Свидания плюс ненависть равно любовь
Шрифт:
— Без проблем, мам.
— Дай тогда мне знать, как что-нибудь станет ясно, ладно? И там у него ворота, сейчас я тебе пришлю тебе код.
— Хорошо, — проведя рукой по лицу, отвечаю я.
***
Без особых проблем мне удалось перенести встречу. И так появилась куча свободного времени.
Малибу находится почти в пятидесяти километрах к западу от Беверли Хиллз, и туда я доехал за час. Большую часть дороги созванивался с разными людьми и прикидывал, как укокошу братца, в случае если появлюсь у него, а он жив-здоров. Сворачиваю к Латиго Каньону и еду по
Останавливаюсь у ворот Джоны и ввожу код на устройстве с подсветкой. Причудливые металлические ворота открываются, и впереди видна длинная подъездная дорожке, в конце которой на вершине холма дом с терракотовой крышей. Я уже и забыл, насколько подчеркнуто большой этот дом. Два этажа, белые стены с лепниной и площадь не менее пятисот квадратных метров. Моя квартира вместе с парковочным местом уместятся у него в передней.
За углом дома, возле гаража, я замечаю перед Рендж Ровера Джоны. Ему и в правду лучше быть мертвым.
Когда выхожу из машины, океанский ветер треплет волосы и одежду. Широкая дорожка ведет к бетонной лестнице и массивной двойной двери, в которую я стучу два раза, после чего оглядываюсь по сторонам. С близкого расстояния дворик выглядит менее опрятно, чем я ожидал. В клумбах, обрамляющих лужайку, которую давно пора постричь, завяли цветы. А еще вокруг очень тихо. Сейчас, конечно, рано, но все-таки не слишком. В прошлый мой приезд возле бассейна грохотала музыка и повсюду были признаки жизни. Туда-сюда слонялись люди и подъезжали машины. Я видел садовника, чистильщика бассейна и домработницу. А сейчас из дома не доносится ни звука.
Может, это все гены моей чрезмерно остро на все реагирующей матери, но меня охватывает тревога.
Я возвращаюсь к машине, чтобы позвонить… не знаю — хоть кому-нибудь — когда открывается входная дверь. Вышедший парень ниже Джоны, но загорелый и в хорошей форме, что часто бывают у тех, кто много времени проводит на открытом воздухе. На нем только шорты — один из признаков небрежности и уверенности в себе.
Понятия не имею, кто он.
— Привет, — говорит парень, приветственно помахав рукой с куском пиццы. — Раз проехал сквозь ворота, то могу предположить, у тебя есть право тут находиться.
— Наверное, да, — отвечаю я и оглядываю дом в поисках номера, гадая, как такое могло выйти, что я ошибся и приехал не туда. — Я Картер. Джона тут?
По лицу парня понятно, что до него дошло.
— Ты его брат! Мужик, вы оба так похожи!
Поправив очки, я прячу раздражение.
— Так он дома?
Он оглядывается через плечо.
— Кажется, он в патио, — отвечает он и жестом зовет меня войти в дом.
Внутри обилие белого: белые полы, стены и лестницы. Но еще больше пустого пространства. Мебели почти совсем нет.
— Я вроде бы не расслышал твое имя, — говорю я, следуя за незнакомцем в огромную гостиную — по площади равную моей сегодняшней и предыдущей квартиры вместе взятым, плюс большей части дома Майкла Кристофера. Через кухню мы идем к задней двери. Пиццно-шортовый
парень примерно моего возраста, с вьющимися темными волосами и улыбочкой, которую меня так и тянет стереть рукой. Я бы сказал, что днем он «актер», а по вечерам подает напитки.Или вообще… альфонс.
Стоя сейчас рядом с незнакомцем в пугающе пустом доме Джоны, я понимаю, что совершенно не знаю собственного брата.
— Я Ник, — остановившись у задней двери, говорит парень. — А Джона вон там.
И да, точно, вон он, сидит в шезлонге в джинсах и кожаной куртке рядом с громадным бассейном.
— Спасибо, — благодарю его я и выхожу на улицу.
Вид просто захватывает дух, и я прекрасно понимаю, почему Джона купил этот дом. Он расположен достаточно высоко, чтобы горизонт простирался до самого океана — будто от одного конца земли до другого. Вокруг растут высокие пальмы, и повсюду невероятно много свободного пространства.
Но даже когда вижу своего потерянного братца, ощущение, словно что-то не так, только нарастает. Бассейн будто наполнен мертвой водой, на поверхности плавают листья, а горшки для цветов пустуют. Патио знавало и лучшие свои времена.
— Привет, — говорю я, когда Джона по-прежнему меня не замечает. — Ты ведь знаешь, да, что на улице не меньше двадцати градусов?
Повернувшись, он смотрит на меня через солнцезащитные очки.
— Что ты тут делаешь?
— Меня мама прислала. Сказала, ты не отвечаешь на ее звонки.
Джона снова смотрит перед собой.
— Да. Я не знаю, где мой телефон.
Я сажусь на соседний шезлонг.
— А разве он тебе не нужен? Ну, там, не знаю… по работе?
Взяв со стеклянного столика бутылку пива, он делает большой глоток. А ведь на часах еще нет и одиннадцати. Я решаю попробовать зайти с другой стороны.
— Кто там был? — спрашиваю я. — В доме.
— Ник, — отвечает Джона и делает еще один глоток.
— Я уже знаю, как его зовут. Я про то, что он тут делает. Он здесь живет?
— Ага.
Я подаюсь вперед и облокачиваюсь локтями на бедра.
— Он… бойфренд?
— Чей бойфренд? — щурясь от солнца, переспрашивает он.
— Ну… твой.
Джона поворачивается ко мне всем телом и смотрит на меня поверх очков.
— Чувак, мне плевать, с кем ты спишь, — пожав плечами, продолжаю я. — Хотя такие темы мы все равно не особо обсуждаем. Но ты однажды отрезал резинку от моих трусов, когда я выпил твой апельсиновый сок. Выбросил всю мою одежду, когда я передержал ее в сушилке. И был готов убивать, в случае если кто-то ходил дома в обуви. О чем еще я мог подумать, увидев, что у тебя дома живет мужик? С тобой ведь жить — проще застрелиться. Поэтому это самая очевидная версия.
Он снова откидывается на спинку шезлонга.
— Люди меняются, знаешь ли. Со мной не так уж тяжело жить.
— Разве что совсем немного. Люди могут быть временно чему-то подвержены, но кардинально изменить свою натуру не могут.
— Ты так говоришь, будто моя натура — быть мудаком.
Я беру паузу на раздумья.
— Вообще-то, да.
Он смеется.
— А ты придурок.
— Так зачем тебе понадобился сосед? — спрашиваю я, но, оглядевшись по сторонам, начинаю понимать. — Все в порядке?