Светлячок
Шрифт:
Подъехал всадник, взмахом руки остановил машину.
– Свои, - негромко отозвался Анатолий: - С девятки.
Всадник внимательно посмотрел на Бугрова, нагнулся с седла, заглянул в кабину. Звякнуло оружие.
– Двигай, - разрешил дозорный.
– Слухай, як там дорога дальше?
– спросил у него Буханько.
– Проедете. Только у Кривой балки поосторожнее.
– Солдат нагнулся еще ниже.
– А кого это ты везешь в кабине?.. Постой, постой, неужели Анюта Прибыткова?
– Я самая, - отозвалась она.
– Чудеса! Ну, привет.
Бугров
– С соседней заставы, - пояснил Анатолий, поймав вопросительный взгляд капитана.
– И знает вашу Анюту?
– Ее все знают...
– Вон как. Больно она у вас знаменита.
Последние слова Бугров произнес просто так, из упрямства, чтобы как-то оправдаться в своих глазах за прежнюю неприязнь к Анюте.
Машина затормозила перед глубокой балкой, в которой журчала вода.
– Вот она, Кривая, - сообщил солдат.
И не успели они сообразить что-нибудь, как из кабины выскочила Анюта и бесстрашно побежала к балке.
– Я сейчас, только проверю!
– донесся из темноты ее голос.
– Куда? Без сапог-то? Прибыткова!
– закричал Бугров.
– Вот чертова девка!..
Это прозвучало слишком восторженно, и он мысленно обругал себя. Но в следующую минуту сам спрыгнул на землю и, увязая в грязи, поспешил за Анютой.
– Дальше я пойду, - строго сказал он.
Но стоило Бугрову двинуться вниз, к бурлящему ручью, как Анюта тоже двинулась рядом.
– Я что сказал!
Анюта не отставала, только фыркнула негромко, как показалось Бугрову.
– Черт с вами, идите, - отступился он.
– Вы не сердитесь, я эти места хорошо знаю, в вы человек новый. Вон там у кустов должен быть брод.
Вместе они обследовали спуск и балку, вместе перешли ручей. Потом постояли рядом, дожидаясь машину. Лил дождь, в кустах шевелился ветер.
– Ну и погода...
– пробормотал Бугров, переступая с ноги на ногу.
– Ничего, - отозвалась она.
– Здорово замерзли?
– Бугров хотел погреть ее ладони в своих, но не решился.
– Бить вас некому, - и вдруг доверительно спросил: - Обиделись на меня?
– За что же мне обижаться на вас?
– тихо проговорила Анюта.
– Ну, как же... За чайную, за то, что сегодня не посадил вас в кабину.
– А-а... это все пустяки.
В глаза ударил свет фар.
Потом машина еще несколько раз застревала в грязи, и ее снова выталкивали.
– Давай, давай, братцы!
– озорно кричал Бугров.
– Вперед, братцы-казахстанцы!
Он старался вставать рядом с Анютой, вместе с ней упирался в задний борт. И приговаривал:
– А ну, поднажмем, Анюта!
– А вы молодец, Анюта!
Ему было легко с ней.
Но вот машина села на дифер.
– Все, загорать будем, - безнадежно сказал Буханько.
Неподалеку в темноте чернели какие-то строения, лаяли собаки, тускло светился одинокий огонек.
– Это же Интал, товарищи!
– обрадованно сообщила Анюта.
Было решено, что капитан, Анюта и Анатолий пойдут в Интал
и будут добираться до заставы верхом, а Буханько останется в машине дожидаться трактора.4
Огонек горел в окне почты. Анюта вошла первой. За деревянным барьерчиком, у телефонного коммутатора, сидел молодой казах и клевал носом. При появлении людей он поднял голову, оглядел всех, вскочил с места и обрадованно шагнул навстречу Анюте:
– Ой-бой! Это ты, Анюта?! Вернулась?
– Как видишь, Сейджан.
– Совсем? К нам?
– Ну конечно. Вот принимай гостей, - Анюте было неловко, что Сейджан обращается только к ней одной и Бугров с удовлетворением отметил это.
Сейджан поздоровался со всеми за руку, пригласил за барьерчик. Убогое это было помещение. Саманные стены, низкий потолок, два обшарпанных стола, деревянный шкаф, коммутатор. Вот и вся почта.
Анюта глядела на все с таким видом, будто вернулась в отчий дом. Она даже прошлась по комнате и потрогала руками стены, шкаф, коммутатор.
Сейджан все время восторженно и недоуменно следил за Анютой и все хотел расспросить о чем-то, но не решался. Потом он помог Бугрову связаться по телефону с заставой. Старшина по фамилии Наумов доложил капитану, что на участке заставы происшествий нет, и обещал немедленно выслать верховых лошадей. Конечно, он тоже удивился и обрадовался возвращению Анюты и пустился в расспросы, но Бугров сказал:
– Вот приедете, тогда все и узнаете, товарищ Наумов.
Он разговаривал по телефону, а сам прислушивался к тому, как Анюта с пристрастием расспрашивала Сейджана о почтовых новостях, о здоровье его отца и матери, вспоминала какую-то Халиду, у которой полгода назад заболели глаза. Сейджан охотно отвечал ей, было видно, что он рад участливому слову и ему хорошо с ней. И это тоже отметил Бугров.
– Анюта, давайте сходим на ферму, договоримся насчет трактора, сказал он, повесив трубку.
Они вышли. Кромешный мрак подступал к самым дверям. Дождь все лил и лил, то усиливаясь с порывами ветра, то немного стихая. В окнах не светилось ни одного огонька.
– Не боитесь ехать верхом в такую погоду?
– А я привыкла. Чего бояться?
– Все-таки... Дождь, ветер, и вообще застава где-то у черта на куличках.
– Зато там ребята хорошие и мама. Я ведь выросла на границе.
– И троллейбусов нет, театров, танцев каждый вечер. Не то, что в Куйбышеве, - продолжал Бугров.
– Ну и что? Не в танцах счастье...
Бугров хотел спросить о самом главном и никак не мог. Некоторое время они шли молча. Капитан старательно светил фонариком, выбирая дорогу, подавая Анюте руку через лужи и колдобины.
Она заговорила первая:
– Вы вот, наверно, думаете, какая я решительная. Уехала из большого города в эдакую глушь. А никакая я не решительная. Мне очень жаль, что все так получилось. Думаете, здесь легко?
– Ничего я не думаю!
– горячо подхватил Бугров, ободренный ее откровенностью.
– Ничего не думаю, - и вдруг неожиданно для себя признался: - Я ведь тоже разошелся. Была жена и нет.