Свидание на пороховой бочке
Шрифт:
Обычно Трошкина одевалась гораздо более консервативно, но вызванная полицейским розыском необходимость изменить внешность толкала порядочную девушку на смелый эксперимент. К тому же с грудью третьего номера провоцирующая блузка смотрелась бы совсем уж неприлично, следовательно, имело смысл поносить ее еще на стадии бюста номер раз. Алка решительно ухватилась за угол деревянных плечиков, потянула и вдруг ощутила отчетливое сопротивление.
— Бабка за дедку, дедка за репку! — враждебно буркнула Трошкина и дернула плечики двумя руками.
«Репка» затряслась, но не уступила.
— Жучка за внучку, кошка
Тело было представлено двумя холеными загорелыми ручками, богато инкрустированными дорогими кольцами, среди которых вовсе не было обручального. На его месте белела аккуратная полосочка, выдающая привычку хозяйки ручек и колечек носить украшения даже на пляж и в солярий.
— Я прошу прощения, вам очень нужна эта вещь? — стервозным голосом спросила доселе невидимая конкурентка за блузку раздора с той стороны барьера.
«Нужна ли она вам настолько, чтобы вступить за нее в смертный бой?» — легко угадывалось недосказанное.
— Не очень, — ответила Трошкина, трезво оценив свои шансы на победу в неспортивном перетягивании блузки.
Загорелые кулачки конкурентки были заметно крупнее Алкиных.
— Так я тогда возьму? — спросила дама и дернула плечики так, что теперь уже Трошкина по локоть погрузилась в волнующееся море тряпок.
Вместо ответа она разжала пальцы, и не ожидавшая этого конкурентка завалилась в проход, потянув за собой штангу с тряпками.
— Ой, простите! — моментально усовестилась Алка при виде образовавшейся на полу шевелящейся кучи.
К ней уже спешили, на ходу складывая ладони саперными лопатками, две девушки из персонала, и Трошкина не стала участвовать в раскопках — ретировалась в примерочную.
Выходить из кабинки она не спешила. Тщательно примеряла вещички, рассматривая себя в зеркалах — дожидалась, пока затихнут отголоски скандала в торговом зале. И успела увидеть обиженную ею даму за секунду до того, как за той захлопнулась входная дверь. Это была одна из тех секунд, которые решают очень многое. В данном случае — судьбу предпринятого тандемом «Кузнецова & Трошкина» детективного расследования.
Но поняли мы это чуть позже.
— Я не поняла, когда услышала голос, но узнала ее, когда увидела! — объявила Трошкина, без малейшего почтения зашвырнув в пустой угол большой пакет с логотипом дорогого салона.
— Кого? Смерть с косой? — меланхолично уточнила я, опустив на колени мягкий томик мамулиного романа.
Меня накрыла тоска по родне, а хозяйка нашего временного убежища очень кстати оказалась поклонницей творчества Баси Кузнецовой, так что я купировала приступ ностальгии чтением увлекательного романа «Вуду с чебуреком».
— Почему — смерть с косой? — озадачилась Алка.
— Потому что по звуку курносую можно и не признать: «Топ, топ, топ, ш-ш-ш-ш-ш!» — и амба. А вот если увидишь, как она косой своей машет, враз поймешь, что это смертушка пришла, — объяснила я в задушевном мамулином стиле.
— Поэтично, — хмуро похвалила Трошкина и энергично почесала ногтем переносицу.
У нее там скрыта точка активизации умственных способностей. В школьные годы Алка стимулировала ее шариковой ручкой, отчего
ее брови соединялись в сплошную линию. Выглядело это грозно и предвещало великое открытие.— Ну, ну? — Я отложила книжку и приготовилась принять откровение свыше.
Геометрия наших тел это позволяла: я лежала на диване, а Алка стояла рядом с ним.
— А знаешь, ведь смерть с косой — это все объясняет! — возвестила подружка.
— Да неужели?
— Теперь мне все понятно!
— Что, правда?
— Ну, пусть не все, но многое.
Трошкина бесцеремонно плюхнулась на диван — я едва успела ноги поджать — и поведала:
— Слушай. Я была в салоне «Модный сток»…
Я покосилась на пухлый пакет в углу и подавила завистливый вздох.
— И там столкнулась с той Зяминой бабой!
— С какой именно? — уточнила я.
Мы обе знали, что почетное звание «Зямина баба» является стремительно переходящим.
— С той, что ездит на красном «Пежо»!
— Ее зовут Тамара Руслановна Кулишевская, — вспомнила я.
— Ее не зовут, она сама приходит! — рыкнула Трошкина и от избытка недобрых чувств подпрыгнула, отчего пружины в диване застонали, как печальная гармонь. — Помнишь, я говорила, как она заглянула ко мне в кабинет?
— И ушла бесследно, — напомнила я.
— Ну, не совсем бесследно, — язвительно возразила Алка. — А вызвав у меня приступ ревности и удушья, потому как за ней тянулся такой густой шлейф французских духов «Ма петит», что в него можно было заворачиваться, как в одеяло.
— В густой шлейф духов «Ма петит» я попадала дважды: в тот день, о котором ты говоришь, на работе и несколько позже, когда блуждала в коридорах замка-отеля, — припомнила я и села. — Стоп, а ведь и красный «Пежо» мне перед тем являлся… Значит, вот кем мог быть тот пахучий розовый призрак, который мне мерещился в коридорах? Тамарой Руслановной Кулишевской! Хм… Это любопытно…
— Любопытно то, что сегодня она была не в розовом, а в черном с ног до головы! — веско сказала Алка.
— И что? — не дошло до меня.
— Повторяю: она была в черном. Вся. С головы до ног. И покупала только черные вещи. У нее было два больших пакета с покупками, и все тряпки — черные!
— Откуда ты знаешь? — автоматически уточнила я.
Трошкина молча указала подбородком на свой пакет из «Модного стока». Он был таким же произведением искусства, как творения модельеров: почти квадратный, прозрачный, как ледяной куб, в который вмерзли золотые веревочки. Разноцветное содержимое Алкиного пакета просвечивало сквозь стенки яркой радугой.
— То есть Зямина баба в «Модном стоке» набрала два мешка черного шмотья?
Алка кивнула, не сводя с меня выжидающего взгляда.
— И что? — все еще не догадалась я.
— Смерть с косой, — просуфлировала Алка одними губами.
Так она подсказывала мне в школе, когда я тупила у доски.
— Ты хочешь сказать… Смерть… Траур?! — Я вытаращила глаза и хлопнула себя по коленкам. — Блин, Трошкина! Выходит, Зямина баба овдовела?!
Тут я вспомнила: братец клятвенно уверял меня, будто он не связан с Тамарой Руслановной Кулишевской никакими иными отношениями, кроме исключительно деловых! Не очень-то верится, конечно, но выражением «Зямина баба» я сейчас порочу родного брата в Алкиных глазах, а это не дело.