, потому что слова принадлежали ему.

Шлюха замешкалась на главной улице, вот она окликнула мужчин с противоположной веранды и поддернула оборки юбки чуть повыше. Мужчины прокричали что-то в ответ, один аж подскочил и запрыгал на месте. А-Су отстраненно наблюдал за ними, удивляясь странному могуществу женской истерики, – как Лидия Уэллс умудрилась сберечь в памяти его речь слово в слово на протяжении стольких лет? Она же не говорит по-кантонски. Как ей удалось воспроизвести и фразы, и интонации настолько точно? Вот где загадка-то! По этому «видению» ее вполне можно было бы счесть уроженкой Кантона.

На улице мужчины сбрасывались в складчину, подсчитывая шиллинги; проститутка ждала поодаль. Со стороны причала донесся резкий свист и предостерегающий окрик дежурного полицейского, затем – топот бегущих ног. Мужчины так и брызнули наутек.

А-Су проводил их взглядом: в голове его уже созрело решение.

Нынче же вечером он вернется в Каньер, заберет из хижины все свои вещи и уйдет в холмы. Там он примется без устали лопатить землю, довольствоваться будет малым и станет откладывать каждую золотую чешуйку, пока не скопит пять унций. К опиуму даже не притронется, пока пять унций не лягут в его ладонь; не будет ни пить, ни играть, питаться будет самой дешевой и простой пищей. Но как только он достигнет цели, он вернется в Хокитику. Он обменяет золото в банке «Грей энд Буллер». Перейдет через улицу и направится прямиком к «Скобяным товарам Тайгрина». Выложит на прилавок свою банкноту. Купит запас пуль, банку черного пороха и пистолет. Оттуда пойдет в гостиницу «Резиденция», поднимется по лестнице, откроет дверь в номер Карвера – и заберет его жизнь. А дальше что? А-Су снова выдохнул. А дальше – ничего. После того круг его жизни завершится и он наконец-то сможет обрести покой.

Часть III Дом саморазрушения

20 марта 1866 года

42° 43' 0'' южной широты / 170° 58' 0'' восточной долготы

Меркурий в Водолее

Глава, в которой Мади сообщает ценные сведения, а Су Юншэн вручает ему подарок.

Утром 20 марта Уолтер Мади поднялся до зари, позвонил, веля подать горячей воды, и умылся под окном, оглядывая сверху крыши, в то время как темно-синее предрассветное небо померкло до серого, затем до бледно-голубого, а потом засияло роскошной желтизной свежего яичного желтка, – к тому времени он, уже одетый, спускался по лестнице, громко требуя, чтобы гренки намазали маслом, а яйца сварили вкрутую. По пути к столовой он задержался в коридоре, прижавшись ухом к двери запертой комнаты у подножия лестницы. Вслушавшись, он уловил раскатистый ритмичный звук и двинулся дальше, удостоверившись, что жилец комнаты все еще крепко спит.

В столовой «Короны» не было ни души, если не считать повара, который то исчезал, то появлялся: подавляя зевоту, он сперва принес постояльцу чайник с чаем, затем – утренний номер «Уэст-Кост таймс», страницы которого слегка отсырели от ночной прохлады. За завтраком Мади пролистал газету. Первая страница пестрела главным образом повторными объявлениями. Банки-конкуренты мерились процентными ставками, и каждый обещал лучшую цену на золото. Владельцы гостиниц превозносили разнообразные преимущества своих заведений. Бакалейщики и оптовые торговцы публиковали подробные перечни своих товаров, а в корабельных новостях приводились имена новоприбывших либо только что отбывших пассажиров. Всю вторую страницу занимала пространная и довольно-таки ядовитая рецензия на последний спектакль в «Принце Уэльском» («такой никудышный, что никакой критики не выдерживает, поскольку ниже всякой критики») и несколько многоречивых писем за авторством спекулянтов золотыми приисками с севера. Доедая второе яйцо, Мади обратился к колонке светских новостей, и глаза его задержались на паре знакомых имен. Церемония затевается скромная. Дата еще не назначена. Медового месяца не будет. Открытки и прочие поздравления просьба адресовать будущему жениху, каковой ночует в гостинице «Резиденция».

Нахмурившись, Мади свернул газету, вытер губы и поднялся из-за стола, но по пути наверх за пальто и шляпой его мысли занимала отнюдь не помолвка как таковая и не объявление о ней. А адрес пересылки.

