Светлый град на холме, или Кузнец. Том 2
Шрифт:
Любой другой испугался бы его в это мгновение, как испугался Дионисий, что я поняла по побледневшему совсем лицу старика. Но я не боялась. Я знаю, что для меня угрозы от Сигурда нет, и не может быть.
Мы молча прошли через двор, по терему, где в коридорах Сигурд так цыкнул, что разбежались все челядные прятаться по углам.
– Ты что дурака из меня делаешь?! – зарычал Сигурд, едва мы вошли в наши покои. – Зачем заставила девчонку соврать мне, думала, не пойму?
– Надеюсь, ты не прибил её? – спросила я, как можно тише и спокойнее.
Но по-моему моё спокойствие только сильнее заводит его. Боги,
– Перестань! – рыкнул Сигурд. – Что ты делаешь?! Все про вас с Гуннаром болтают, а ты ехать вслед за ним в Норборн хочешь?! При алаях выскакиваешь с этим?!
– Да ты что, Сигурд! – я едва не задохнулась от несправедливого обвинения. – Кто про нас с Гуннаром болтает?! Один Ивар, сволочь и мразь, и тот от злобы и из мести!.. Что о нас могут болтать?! – воскликнула и я тоже. Здесь, в этих отдалённых от других покоях, нас слышать не могли. Сигурд с умом в своё время их выбрал.
– Не смей так больше делать! – вскричал Сигурд.
– Да что я сделала?! За то, что встряла в твой разговор – прости, не должно было… Но я действительно подумала, что там эпидемия может быть… Но Гуннар… ехать к нему в Норборн?!.. Это последнее, что я хотела бы сделать! – продолжила защищаться я.
Он прищурился ещё пылая:
– Так ли?!
Теперь я взбесилась. В моей голове будто взорвалось:
– Пошёл к чёрту!
Я никогда так не говорила с Сигурдом.
Но и он никогда ещё не говорил так со мной. Ревновать к Гуннару… Что же это такое!? И ведь не оправдаешься, так он в голову себе вбил! Три месяца уж как Ивара нет в живых, как Гуннар в Норборн уехал, а он сегодня вдруг услышал в моих словах то, чего нет и не могло в них быть.
И ведь знает, что нет ничего, а себя изводит. И меня решил…
Или это то, о чём говорил Боян сегодня: «Ты как птица»… Но не Сигурду же бояться, что я «ускользну»!
Что мне делать с этим теперь? Птица… Сами Свана назвали. Но ведь ты, Сигурд, в мои Лебеди просился. Неужели думаешь, мне нужен кто-то кроме тебя?.. Что-то кроме тебя, твоей любви? Не можешь ты так думать! И не думаешь! Но говоришь!
Я направилась к двери, хотела выйти и хлопнуть изо всех сил. Но он схватил меня. Он никогда не делал так… Однажды было… похожее на эту ярость, в ночь, когда родился Бьорни у Агнеты с Берси, но даже тогда он не рвал одежды на мне. А сейчас в стороны полетели разорванные на четыре лоскута разом платье и рубашка под ним…
Я растерялась вначале, но потом из одного упрямства и обиды упёрла руки ему в грудь, но моё сопротивление преодолено было очень быстро…
И что же – обоюдное наслаждение, настигшее нас одновременно и быстро, затопило до краёв обоих, вырываясь из глоток вскриком-рыком…
И едва эта волна схлынула, с ней ушла и обида и злость, нежность залила нас негой…
– Ты любишь меня? – спросил я, понимая как глупо и по-детски, должно быть звучит мой вопрос.
Сигню посмотрела на меня. Глаза её светятся, как почти всегда, когда она смотрит на меня.
– Я люблю тебя. И я говорила тебе. А вот ты никогда мне не говорил… – шепча, улыбается она.
Я не говорил ей, что люблю её? Не говорил?! Неужели, не говорил? Во мне почти ничего больше нет, кроме этой любви, а я даже не признался ни разу?
– Ты простишь меня? – спросил я, и опять по детски выходит. Я беру её руку
в свою. Она раза в два, наверное, меньше, но не слабая, не хлипкая рука.– За что? – она пожала мою ладонь, так тепло, надежно от этого… – Я не верю, что ты ревнуешь к Гуннару.
– Да провались он, Гуннар, к Норборнским чертям… – поморщился я. – Не о нём я. Вот за это. За злость, за платье разорванное, насилие…
Она засмеялась, обнимая меня:
– Ты взбесился, я взбесилась, какое там насилие… – она целует мой горячий ещё висок. – Но вот злиться так не надо больше. Тем более без причины. Никогда не будет причины.
Без причины. Я обнимаю её, разогретую моими ласками, размякшую в моих руках:
– Мне кажется, ты ускользаешь всё время, – говорю я. – Мне снится иногда, что ты взлетаешь, взмахивая большими крыльями. А я бегу за тобой по земле и не могу догнать. Ты всё выше, а я бегу так, что сердце вот-вот лопнет от напряжения…
Она вдруг пугается почему-то, заглядывает мне в лицо. В глаза темнеющими глазами. Огромные зрачки…
– Что, правда, видишь это во сне?
Нехороший какой сон, подумалось мне. Какой нехороший сон… Может, я скоро умру?
Так страшно мне стало в этот миг: лететь вот так, как он видит, одной. Одной… как это страшно, Сигурд, милый, расстаться с тобой…
Я впервые подумала о смерти со страхом именно потому, что представила, что это значит расстаться с ним навсегда… Ничего страшнее не может быть для меня. Ускользаю…Боги, я не хочу никогда ускользнуть от тебя, Сигурд. Никогда…
За окнами затюкал, застучал мелкий долгий дождь. Как я и думала, он затянулся на много-много дней. Из-за этого только через месяц до нас дошли вести, что в том норборнском форте чума.
Глава 4. Смерть
Гонец, посланный Исольфом и найденным им Гуннаром, задержался в дороге из-за распутицы, вышедших из берегов рек и неразберихи, начавшейся в некоторых деревнях из-за вестей о чуме.
Это происходило через шесть недель после Летнего Солнцеворота, собрали срочный Совет. Сигню говорила на нём, не Сигурд, вопреки обыкновению.
– Мне нужны две сотни толковых и взрослых ратников, лучше неженатых, отчаянных…
– Сорви-головы? – усмехнулся Стирборн.
– Так именно, – Сигню усмехнулась, посмотрев на него, но глаза остались тёмными.
И продолжила:
– Оружие, палатки, масло горючее побольше. Припасов и воды. И чтобы Брандстан тоже готов был поставлять нам с обозами. Когда я разберусь, сколько всего деревень и фортов во власти заразы, установим границы, за которые никого под страхом смерти пускать будет нельзя, – она обвела всех нас взглядом, – кто-нибудь со мной хоть раз на эпидемии ездил?
Выяснилось, что никто. Оказалось, что ездили Исольф и Гуннар, которые были сейчас уже в гуще происходящего, ещё не совсем понятного для нас всех события.
– Кто поедет со мной, алаи? Предприятие очень опасное. Кто готов рисковать? Кто смело посмотрит в глаза тем, кого придётся запереть и не выпускать? Может быть обречь на смерть. Может быть убить…
Вызвались все. Но Свана Сигню выбирает меня. Строго смотрит в глаза:
– Не струсишь, Торвард? Это не война, это хуже. Ты тонкий человек, не из дерева, не из железа.