Светлый лик смерти

– Да почему вы так уверены, что он не знает? – вспылил Виктор. – А я вот думаю, что он все прекрасно знал и бросил маму беременную, поэтому она и слышать о нем не хотела. Подонок он, вот что я вам скажу.

– А вдруг нет? – тихо спросила Лариса. – Пожалуйста, припомни, что твоя мама о нем рассказывала. Хоть мелочь какую-нибудь, хоть полслова.

Виктор молчал, отвернувшись к окну. Потом медленно встал, подошел к книжным полкам и достал толстый альбом с фотографиями.

– Вот. – Он протянул Ларисе снимок, точно такой же, как лежал у нее в сумочке: две девушки что-то увлеченно обсуждают, а трое юношей строят смешные рожицы. – Это кто-то из них.

– Откуда ты знаешь? Мама говорила?

– Да, однажды мельком обронила пару слов. Мы вместе разбирали фотографии, хотели папе показать, какая она была в детстве. Мама тогда долго смотрела на этот снимок, губу закусила чуть не до крови. Папа заметил и спросил, в чем дело. Она ответила, мол, ни в чем. И продолжали дальше альбом листать. А потом я вышел на кухню и услышал, как папа спрашивает ее: «Надя, а кто это на фотографии? Почему ты так разволновалась?» Мама говорит: «Один из них – Наташин отец».

– И все? Больше ничего не сказала?

– Я больше ничего не слышал. Не прислушивался. Они там еще долго что-то обсуждали, папа даже голос повышал, сердился, но я не понял, из-за чего.

Значит, с отцом Виктора Надежда Романовна все-таки это обсуждала. Что ж, уже хорошо. Понятно, что детям она об этом рассказывать не стала. Да и какая мать стала бы признаваться детям в таком? А вот мужу или любовнику – другое дело. Отца этого мальчика надо быстренько найти.

– А где твой отец, Виктор? Он с вами не живет?

Юноша как-то странно дернул плечами, словно судорога пробежала по его мускулистому худощавому телу.

– Послушайте, Лариса Михайловна, вам не кажется, что вы как-то излишне любопытны?

– Извини, – торопливо сказала Лариса. – Я не думала, что тебе и об этом неприятно говорить. Ты не должен на меня злиться, Виктор, я ведь совсем не знаю, что и как происходило в вашей семье, поэтому могу ненароком сказать или спросить что-нибудь такое, что тебе не понравится. Я просто подумала, что если Надя говорила с твоим папой о Наташином отце, то могла и имя его назвать. Ведь могла?

– Ну, могла, – неохотно согласился Виктор. – И дальше что?

– Я хочу встретиться с твоим папой, – твердо произнесла Лариса. – Как мне его найти?

– Но я все равно не понимаю, – упрямо мотнул головой паренек, – что вам так дался этот Александр, который маму беременную бросил? У меня лично нет ни малейшего желания с ним встречаться. И совсем мне не нужно, чтобы он знал про маму и про Наташу. Чего вы лезете в нашу жизнь?

– Витя, я уже объясняла тебе, что все может быть вовсе не так примитивно, как ты себе представляешь. Каждый человек сам принимает свои решения, это его право. Но точно так же каждый человек должен принимать решения на основе полной информации. И он имеет право эту информацию получить. Если отец Наташи не хотел знать ни твою маму, ни собственного ребенка, то нужно всегда допускать, что это результат не его подлости и низости, а неполноты информации, которой он располагал.

– Вы философ? – недобро усмехнулся Виктор.

«Нет, я врач», – чуть было не вырвалось у Ларисы, но она вовремя прикусила язык. Как она может быть врачом, если якобы училась с Цукановой в одном институте? Институт-то был не медицинский, а технический, инженерный.

– Нет, я не философ. Но мой муж – врач, – солгала она. – И именно поэтому я очень хорошо понимаю, что диагноз, поставленный на основе неполно собранного анамнеза, может иметь фатальные последствия для больного. Тебе понятно то, что я сказала?

