Светлячок для бандита
Шрифт:
— Прости, — он подходит к разнервничавшейся мне, и обхватывает за плечи. – Прости, накатило! Все в порядке, мне ничего не грозит, и я не заставлю тебя все бросать! Забыл, что такое иметь семью, и не подумал о тебе… в очередной раз. Ладно, готовься, не буду тебя отвлекать, но Марина! Я помню, что это интервью – твое решение, но ты не обязана это делать! В любой момент…
— Я могу отказаться, — договариваю я за Андрея.
Но я не откажусь.
Не дадим журналистам информацию – придумают что-нибудь еще! Ведь, несмотря на Новый Год, они продолжают писать свои статейки.
Момент моей «славы» настал как-то очень быстро. Я, словно очнувшись от странного сна, обнаруживаю себя в зале для пресс-конференций в одном из отелей столицы. Сижу за столом с натянутой улыбкой, и гипнотизирую стоящую передо мной бутылку с водой.
— Приступим? – шепчет мне на ухо организатор этого кошмара.
Иные поп-звезды столько народа не собирают. Гляжу на полный зал журналистов, и киваю.
Приступим!
ГЛАВА 29
Марина
Гвалт. Вспышки камер. Выкрики со всех сторон.
И я начинаю задыхаться.
Зал огромный, но воздух здесь застывший – или собравшиеся его поглотили, ничего не оставив мне?
В глазах рябит, и я не знаю, на кого смотреть, чтобы успокоиться. А потому гляжу на свои ладони, сомкнутые в замок – потные и холодные.
Мерзкое ощущение!
Но что наиболее мерзко – это то, что я сейчас как на ладони. Я – объект чужого жадного до сенсаций внимания.
Может, не стоит мне стыдиться обманывать этих людей?
Тихонько цыкаю, понимая, что врать я буду не им, а всем остальным. Журналисты ведь просто доносят информацию, а поглощают ее обычные люди – такие, как я, мои знакомые, моя бабуля…
— По очереди! – призывает к порядку агент-организатор… как там его – Аристарх? – Иначе пресс-конференция закончится, не успев начаться. Помните о правилах…
Против воли веселюсь – где журналисты, и где правила?
В разных галактиках, если не в разных Вселенных!
— Телеканал «Новости двадцать четыре на семь», Ярослав Алексеев, — представляется неопрятный, сутулый парень, похожий на дворового пса, побитого жизнью. – Марина, а вы присутствовали при убийствах, совершаемых Громовым? Или вы помогали ему заметать следы?
И даже мысли не допускает ведь, что Андрей невиновен…
— Андрей никого не убивал… — начинаю я, подавив дрожь в голосе. Стараюсь казаться доброжелательной и уверенной в своих словах, и, вроде бы, у меня получается.
— Но ведь есть видео! – картинно возмущается журналист. – Еще вопрос: вы снимали снафф-видео для домашней коллекции? Такие у вас пристрастия – вы по вечерам вместо сериалов пересматриваете кадры убийств?
— То видео – подделка! – повышаю я голос, стараясь перекричать гудение толпы. – И это доказано в суде! Или вы не верите в правосудие?
Писака снисходительно оглядывает меня, и произносит:
— Я верю в деньги. А вы, получается, верите в невиновность своего
любовника?— Он невиновен! Андрей никого не убивал – он на такое не способен!
А врать, оказывается, легко – стоит лишь несколько дней потратить на репетиции, и дело в шляпе. Хорошо, что от лжи нос не растет, как у Буратино…
— Позвольте, вопрос, — встает со стула молодая журналистка с горящим взором – девица до боли на Кристину похожа. Представляется, и спрашивает: — Андрей Громов принудил вас к близости?
— Нет, мы полюбили друг друга, — отвечаю я. – Никакого принуждения не было.
— То есть вы полюбили его всем сердцем, и ждали из тюрьмы? – невинно продолжает журналистка, и я киваю. – А ваш возлюбленный знает, что вы не были ему верны?
Чертовы журналюги!
— Я была ему верна! – говорю я полуправду. – У вас ошибочная информация!
— У нас есть фото, на котором вы целуетесь с молодым человеком, — улыбается пиранья. – И он ну совсем не похож на Андрея Громова!
Черт, черт, черт…
С Русланом? Да, с кем же еще! Но мы ведь не фотографировали наши поцелуи – есть лишь пара совместных фото, где мы сидим в кафе, и все!
И звонила я Русу – просила, чтобы он, если на него выйдут репортеры, отвечал, что мы с ним обычные знакомые.
— Видимо, это фотошоп, — отмахиваюсь я. – Я не знаю о существовании подобных фотографий, потому как их не может быть!
— Как же вам «везет» на монтаж и фотошоп, — притворно сокрушается девица. – А вот у меня есть сведения о том, как вы неплохо проводили время с неким молодым человеком, который и целует вас на фотографии, которая у меня есть! Вот, взгляните!
Поднимает планшет, и я вижу… себя.
И Руслана.
Мы только начали встречаться, и договорились вместе погулять по скверу, где он меня и поцеловал.
Но кому нужно было снимать этот момент?
— Это фотошоп, — уверенно произношу я. – Человека с фотографии я знаю, и мы всего лишь добрые друзья! Но никаких близких отношений у нас не было! Можете поинтересоваться у моих бывших коллег – никто и никогда не мог видеть, как мы целуемся!
Или нужно было признаться?
Нет, тогда бы посыпалась легенда о верной девушке, ждущей невиновного возлюбленного из тюрьмы.
— Хм, хорошо, — кивает девицы, и садится на место.
Следом подскакивает еще один журналист, затем следующий, и я сбиваюсь со счета.
… — Я не просто уверена, я знаю, что Андрей не совершал тех ужасных поступков!
… — Да, я ждала его все эти годы!
… — У меня нет стокгольмского синдрома, и Андрей – не насильник! Он не принуждал меня к близости!
… — Я редко бывала у него в колонии, так как ждала ребенка! Андрей сам не позволял мне посещать суды, чтобы я не нервничала!
… — Он невиновен! Его оболгали, решив посадить за чужие преступления! «Висяки» на него, простите за тавтологию, повесили! Но мы добились справедливости!
Когда журналисты покидают зал, я встаю на дрожащие ноги. Руки тоже мелко подрагивают – из меня будто всю энергию высосали, сил совсем не осталось!
Домой бы! К Андрею, к сыну! Забыть об этом ужасном дне, вычеркнуть из памяти!