Свидание в Самарре

— Чего тебе? — спросила она.

— Ты так долго сидела у нее. Зачем она тебе понадобилась?

— Ты соображаешь, о чем говоришь?

— А ты соображаешь, сколько сидела у нее? Зачем? Поплакаться вволю?

Кэролайн молчала.

— Угадал? Распустить нюни насчет меня? Новобрачная бежит к своей мамаше пожаловаться на мужа, которому не нравятся ее пироги. Клянусь богом, я старался… Что ты ей наговорила? Давай выкладывай.

— Здесь не место устраивать сцену.

— Не хуже прочих мест. Лучше даже. И для тебя не так опасно, потому что здесь я, вероятно, не сделаю, чего мне бы хотелось.

— Дать мне по физиономии, по-видимому?

— Как это ты догадалась?

— Убери ногу с подножки, я поеду.

— Ты, наверное, слышала про клуб?

— Нет, не слышала. Про какой клуб? О каком клубе ты говоришь? Тебя исключили из клуба за вчерашнее?

— Ага, заинтересовалась! Нет, насколько мне известно, пока не исключили. На этот раз это — другой клуб.

— Городской клуб?

— Он самый.

— Что произошло? Что ты там натворил?

— У меня состоялась недолгая беседа с мистером Огденом, капитаном Огденом, героем войны, одноруким чудом, который очень любит совать нос в чужие дела.

— О чем ты говоришь?

— Скоро узнаешь. Очень скоро. Ты сказала, что хочешь ехать. Поезжай.

— Никуда я не поеду, пока не пойму, о чем ты говоришь. Опять что-то случилось! Господи, как мне это надоело. — Голос ее оборвался, она заплакала.

— Не надо устраивать сцен на улице, дорогая. Не надо. Прошу тебя, без сцен, пожалуйста. Ты ведь всегда твердишь, что не желаешь объясняться на людях.

— Что ты натворил, Джулиан? Господи! — Она плакала по-настоящему. Так горько рыдает женщина в больничном коридоре при виде опустевшей палаты, так причитают у рухнувшей шахты.

— Послушай, хочешь уехать со мной? Сейчас? Сию же минуту? Поедем? Поедем со мной?

— Нет, нет, нет. Что ты натворил? Скажи мне, что ты натворил! Что ты сделал с Фрогги?

— Я не могу здесь рассказывать. Поедем домой.

— Нет. Не хочу домой. Ты заставишь меня остаться с тобой. Уезжай, Джулиан. Пожалуйста, пусти меня. — Раздался гудок, и проехала маленькая двухместная машина. Кэролайн помахала рукой. Помахал и Джулиан. Это были Вильгельмина Холл и ее гость из Нью-Йорка. — Вы притормозили? — спросила Кэролайн.

— Нет. Уехали. Я тоже уезжаю, — сказал он.

— Подожди. Что ты натворил? Скажи мне. Пойдем со мной к маме. Она знает, что мы поссорились, и не будет нам мешать.

— Черта с два я пойду. Не пойду я к ней. Я уезжаю.

— Если ты уедешь, я отменяю вечер и остаюсь у мамы. Прошу тебя, Джулиан, скажи, что случилось.

— Нет. Поедем со мной домой, тогда расскажу. Иначе нет. Очень подходящий случай проверить, настоящий ты мне друг или нет.

— Как я могу быть тебе настоящим другом, если не знаю, что произошло?

— Ты должна слепо верить в меня. Верные жены так и поступают.

— Куда ты едешь? Опять напиться?

— Весьма возможно.

— Джулиан, если ты сейчас уедешь, то навсегда. Навечно. Я никогда не вернусь к тебе, что бы ни случилось. Я никогда не лягу с тобой в постель и постараюсь не видеть тебя.

— Ничего из этого не получится.

— Ты очень самоуверен, но на этот раз ты ошибаешься. Все будет бесполезно.

— Я не это имел в виду. Не потому, что я уверен. Я хотел сказать, что тебе придется меня увидеть. Тебе этого не избежать.

— Почему это мне придется?

— Может, только чтобы позлорадствовать. Если ты меня совсем разлюбила, то захочешь прийти позлорадствовать, а если еще любишь, то захочешь увидеть меня.

— Ты так ошибаешься, что это даже не смешно.