Ибо Мади отлично знал, что в гостинице «Резиденция» Фрэнсис Карвер больше не проживает. Его номер в «Резиденции» по-прежнему числился за ним, в гардеробе висел его сюртук, дорожный сундук притулился у изножья кровати, а постель стояла разобранной и смятой. Каждое утро Карвер, как всегда, завтракал в обеденной зале «Резиденции» и пил виски в гостиной «Резиденции» по вечерам. Он исправно вносил хозяину «Резиденции» еженедельную плату – и тот, как Мади удалось выяснить, даже не подозревал, что его скандально известный постоялец выкладывает по два фунта в неделю за комнату, в которой не живет. О том, что Карвер еженощно перебирается в другое место, знали немногие, и, если бы не случайное стечение обстоятельств, Мади, пожалуй, тоже ведать бы не ведал, что Карвер со времен вдовицына сеанса на ночь уходил в крохотную комнатушку в «Короне», рядом с кухней, откуда хорошо просматривалась по всей длине разъезженная дорога на Каньер.

К семи тридцати Мади, одетый в желтые молескиновые брюки, кожаные сапоги до колен, темное шерстяное пальто поверх серой сержевой рубашки и серую мягкую шляпу, уже шагал на восток вдоль набережной Гибсона. Ныне он облачался в этот костюм шесть дней из семи, к вящей потехе Гаскуана, который то и дело спрашивал, с какой стати Мади отказался от красного пиратского кушака, – отличный получился бы завершающий штрих для всего ансамбля.

Мади застолбил участок совсем близко к Хокитике и по-прежнему жил в гостинице «Корона». Такое положение дел поглощало изрядную часть его недельного заработка, но Мади был готов платить, лишь бы не спать в палатке под открытым небом: он попробовал такое один лишь раз, к вящему своему неудобству. От Хокитики до своего участка он доходил пешком за час двадцать минут; и каждое утро, еще до того, как часы пробьют девять, он уже стоял у ручья с лотком для промывки золота, черпал воду ведрами и, насвистывая, лопатил грунт.

По правде сказать, старатель из Мади получился не ахти какой: он скорее рассчитывал найти самородок-другой, нежели намыть золотого песка. Слишком часто рудосодержащий грунт проскальзывал сквозь сетку в дне лотка и вымывался водой; случалось, Мади опоражнивал лоток дважды подряд, не найдя ни единой чешуйки. Работал он, как говорят старатели, «на прожиток», то есть общая сумма его еженедельного заработка приблизительно равнялась общей сумме его еженедельных расходов, но вечно так продолжаться не могло. Мади знал, что надо бы прислушаться к расхожему совету и найти себе напарника, а то и к артели примкнуть. Вероятность напасть на золотую жилу в партнерстве вырастает вдвое, а в артели из пяти, семи или девяти человек повышается еще больше. Но ему препятствовала гордость. Мади упорно и настойчиво трудился в одиночестве, всякий час рисуя в воображении самородок, которым он оплатит свое будущее. Ночные сны его полнились искристым сиянием; он начал видеть проблески света в самых неподходящих местах – приходилось посмотреть еще раз, сощурившись, либо закрыть глаза.

Перешагнув через ручеек, вдоль которого шла северная граница участка, Мади с удивлением разглядел сквозь кустарник бледный силуэт палатки, а рядом – кострище. Что-то тут не сходилось. Хокитикские старатели обычно проводили выходные в городе и возвращались на прииск в понедельник часам к девяти, не раньше. С какой стати этот золотодобытчик отбился от приятелей? И что он делает на чужом участке?

– Эй, там, привет! – подал голос Мади, надеясь разбудить обитателя палатки. – Привет, говорю.

В палатке закряхтели и шумно заерзали.

– Простите, – проговорил кто-то. – Ох, простите, ох, простите…

В проеме палатки возникла заспанная физиономия китайца.

– Без проблем, – заверил он. – Ох, простите.

– Мистер Су? – переспросил Мади.

А-Су, сощурившись, вгляделся в гостя.

– Я Уолтер Мади, – представился тот, поднося руку к сердцу. – Вы не… о, вы меня помните?

– Да, да. – А-Су протер глаза кулаком.

– Замечательно! – воскликнул Мади. – Видите ли, это мой участок: от вот этого ручья до вон тех желтых колышков на южной стороне.

– Ох, простите, – повторил А-Су. – Не хотел плохо.

– Ничего, все в порядке, – успокоил Мади. – В любом случае, А-Су, я очень рад вас видеть. Ваше исчезновение из Каньера встревожило очень многих. Меня, например. Я очень, очень рад вас видеть и совершенно не сержусь. Мы боялись, с вами что-нибудь случилось.

– Без проблем, – повторил «шляпник». – Только палатка. Без проблем. – И он вновь скрылся внутри.

– Я отлично вижу, что никаких проблем вы мне не создаете, – заверил Мади. – Ничего страшного, мистер Су; я вовсе не возражаю, что вы встали здесь лагерем! Совершенно не возражаю.