Свид 24. Книга 1

Всё было как во сне. Сквозь дрёму раздаётся жесткий мужской голос с просьбой одеться и собрать вещи в течение двадцати минут. Сирены завывали, город оккупирован, но теплые листы твердили «спи, спи, ещё совсем рано». Через двадцать минут в комнату ворвались, растрясли Анри, и она слепыми ото сна глазами начала искать свои вещи в укутанной полумраком комнате. Из открытой двери веяло коридорным холодом, лязгали замки на соседних дверях, хлопали дверцы старых шкафов. Девушки собирались, напуганные, но не подававшие виду. Через час все уже рассаживались по деревянным настилам в грузовые машины, где единственной защитой от холода был рваный тент, сквозь который тянуло осенней сыростью. Анри пришлось помочь, чтобы она смогла взобраться в кузов машины, под смех солдат, которые отпускали похабные шутки в адрес растерянных девушек. Этот смех звенел в её ушах и лишь когда кузов закрыли она стала осознавать, что возможно уже больше никогда не сядет на деревянные отполированные сиденья в учебных аудиториях, никогда не будет сгонять дрёму горячим кофе между занятиями и наслаждаться долгим воскресным сном.

В темноте тента она едва ли могла различить лица других девушек, лишь слышала их перешёптывания, а редкие лучи фонарей, проникающие в дыры, освещали напуганные силуэты. Грохот фронта был совсем близко, но страх смерти был ещё ближе, у самого сердца, он сжимал горло и сколько не сглатывай этот ком, ощущения собственной ничтожности по отношению к железу не покидал Анри.

Дальше всё завертелось как в немом кино. Распределительный пункт, снова машины, постоянное состояние замерзания, снова пересадки дорога и вот он её дом на ближайшее время – госпиталь при первой линии фронта. Ночи без сна, первый обморок от вида крови, безразличие других медсестёр, врачи, которых она так и не научилась различать, ведь видела она их почти всегда в масках. К третьему месяцу мозг включил эту систему безразличия, крики вновь привезённых уже не пугали, рваные раны казались просто блюдом из свёклы. Анри чувствовала, как костенеет где-то внутри, как онемение в руках поднимается выше и выше, к голове, где крики раненых превращаются в единый белый шум, который более её не тревожит. Это онемение было у всех. Каменные лица, чёткие указания, но за стенами госпиталя все преображались и жили обычной жизнью, кроме неё. Шутки, вечерние посиделки в ординаторских, развлечения молодых сестёр с солдатами, которые стали причиной того, что Анри нередко приходилось ночевать на диванах в коридоре, дабы не смущать предающуюся утехам пару, запершуюся в комнате. Это стало обыденностью, словно война – это большое развлечение для всех, кто не ранен. Бесконечные ставки, алкоголь, секс, любовные ссоры. Люди жили словно в двух мирах, где второй почти не отличался от обычного, за одним исключением, наступит смена и розовый мир, созданный на несколько часов, рухнет как карточный домик.

Человек существо удивительно адаптивное, всяческие лишения и неудобства рано или поздно становятся привычными. Небо с запахом копоти становится родным, скрип каталок по ночным коридорам превращается в мелодию сна и вот уже гнетущая антисанитария, гниль, и скудная еда становятся зоной комфорта. А телевидение всё это подпитывает лживыми обещаниями, но даже не они так страшны, а страшно шоу. Всё это разыгранное шоу на поле боя, где герой – убийца, где жизнь – это ставка, а враги – это не люди, это враги. Шоу затягивает, человек готов отдать последнее, но лишь бы врагу – не человеку было хуже. А механизированность создаёт иллюзию отсутствия такого прецедента как убийство, так за грудой металла прячутся реальные люди, но на экране лишь блестящий корпус, лампы и прожекторы.

Когда война стала шоу? Часто Анри думала об этом, когда смысл войны как горя канул в лету? Почему теперь это самое дорогостоящее шоу в мире? Однако, время не терпит и уже утро и пора в смену, опять ночь без сна. Так изо дня в день, словно заезженная кинолента перетекали события, сменялись лица, сменялись модели. Но одно стало для Анри настоящим открытием – это повариха, та самая Мадам, которая со слезами на глазах провожала маленькую медсестру.

