Светить можно - только сгорая. Повесть о Моисее Урицком

Раньше был красив, потом представителен. Но все это осталось в прошлом. Теперь это тучный человек с короткой шеей и черными крашеными бровями и усами. Естественной была только седая голова. Говорил генерал всегда громко, одевался изысканно.

Дома, правда, ходил в старинной одежде — в белом жилете, с Владимиром на шее и в расстегнутом сюртуке. Двадцать лет назад, преисполненный радужных надежд, он поклялся сделать Киевскую губернию оплотом порядка и спокойствия. Но чем больше генерал старался, тем больше в Киеве было беспорядков. Как грибы плодились различные политические организации, кружки, общества, все они стремились изменить порядки в Российской империи. Жандармы разгоняли сходки и демонстрации, а стол генерала ломился от донесений о бунтовщиках. Не справляясь с растущим движением, генерал запросил помощиу Петербурга. Там посчитались с его просьбой и прислали молодых, громкоголосых, неуважительных к старшим жандармских офицеров. И стало еще труднее. Столичные выскочки сами метили сесть в генеральское кресло, и теперь приходилось бороться еще и с их кознями. Впрочем стареющий жандарм еще мог понять их — ставят она палки ему в колеса потому, что метят на его место. Пожалуй, он и сам бы так поступал. Но за что борются разные студенты, разночинцы? Ведь Российское государство устроено так разумно, все расставлено по своим мостам и ни в каком изменении не нуждается.

А тут еще появились социал-демократы. Читают какого-то Карла Маркса, грозятся разрушить монархию и построить в России социализм. Подумать только, до чего дошло — в его владениях создали подпольную типографию, печатают прокламации, воззвания, вредную газетенку: призывают народишко к забастовкам, бунтам и, что самое опасное, к революции. Проклятая типография! Сколько людишек поарестовали. Казалось, вырвали с корнем всю заразу, а типография где-то все равно действует.

Тяжко вздохнув, генерал принялся перебирать положенные на стол донесения и телеграммы.

Надоело. Каждый день одно и то же. Но вдруг ои почувствовал, что ворот мундира стал туже. В руках его было донесение из провинции. Перепрыгивая через строчки, он читал: «задержана партия нелегальной литературы, место расположения типографии установить не удалось. Руководит типографией Моисей Урицкий».

Генерал чуть не задохнулся от ярости. На резкий звонок Новицкого вбежал адъютант.

— Всех офицеров ко мне, — крикнул генерал. — Материалы дознания по делу киевского «Союза борьбы» — ко мне!

Через две минуты жандармские офицеры сидели вдоль стен кабинета, наблюдая, как начальник управления яростно листает папку с документами об аресте руководителей киевского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».

— Прошляпили, — оторвал взгляд от папки генерал. — Дважды прошляпили! Почему упустили Урицкого, когда брали социал-демократишек? Почему до сих пор гуляет на воле и печатает всякую вредную ересь? Искали типографию в Киеве, а она в Бердичеве, ищем в Бердичеве, а она, может, опять в Киеве? Как упустили его в Бердичеве?

— Но вы, ваше превосходительство, сами были там…

— Молчать! Я еще разберусь, кто в этом виноват! А пока сообщить приметы Урицкого во все города Малороссии, вплоть до уездных. Филеров на вокзалы! Розыск возглавляю сам лично! Сегодня же выезжаем в Черкассы. Посмотрим, может, он там у родственничков прячется.

Генерал подгонял людей и настраивался сам, полагая, что с арестом Урицкого удастся приостановить издание политической литературы. Он стремился укрепить свой пошатнувшийся у петербургского начальства авторитет, а главное, исправить допущенную самим оплошность, что не арестовал Урицкого во время «мартовской ликвидации».

На следующий день в девять часов утра дом Урицких в Черкассах на Дубасовской улице был окружен прибывшими из Киева жандармами, возглавляемыми генералом Новицким. После короткого допроса членов семьи с требованием рассказать все, что им известпо об антиправительственной деятельности Моисея и его местопребывании в настоящее время, детей расспросили, что они знают о своем дяде и где он сейчас; начался обыск. Этот обыск не имел ничего общего с первым, проводимым ротмистром. Жандармы словно внюхивались в каждую бумажку, перелистывали все торговые книги, перерывали все женские и даже детские вещи.