– Вполне. Я уже большой мальчик. И между прочим, учусь на философском факультете. Почему вы принимаете эту историю так близко к сердцу?

– Не знаю. Наверное, потому, что я очень хорошо относилась к твоей маме. А может быть, характер у меня такой. Так как мне разыскать твоего отца?

– Понятия не имею. Он ушел от нас, и больше я о нем ничего не слышал.

– Когда ушел? После того, как Нади не стало? Бросил вас с сестрой совсем одних?

– Не преувеличивайте, Наташа уже совсем взрослая, да и я не ребенок. Но ушел он раньше, еще до того, как мама…

Он внезапно побелел и замолк. И Лариса догадалась, что произошло.

– Твоя мама не смогла пережить разрыв с ним, да? – тихо спросила она.

Виктор молча кивнул.

– Но на похороны он приходил?

– Нет.

– Как же так? Неужели он не захотел проститься с Надей?

– Ему не сообщали.

– Почему?

– Ни к чему это. Он маму бросил. Она из-за него умерла. Незачем ему было приходить на похороны. Мы с Наташей так решили.

– Витя, это жестоко, – покачала головой Лариса. – Миллионы мужчин расстаются со своими женами и матерями своих детей. Расстаются по разным причинам. И крайне редко это приводит к тому, что женщина погибает. В любом случае это решение самой женщины, а не того мужчины, который ее оставил. Никогда нельзя его винить в смерти брошенной женщины. Какое право вы с сестрой имели лишить твоего отца возможности попрощаться с вашей мамой? Почему вы так стремитесь все за всех решать? Ты вспомни самого себя в детстве. Вспомни, как тебя злило, что взрослые навязывают тебе готовые решения и диктуют, что тебе есть, как одеваться и когда ложиться спать. Ты считал, что вполне можешь сам принимать решения. Почему же теперь ты отказываешь в этом праве другим людям? Ты не хочешь, чтобы я разыскала отца Наташи. Ты не позвал своего отца на похороны мамы. Почему ты считаешь себя вправе распоряжаться жизнями других?

– Я не распоряжаюсь, – огрызнулся Виктор. – Просто не считаю нужным делать то, что мне делать неприятно. Я не хотел видеть отца на маминых похоронах, потому и не сообщил ему о том, что случилось. Хотя я-то ладно, он все-таки мне родной отец. А для Наташи это было бы в десять раз тяжелее. Ей-то он вообще никто, а из-за него у нас мамы не стало. Я не хотел, чтобы ей было еще больнее. Видеть его не могу! И не хочу! Если бы он нас не бросил, мама была бы жива.

Лариса видела, что парень вот-вот сорвется, он и так уже держится из последних сил. Она была врачом-психиатром с приличным стажем, умела разговорить человека, расположить его к себе, заставить рассказывать о неприятном или тяжелом, но точно так же она всегда чувствовала, когда пора прекращать копание в тягостных воспоминаниях, потому что душевные силы пациента уже на исходе.

– Ну хорошо, – сказала она, вставая с неудобного, слишком низкого кресла, – если ты не знаешь, где искать твоего отца, то скажи мне по крайней мере его имя и фамилию, я попробую сама его найти.

– Не скажу. Не надо его искать.

– Почему?

– Потому что вы начнете укорять его, говорить о том, что он бросил нас на произвол судьбы и не помогает, я знаю, вы обязательно скажете ему что-нибудь в этом роде, чтобы его разжалобить. И он может заявиться сюда.

– И что в этом плохого?

– Я не хочу. И Наташа не хочет. Он не должен переступать порог нашего дома. Он не имеет права на это. Я его ненавижу. Все, Лариса Михайловна, уходите, пожалуйста. Больше я вам ничего не скажу. Я и так потратил на вас много времени, мне заниматься нужно…

Голос Виктора становился все более громким и звенящим, и Лариса поняла, что действительно пора уходить. Вежливое равнодушие быстро перерастало во враждебность, тут и до эксцессов недалеко. Она торопливо надела плащ и покинула квартиру Цукановых, бормоча какие-то ненужные извинения и успокаивающие слова.