Светлое будущее

Резко по тормозам. Обернулся, взгляд в очи:

— НЕ БОИСЬ, блядь! НЕ СТАНУ!

— ТЫ ПРИДУРОК! — неистово, горестно, сплевывая разочарование и гнев в лицо. Шаги мои покорно ближе. На глаза проступили слезы. Болью давясь из-за непонимания… из-за предательства всех наших с Мирашевым стараний и надежд. — Я ЕГО ЛЮБЛЮ!

Оторопел Федька, не дыша.

Жуткие, режущие, палящие мгновения молчания, тишины — и тихим, осиплым, полным мучений и страха, голосом:

— А он? Он… любит тебя? Или будешь, как Ритка? Бежать за теми, за тем, кому и нахуй не нужна?

— Любит, — несмело, не сразу… но ответила я.

Вдруг шорох позади.

Шаги ближе.

Приговором:

— Люблю, — узнаю голос Мирашева…

Поежилась невольно. Мурашки по телу…

Залилась я доброй, смущенной, кривой улыбкой, спрятав взгляд.

Не оборачиваюсь — но и не надо, еще миг — и замер вплотную ко мне мой Тиран — чувствую спиной родное тепло.

— Ну так женись, — дерзкое, с вызовом, Рогожина, едва нашел силы на звук. — Или слабо? Только Пиздеть можешь?!

Рассмеялся ядовито Мирон:

— А это… уже не твое дело, — гаркнул. — Мы сами решим… что нам и когда делать.

Загоготал, паясничая, Федор… едко, горько, опечалено. Взор около; закивал головой. Резво мне в лицо:

— И ты этой… скользкой твари веришь? — заледенела его ухмылка, а глаза заблестели от боли, от разочарования… во мне.

— Как себе, — не лгу. Четко и искренне. Серьезно.

Застыл Рогожин.

— Федя… — Отваживаюсь… вопреки всем своим собственным запретам и уговорам самой себя, на откровение: — Ты даже не представляешь, что этот человек для меня сделал. И это даже не… сегодняшнее решение Суда, — от удивления вздрогнули того брови, но смолчал. Выжидает. — Я его люблю… и это не просто слова. И не тебе решать с кем и как мне быть. Больше нет. Прошли те времена… А муж он мне или так… — неважно. Я знаю, что без него — я не хочу, да и не смогу жить. И этого достаточно, — приговором.

Побледнел. Нервно сглотнул слюну. Молчит. Тяжело, шумно дышит, распятый ужасом прозрения, Рожа.

— Он мне нужен… какой бы не был. И поверь, я не лучше.

* * *

Согласился… Причем на все мои уговоры, Федька согласился…

Да и будто был выбор?

Первые дни — пока побудет, поживет вместе с нами, в квартире Мирашева, а затем, как доберется до своих активов и хоть как-то разгребется с долгами и уже закрытыми магазинами (пламенный привет Мазура, высосавшего из них практически всё), пойдет своей дорогой дальше (раз так уж сильно того хочет).

* * *

Быстро день ляпнул. Пока туда-сюда, пока приехали, пока еду приготовила, накормила всех, душ, телевизор — а там и ночь уже настала.

Благо, места у Мирашева дохрена. Так что, Федьке постелила в одной спальне, в нашей с Мирой — я, а в залу… отправила… не в наказание, но и не в поощрение… Мирона одного почивать. Не хватило мне духу в одной кровати спать с моим Буратино, когда за стеной брат, готовый только за одно касание Мирашева своей рукой моей руки — удавить, а тут…

Вот только это я… А моему «учтивому кавалеру» это было не по чем. Едва только погас у меня свет… как скребется. Еще миг — и нырнул под одеяло, негодяя кусок.

— Мира! Придурок! — гогочу я, задыхаясь от его пошлых, откровенных ласк. Еще миг — и вынырнул с другой стороны.

Лицом к лицу со мной:

— И снова ты обзываешься? — хохочет.

