Светлячок в ночи

К вечеру встали на ночевку. Пока ставили палатки, дежурный экипаж приготовил ужин на всех. Поужинали, помыли за собой посуду, затем собрались у костра. Лена-инструктор, серьезная девушка алтайского типа, разобрала ошибки первого дня, кому-то сделала замечания, кого-то похвалила. Потом появилась гитара, и все запели туристские песни. Разошлись по палаткам уже заполночь.

С чего начинаются симпатии? С ничего. С улыбки. С доброго слова, жеста.

– Доброе утро, – приветствовала его Катя, когда Олег стоял у реки с удочкой.

– Доброе утро, – ответил он, и туманный пейзаж вдруг стал яснее.

– Клюет? – поинтересовалась она.

– Как видишь… – Олег показал на стеклянную банку, полную пескарей.

– Зачем ты их ловишь? – спросила Катя, рассматривая искривленное изображение рыб. – Разве тебе их не жалко?

Олег удивился ее вопросу, недоуменно пожал плечами.

– Нет… Ведь они сорная рыба.

– Как это?

– Да, может быть, из-за того, что их здесь слишком много, другой рыбы совсем нет.

– Все равно, жалко, – сказала Катя. – Ведь они живые.

«Живые, живые… – повторил про себя ее слова Олег. – Но ведь не я же придумал их ловить и есть…»

Катя отошла в сторону, чтобы умыться, а он снял с крючка пескаря, посмотрел на него – тот трепыхался, бил хвостом, оставляя синеватую чешую на ладони, даже попискивал – подумал: «Действительно, живой…» Но все же сунул его в банку, заключив свой жест словами: «Если жалеть каждого пескаря, то они съедят все водоросли в реке, и река станет мертвой…»

И – черт возьми! – пошли же мысли в голове. О смерти. О том, что все ненадежно и хрупко. О том, что жизнью распоряжается случай (как, например, с этим пескарем – он мог бы и не попасться). О том, что все друг друга едят… Идиотские мысли. «Но, что ты хочешь? – начался привычный спор в его уме. – Как-то по-другому? Как? Иного способа пока нет. Даже искусственно выращенный белок будет живым. Ведь и растения все живые. Мертвые только камни. Да и те, разрушаясь, дают жизнь траве». Вот такие пошли мысли.

Олег попытался погнать их прочь – это его недавнее прошлое прорывалось и нарушало ощущение природы, гармонии жизни, которой, впрочем, он далеко еще не достиг.

Какой-то процесс, напоминающий собой брожение, постоянно шел в его голове. Мозг работал в самых разных направлениях, отчего в нем царил хаос. Сотни проблем и вопросов сошлись в одном месте, таких, как о смысле жизни, о смысле человеческого существования, о бессмысленности существования; тут же вопросы морали: правды и лжи, добра и зла.

Олег искал какие-то раз и навсегда определенные и безусловные понятия и истины, какие-то ориентиры в жизни, но… не находил. Он мучился тем, что не знал на какое дело употребить себя, и страдал оттого, что не мог искренне полюбить мир, поскольку тот не спешил отвечать взаимностью. Он ощущал постоянный разлад в душе и никак не мог найти выхода из этого состояния. Он вошел в какой-то сумбурный период жизни, когда все то, чему его учили, приходилось переосмысливать заново, пробовать на своей шкуре, не доверяя готовым рецептам книжных философов и заходя в своих умственных упражнениях в беспросветный тупик…

Вот и сейчас, глядя на этих пескарей и пытаясь преодолеть свои мысли, Олег успокаивающе подумал: «Но нельзя же все подвергать анализу, иначе усыхают чувства, и мертвеет душа…» Но эту мысль тут же затерла другая: «Но надо быть немного ребенком, чтобы не видеть существующих противоречий, чтобы органично входить во все житейские передряги и выходить из них таким же чистым. Надо немножко не помнить, что есть жизнь. Надо забыть про свой век…» И эта мысль заставила его нахмуриться.

Катя, закончив процедуру, взглянула на него:

– Что случилось? Ты такой грустный…

– Рыбок жалко, – ответил Олег и выплеснул пескарей в реку.

Она улыбнулись его жесту.

Шла обычная туристская жизнь. Плыли, пели, сцепившись лодками, или орали на всю реку так, что эхо, отраженное от прибрежных скал, металось в поисках убежища. Читали стихи, рассказывали истории, фотографировались. Наслаждались природой и загорали. На обед причаливали к берегу. Дежурные быстренько готовили на всех. После трапезы, млели часок-другой в тени, и снова двигались в путь, если, конечно, не было на этом месте дневки или ночевки. Понемногу стали появляться мозоли на ладонях, да приятно болели мышцы и кожа от загара.

Симпатии симпатиями, а к Кате подойти он боялся. Сдерживал себя. Только бросал взгляды в ее сторону и все. Встречал в ответ улыбку и – больше ничего.

Катя была как лучик света, прорвавшийся в его мрачную жизнь. Она высвечивала собой кусочек пространства, заполняла его своим голосом, своим восторгом. Олег ловил ее жесты. Ему нравилась ее речь, так не соответствующая возрасту, нравилось ее одухотворение природы. Правда, многое из того он принимал за взгляд неискушенного человека. Сам-то он считал, что многое вкусил и пережил, и оттого не чувствовал в той мере природы, и восторга в душе не ощущал. Но он пытался ощутить. Даже несколько напрягался. Не получалось. Слишком уж он оторвался…

А Катя освещала этот кусочек жизни, и Олег слышал какие-то непонятные толчки в душе, которые все более и более нарастали. И как следствие их – вскоре он уже не мог равнодушно смотреть на то, как она проходила мимо, или, того хуже –разговаривала с другими парнями, и те явно старались выплеснуть на нее свое обаяние.

Как раздваивалась его душа. Как она желала любви. И как не могла решиться!

Олег специально подгадал момент, когда Катя пойдет к реке. Опередил ее – будто бы купаться. Солнце играло бликами на глади воды, заставляло щуриться, золотистый туман плыл над поверхностью. Это было самое яркое утро в его жизни. Катя подошла в купальнике – высокая, стройная, красивая. Олег невольно сравнил ее с молодым ростком травы, который свеж и упруг, и весь устремлен к жизни.

«Вот сейчас я с нею заговорю. Вот сейчас у нас начнется… – подумал он. – Надо только произнести несколько слов. Слов красивых. Надо только осмелиться… Ну, давай же! Ведь дальше уже нельзя. Дальше она уйдет из твоей жизни, как ушли многие другие люди, с которыми ты не сблизился: побоялся, поленился, не захотел. Ты же видишь, что она именно тот человек, который должен быть рядом. Разумеется, на правах друга – ведь она еще молода. А в дружбе – что же плохого? Так почему бы ни попытаться сблизиться с нею? Ну! Все! Давай! А!» – мысленно махнул он рукой на свои сомнения, и в голове всплыли строки, так подходящие к этому случаю.

Конец ознакомительного фрагмента.