Первое их знакомство ознаменовалось недовольным возгласом мадам по поводу веса Анри. Все последующие месяцы она усиленно пыталась откормить её, давая еды сверх нормы, умыкая лишнюю булочку, но большого успеха эти действия не имели. Мадам была достаточно напористая женщина и не сдавалась до последнего, пока её любимица не покинула госпиталь. Мадам одновременно была и рада, и расстроена отъездом Анри, рада лишь потому, что считала меньше стресса – больше веса, а расстроена, что не будет с ней рядом этой весьма начитанной и образованной девушки, которая последние месяцы была для нее великим просветителем в мире науки и верной подругой.

Второй важной задачей мадам как она сама считала, был поиск выгодного жениха. Но холодность и равнодушие Анри были для неё непреодолимым препятствием. Её не привлекали накачанные и брутальные, да и особо времени присмотреться к людям не было. В бесконечном потоке однообразных дней лица вокруг сливались в одно и то же лицо войны. Лицо с тысячью масок боли, смеха, похоти, отчаяния и сотни других. Поэтому Анри уже не замечала лиц молодых людей, которые с напутствия мадам регулярно пытались увлечь молодую помощницу из хирургии. Все попытки заканчивались провалом, но мадам не сдавалась и с каждым наплывом новых ребят, которые останавливались в госпитале до следующей переброски, пускала в ход все свои навыки убеждения и при каждой удобной минуте соловьем пела Анри в уши про того или иного бойца. Конечно, большая часть ребят были настолько травмированы, что мадам их обходила стороной, ведь в первую очередь сюда поступали пострадавшие. Даже те, что были с лёгкими травмами едва могли говорить и прибывали в состоянии шока. Единиц из них интересовали девушки.

К третьему месяцу мадам нашла новый способ «сделать счастливой» дорогую Анри – ЭКО, даже прикупила для этого подписку на базу доноров, которая ежедневно обновлялась. На все эти попытки Анри смотрела не без интереса. Её удивляло как во всей этой суматохе, крови, недостатка средств, люди повсеместно плодились и размножались. Едва новая медсестра переступала порог госпиталя, так тут же находилось пара десятков мужчин, в число которых входили медицинские работники и подсобные помимо бойцов, готовых на все возможные виды ухаживания. И спустя несколько месяцев эта же девчушка была уже на сносях. Мысленно Анри постоянно пыталась объяснить причины такого бума рождаемости. Ведь буквально десять лет назад, правительство страны усиленно субсидировало молодые семьи для повышения рождаемости. Но с начала войны, когда культ бойца взлетел в рейтинге на самые популярные темы, рождаемость пошла в гору уравновешивая бешеную смертность среди молодёжи.

Анри всеми силами старалась избегать новостных сводок и всё больше уходила в чтение пыльных историй прошлого. Было ли это бегство? Она сама не могла себе дать чёткого ответа на этот вопрос, однако плюсы её нового назначения открылись ей стремительно, когда она поняла, что свободного времени значимо прибавилось, по сравнению с её забитыми полевыми буднями.

Глава 3

Современный технологический центр Свид 24 был открыт с начала первых стычек на границе и просуществовал в тылу много лет. К основному исследовательскому блоку добавились медицинский центр и студенческий городок, в которых Анри и предстояло провести следующие пять месяцев. Вместе с ней из полей приехали и другие представители госпиталей. Такая практика велась ежегодно, чтобы снять нагрузку с полевых врачей, их отправляли посменно, включая младший медицинский персонал. Анри после года в полях наконец получила смену и уехала в новый центр. Радости от смены она все ещё не ощущала, да и в принципе это чувство давно покинуло ее обыденное состояние.