— А разве нет повода? — надулась тотчас. — Я же тебя просила… по-человечески, потерпи.

— А надо было сразу меня слушать — сняли бы ему хату, как тогда. И сейчас бы вдоволь… скрипели пружинами.

— А тебе лишь бы поскрипеть! — ржу, заливаясь смущением. — Не принял бы он ее! Ты же видишь — сплошные заскоки!

Скользнул по телу ладонью, нагло забрался под футболку — сжал мою нагую грудь.

— Я соскучился… И так, то нервы, то предвкушение… Малыш, — запойный, жаркий поцелуй в шею, дразня языком, — я же не железный.

— Ты — деревянный! — гогочу тихо, силой пытаюсь оттолкнуть нахала, сгрести его с себя — поддается, но лишь настолько, сволочь, чтоб вновь добраться до моего пупка и откровенно, с вызовом приняться исполосовать влажным языком всю меня, играя с чувствами, ощущениями, доводя… не только до мурашек, но и стонов.

— И сознайся, Мальвина… — шепот вдруг стал вкрадчивый, околдовывающий, будто заговор… — Заводит очень… когда нельзя, но очень-очень хочется… и если чуток смелости… — вдруг движение — и потащил вниз с меня белье. Игривое движение языка около запретных мест — и дернулась я, словно пронзенная стрелой. Удержал грубой силой, отчего еще сильнее от желания сжались у меня мышцы внизу живота, запульсировала похоть. Тотчас ухватила я подушку — и закрыла ею себе лицо, рот, дабы… если и не могу уже остановить этот поезд, то хотя бы чтоб не уничтожил он нас всех. Еще миг — и развел бедра в стороны. Протиснулся к вожделенному. Коварные мгновения интриги, блуждающих ласк около — и взорвал мой мир яркими красками. Очередной крик, рык поражения… признания власти своего Тирана, сдавленный синтетикой, разорвал тишину. «Адские», роняющие в транс, терзания — и вдруг пошло, нагло вошел в меня пальцем Мирон. Живо приподнялся, стащив с моего лица подушку. Губы к губам. Коварно, развратно улыбнулся.

Не сразу реагирую, но еще миг, и, сражаясь не менее умопомрачительными ощущениями, нежели были доселе, обрушиваю взор в лицо:

— Что? — задыхаюсь.

И снова едва смогла удержать, подавить обличающий нас мой стон:

— Ну так что… Буратино может воспользоваться своим «золотым ключиком»?

Загоготала я тотчас, теряя прежний настрой. Но еще миг — и осеклась, закусив губу. Его дерзкий напор, ловкость — и позорно вскрикнула я от удовольствия, вновь признавая его власть.

Но вдох — и рычу догорающей шуткой:

— Так вот где он у тебя!

Гыгыкнул. Смолчал, закачав лишь в негодовании головой (вот как, ему шутить можно, а мне…).

— Ну так? — его резвое.

Участь — и снова взвыла я, захлебываясь уже слюной. Зажмурилась, подавляя слезы слабости и радости, счастья.

Вдох — и решаюсь: силой отстранила его от себя. Живо к штанам своего негодяя — и потащила их вниз. Поддался.

Силой ухватил меня за талию — и обернул к себе спиной…

Но вдруг звон, стук, шорох какой-то за дверью. Гневное, тихое, сдержанное чертыханье.

Обмерли мы оба, пристыженные, так и не содеяв запретное.

— Блин, не спит! — наконец-то нашла я силы на звук — вырвалось из меня испуганно.

— И че? — гаркнул озлобленно, раздраженно Мирон.

— И ниче! — рявкаю уже я взбешенно, силой выдираясь из хватки «налетчика». — Я так не могу!

— Пиздец! — возмущенно сплюнул. Расселся на кровати, утопая, давясь обломом.

Чиркнуло у меня внутри: чертовы идиоты! Что один, что другой! Два барана! Никто не хочет никого понимать, уступать.