— Даже не смешно! Высший свет! Не коробит ли это твой слух? Держите меня пятеро! А я объявлю всему свету, чего все это стоит… Я уезжаю…

— Уезжай. Но помни: я сегодня домой не вернусь. И если только ты без меня не созовешь гостей, вечер отменяется. Во всяком случае, меня там не будет.

— Очень хорошо. Значит, проведем вечер по-другому.

— Можешь мне об этом не рассказывать. Только тебе следует быть поосторожнее с этой певичкой. Она умеет справляться и не с такими, как ты.

— Родненькая ты моя! Вот умница! Я знал, что ты не будешь сердиться. Я не сомневался, что ты добрая.

— Иди ты к черту со своим дешевым остроумием.

— Правы ребята в клубе, когда утверждают, что я под башмаком у жены, — сказал Джулиан и тут же пожалел: о клубе не стоило упоминать. — Позвони, пожалуйста, гостям и скажи, что я сломал ногу и все такое прочее.

— Хорошо, если только ты не хочешь позвонить сам и сказать, что я сломала ногу.

— Вот это уже лучше. Не то, что ты сломала ногу, а то, что мы перестали ссориться и принялись врать. Понятно, о чем я говорю?

— Ты у нас специалист по вранью, но я понимаю, о чем ты говоришь. Понимаю.

— Прекрасно, родная! Прощай, прощай, моя родная.

— Остряк! Убирайся!

И он уехал.

9

Гиббсвилл перестал быть поселком и превратился в третьестепенный город в 1911 году, но в 1930 году население его по-прежнему составляло менее 25.000 человек (согласно данным в записных книжках, разосланных гиббсвиллским банком в подарок своим вкладчикам). Званый вечер в Гиббсвилле становится важнейшим событием с той самой минуты, когда хозяйка открывает свои планы хотя бы одному человеку, и, если приглашения разосланы, только смерть или стихийное бедствие могут послужить причиной, из-за которой разрешается перенести этот вечер. Таким же важнейшим событием для тех, кто в конечном счете был приглашен, и для тех, кто хотел бы попасть в число приглашенных, стал через день-два после принятого решения и вечер в доме Инглишей. Решение было принято по дороге домой из Истона, где состоялся футбольный матч Лафайет — Лихай. Кэролайн и Джулиан объявили, что хотят устроить вечер «в один из дней рождественской недели». Ехали они в машине Уита Хофмана с Уитом и Китти, и Китти тотчас заявила, что это превосходная мысль, и принялась перечислять дни, когда вечер не может состояться, потому что на эти числа назначены либо другие вечера, либо танцы в клубе, либо, наконец, званые чаи. И вдруг Китти придумала. «Через день после сочельника в Рединге молодежный бал, — сказала она, — но мне надоело ездить в Рединг. Пусть на этот раз они приедут к нам. Мы едем туда и тратим деньги на их паршивых молодежных вечерах, но попытайся мы устроить молодежный бал в Гиббсвилле, то никакой поддержки из Рединга мы бы не получили».

Все с ней согласились.

— Поэтому пусть в этом году они приезжают на наши вечера, — продолжала Китти. — В городскую Ассамблею, например. Деньги от этого бала идут на благотворительные цели, верно, Уит?

— Теоретически, да, — ответил Уит.

— Обычно кончается тем, что Уит платит за всех присутствующих, — объяснил Джулиан.

— Не забывай, что и ты вносишь свою долю, — сказал Уит. — Все вносят. И из Рединга тоже иногда приезжают на бал. Редко, правда.

— Вот. Пусть и опять приедут. Давайте не поедем на их молодежный бал. Пусть они участвуют в нашей благотворительности. Кэролайн, устраивай свой вечер в этот день. Двадцать шестого.

— Ты как считаешь, Джу? Можно двадцать шестого?

— Вполне. Я сегодня выиграл сто долларов. Нет, двести. Но сотню я уже получил. И Бобби Херман должен мне еще сто.

— Тогда решено. Двадцать шестого мы устраиваем вечер. Все кто обычно и кое-кто из студентов, те, кто умеет пить. Не Джонни Дибл и ему подобные, а те, кто постарше, — сказала Кэролайн.

— О господи, — застонал Джулиан. — Боже мой! Мы обязательно должны пригласить Джонни Дибла, обязательно. Ведь он уже почти член клуба «Фи Бета Каппа». Независимо от того, где он будет учиться, он все равно будет членом «Фи Бета Каппа».