Толпа медсестер, только прибывших с полей, шумела в предвкушении приятных рабочих будней в отдалении от фронта. Одни планировал поход в кинотеатр, другие высматривали молодых солдат и сотрудников центра с нескрываемым энтузиазмом. Женские аккуратно уложенные головки поочерёдно высовывались над толпой для оценки ситуации. Все ожидали прихода куратора для дальнейшего распределения. Погода благоволила встрече на улице и вот в дверях среди прочих людей показался тучный лысеющий мужчина, он мягкой походкой направился к безостановочно болтавшей и хихикающей толпе медсестер. Лицо его украшала приятная улыбка, он остановился в метре и дождался, когда девушки обратят на него внимание. Привыкший к подобным ситуациям он не обременял себя попытками успокоить волнующихся молодых девушек, а предпочитал молча ожидать момента, когда одна-две девушки обратят внимание на его приветливый, но одновременно строгий взгляд и одёрнут других. Цепная реакция мигом пробегала по всей группе, и долгожданная тишина воцарялась на площадке. Это было сигналом для тучного лысеющего человечка, что его персоне уделено достаточно уважения, чтобы он мог позволить себе начать разговор. Анри была в конце толпы и слова человечка едва долетали до её ушей, но сценарий действа было уже знаком из разговоров медсестер, побывавших в отпусках. В каждой части, куда прибывали смены текст был стандартным: приветствие, знакомство с блоками, расписание работы, место проживания. Анри достаточно было выхватить номер блока, номер комнаты, а дальнейшее её расписание уже было зафиксировано в приложении на рабочем планшете, поэтому она не утруждала себя внимательным выслушиванием.

– Девочки, вопросы? – завершил свой монолог человечек. По толпе пробежал шепот, а следом над головами взмыли несколько рук. Вопросы были до невозможности банальными и глупыми, но человечку это безусловно польстило, ведь теперь ему нужно было вновь начать говорить и слышать свой, по его мнению, безупречный голос. Анри раздражали эти бессмысленные вопросы, в таких группах всегда есть люди, кому нужны дополнительные уточнения, даже там, где в них нет необходимости. Ей скорее хотелось прийти в комнату и завалиться спать. Ночная дорога её изрядно измотала, хотелось позавтракать, помыться, но больше всего спать. Она уже предвкушала, что будет валяться в постели без задних ног все двенадцать часов, которые ей положены по прибытию. Взгляд её уперся в здание общежития, оно было вполне сносное, лучше, чем при её университете, где комнаты кишели тараканами. Хотя здесь она ещё не бывала, но внешний вид, свежая облицовка внушали уверенность.

Блуждая в своих мыслях, она не заметила, как толпа двинулась и женские ножки в схожих туфлях засеменили за тучным человечком. Анри подхватила свои вещи и двинулась следом без спешки, так как человечек на ходу продолжал нудную тираду для экскурсии по блокам, а ей не хотелось вникать. Не сегодня.

Они ходили по этажам, рассматривая отделения, пациентов. Суетливо бегали по ступенькам силясь поспеть. Анри тащилась в конце подмечая лишь номера этажей и названия отделений. Хорошая память помогла ей уже составить карту медицинского центра, поэтому она окончательно перестала следить за речью куратора и молча шла. Тяжёлых пациентов она не встречала, палаты были светлые, с новейшим оборудованием, в коридорах толпились пенсионеры в махровых халатах. Это сильно контрастировало с её последним местом работы, что весьма подняло её настроение.

Скучная экскурсия завершилась в столовой медицинского центра. Высокие потолки отражали шорох спешащих шагов персонала и тапочек пациентов. Эту атмосферу нарушили звонкие каблучки молодых медсестёр. На мгновение постояльцы устремили свои взгляды на новоприбывших, но вскоре вернулись к трапезе. Девушки вереницей проследовали за кураторами, живо похватали подносы и побежали за блюдами. Такой кухни Анри никак не ожидала. Свежие овощи и фрукты, подливы и мясо, после осточертелых сухпайков и прочего несъедобного бреда, кухня центра казалась дорогим рестораном. Анри на секунду пожалела, что тащится в конце, но потом вернулась к прежнему состоянию, так как поняла, что здесь ещё не введено ограничений на объем пищи на человека, так что она вполне успеет набрать себе всё желанное. Однако поспешить стоило. Обернувшись на зал, Анри осознала, что свободных мест почти не осталось.