— Как вам не стыдно, — попробовала пристыдить генерала Берта.

— Молчать! — взревел генерал. — Дом, из которого вышел государственный преступник, — осиное гнездо. Все вы тут, видно, хороши!

Не найдя ничего предосудительного ни в жилых помещениях, ни в подвалах, жандармы отвели всех взрослых в полицейский участок. Допросы под руководством Новицкого продолжались до пяти часов утра.

Протоколировалось не то, что говорилось, а то, что требовалось жандармам. Больше всего возмутили Берту занесенные в протокол сведения о будто бы антиправительственных разговорах брата дома и воспитании им в противоправительственном направлении младшего брата. Бедная женщина не знала, что натасканный на борьбе с революционерами жандарм был близок к истине: разговоры Моисея с младшим братом Соломоном во время поездок в «дубке» по Днепру, услышь их генерал, могли бы полностью вознаградить эту царскую ищейку за хлопотливый приезд в Черкассы.

Протокол Берта подписать отказалась. Ее начал душить мучительный кашель: вот уже несколько лет Берта болела туберкулезом легких.

— Черт с ней, пиши: «От подписи отказалась», — скомандовал Новицкий. И приступил к допросу прислуживающей в доме Урицких девушки. Но и тут генерал потерпел неудачу. «Ничего не знаю, никаких разговоров не слыхала», — вот и все ответы девушки.

На следующий день Новицкий произвел массовые аресты и допросы людей, посещавших когда-либо дом Берты. Больше всего доставалось студентам и экстернам. Они отрицали свою принадлежность к каким-бы то ни было социал-демократическим организациям, но у них были найдены книги и брошюры марксистского содержания, и этого оказалось достаточно для ареста. У Новицкого уже были доносы о принадлежности некоторых из них к кружку, который вел Моисей Урицкий во время своего пребывания в Черкассах. Но не только студенты подверглись генеральскому допросу за знакомство с Урицким. Когда один врач при допросе сказал, что знаком с Моисеем Урицким, Новицкий рассвирепел:

— Вас нужно повесить за то, что вы с ним знакомы!

Врач был тут же арестован и отправлен в киевскую Лукьяновскую тюрьму, где и провел около пяти месяцев за ее мрачными каменными стенами на тюремной баланде. Почти столько же просидели в тюрьме и другие арестованные в Черкассах «политические преступники», вся вина которых заключалась сплошь и рядом в одном только знакомстве с семьей Моисея Урицкого.

Надежда генерала Новицкого выйти в Черкассах на дорожку, ведущую к организации тайной типографии, провалилась. А реакционная, черносотенная киевская газета «Киевлянин» на целую полосу объявила по «достоверным данным» о захвате генерал-майором Новицким всей юго-западной организации социал-демократов во главе с «купеческим сыном Моисеем Урицким».

В Киеве генерала ждала радостная весть: «…разыскиваемый Урицкий Моисей задержан 22 октября 1899 года в Житомире, причиной может быть антиправительственная агитация в войсках», — говорилось в срочном донесении житомирской полиции.

«Немедленно доставить в Киев», — был краткий ответ Новицкого.

— Очень рад вас видеть, уважаемый «профессор конспирации», так, кажется, зовут вас ваши друзья-приятели, — шутовским тоном заговорил генерал, с интересом разглядывая введенного в кабинет черноволосого молодого человека. — Однако мои люди все-таки выследили вас, несмотря на всю вашу хваленую конспирацию.

— Не разделяю вашей радости по поводу нашей встречи, — спокойно сказал Урицкий, поправляя очки. — И не могу назвать вас уважаемым, потому что не уважаю ни вac, ни вашу службу.

— Ну что ж, это ваше личное дело, — примирительно сказал генерал. — А мое дело — потребовать от вас: расскажите все, что касается тайной типографии социал-демократов в Бердичеве и в других городах.

Понимая, что отрицать свою причастность к деятельности берднчевской типографии после ее провала бессмысленно, Урицкий рассказал, что принимал участие в ее работе, и о том, что в связи с призывом на военную службу должен был прекратить ее существование. Это не давало никаких козырей жандармам.