Свидетельства о покровительстве Пресвятой Богородицы Русскому монастырю на Афоне

Как светлый луч в густом мраке, было это предложение, и с отрадою принял его Протат. Все дивились самим себе: как доселе не вспомнили прибегнуть к особенному молебствию своей Назирательнице и Покровительнице, когда Ее попечением совершается здесь и настоящая, и будущая жизнь наша.

Надобно сказать, что среди смутных недоумений и ежедневно возрастающего ужаса от приближающихся бедствий эта мысль пролила неизъяснимую радость в отягченные скорбью сердца всех принимавших участие в совещаниях и как будто вывела из душного темничного заключения на свет, подавая отрадную надежду на избавление. Тут же сделали распоряжение, назначив по всей Святой Горе трехдневный пост и всенощное бдение ко Владычице Богоматери, прося Ее милости и заступления, о чем и возвестили всем монастырям, скитам и келлиотам для одновременного и единодушного исполнения.

Между тем бей, высадившийся на перешейке, соединяющем Афон с Македонией, начал подвигаться к Афону и, сразившись с Чамом, рассыпал его войско несколькими пушечными выстрелами. Милиция Чама была неорганизованна и набрана из людей, отважных только на попойке и в отсутствие неприятельского войска. Привыкшая нападать в разъездах по морю только на беззащитных, в довершение ко всему она была пополнена из рабочих, незнакомых с силой пороха, а потому неудивительно, что, когда наступило время действия, все разбежались при первом огне из пушек.

Несмотря на эту неудачу, Чам не хотел и думать об отступлении. Пользуясь местностью, он дерзостно утверждал, что переколотит двадцать беев с огромной армией из засад, сделать которые так легко и удобно по всему Афону, где на каждом шагу отступления готова новая оборона.

Отбросив с первой позиции Чама, бей двинулся далее, но шел медленно, как бы ощупью, боясь засад, и наконец вступил на Святую Гору, предпосылая вести, что он не пощадит никого за сопротивление и вообще за возмущение против султана, но накажет всех как государственных бунтовщиков, а в особенности русских, виновных (по его подозрению) в этом восстании. Буйная его армия, особенно башибузуки, жаждавшие крови и грабежа, неистово рвалась на Святую Гору, и еще они, нахальные, хвалились друг перед другом, кто кого превзойдет в зверстве и тиранствах, заключая всегда свои разбойничьи угрозы клятвой, что в Руссике они не оставят камня на камне.

Все эти вести, беспрестанно повторяемые и, в сущности, совершенно справедливые, более и более побуждали старцев наших молитвенно просить Владычицу Богоматерь о необоримой Ее помощи и заступлении. Совершая часто моления, они в то же время побудили и Протат распорядиться об общем молебствии, как уже выше описано [12] . Матерь Божия, полагая в час недоумений мысль благу на сердце (как воспевает Церковь), видя такую любовь и преданность Себе Своих ополченцев, внушила членам синода [13] отправить к бею депутатов для объяснения, подала и саму решимость к исполнению столь важного в затруднительных обстоятельствах дела.

12

Достойно замечания, что, несмотря на эту грозу, у нас в монастыре не переставали молиться (как и до войны), открыто, торжественно, о державном монархе русском, благочестивейшем государе императоре Николае Павловиче со всем его августейшим домом и о даровании ему победы над врагами, чему дивились все монастыри, тем более что шпионы во всё время войны не переставали в разных видах наводнять Святую Гору, и думаю, что такое открытое моление о российском императоре и было поводом к подозрению нашего Русского монастыря в возмущении всех на Афоне против турецкого правительства. – Примеч. иеромонаха Пантелеимона.

13

Речь идет о Протате. – Примеч. ред.

Войско бея выступило не всё, а частями и двигалось осторожно. Но вот звук оружия, клики и вопли неистовой толпы послышались в Хилендаре, первом от границ Афона монастыре, становясь всё слышнее и явственнее, и наконец отряд войска расположился лагерем в виду монастыря, а бей, предваренный отправленной к нему депутацией, вступил довольно вежливо с немногими телохранителями в монастырь, в отворенные ему ворота. В монастыре еще ничего не знали ни о переговорах с беем, ни о намерениях его, кроме тех печальных известий, в коих обещано было одно истребление, а потому там всё говорило о последних часах жизни.

Не было ниоткуда отрады! Помощи человеческой ни с какой стороны нельзя было ожидать. Партизан Чам только увеличивал горестное положение афонцев и своими выходками раздувал жестокость турок. В это самое время постились все афонские отшельники и начали совершать то незабвенное бдение, которое для всех виделось последним, ибо нельзя было и думать о продолжении своего существования. Нужно ли говорить, какая бывает молитва у ожидающих смерти, и притом самой мучительной, от бесчеловечных тиранов?! Настало утро. Тихо, с углубленным вниманием о настоящем (последнем) дне, долженствующем большую часть монастырской братии представить ко Христу в венце мученическом, шли все на литургию, где и были причастниками Святых Таин Тела и Крови Христовых. Приняв залог нетленной пищи в таинстве Евхаристии, иноки стали несколько спокойнее, предав всё могущее последовать благости Божией, которая одна все превратности совершает на пользу нашу, не столько временную, сколько вечную.

Но, «о великое заступление печальным, Богородице чистая, скорая Помощнице, милости Пучина, миру Покров» (стихиры Покрову), как дивную и скорую помощь Твою изглаголем мы, недостойные? Литургия кончилась, братия (скажем про наш монастырь) в стройном лике выходили из храма, – и что же? Какое милосердие Царицы Небесной! Получают известие от посланных к бею депутатов, что есть нам милость от султана и монастыри будут пощажены! Но это еще не всё: Матерь Божия возблаговолила довершить чудо Своего благоутробного заступления, и тут же все увидели бегущий по заливу Святой Горы французский пароход, который, обойдя всю гору, сделал вопросный пушечный выстрел и, по ответному сигналу турок поворотив к берегу, бросил якорь близ того места, где бей стоял с войском. Хотя не знали цели прихода сего корабля, но вскоре известились, что пароход экстренный и на нем прибыл французский посланник, нарочно отправленный союзными державами к бею с фирманом (указом) от султана, чтобы тот отступил, не делая никакого вреда ни монастырям, ни жителям их. Также и Чаму привезен был указ от короля Оттона, чтобы он со своим полком оставил Святую Гору и возвратился в отечество.

Быстро из конца в конец распространилось об этом чудодейственном избавлении Царицей Небесной всех нас «от лютых обстояний»; узнали все, что не только от мучительства, тиранства, смерти, грабежа избавляются они, но и от всяких других притеснений. И это было тем знаменательнее и поразительнее, что свершилось в день ожидания этих ужасов, в день совершения повсеместно по Афону прилежной молитвы к Богоматери. Так благопопечительно Матерь Божия устроила о Своем жребии и ясно показала бдительную Свою заботливость об обитающих в нем.

Надобно ли еще упоминать, с какой радостью, любовью, детской преданностью обратились все иноки к своей Покровительнице и Промыслительнице! И кто может передать словами сердечные, пламенные чувства, вседушевную благодарность, принесенную в молитвенных славословиях Ей – Честнейшей херувим, славимой от Архангелов и Ангелов и всех святых Матери Сына Божия?! «Не умолчим никогда, Богородице, – вопияли они от глубоко признательных сердец, – силы Твоя глаголати мы, недостойнии! Аще бо Ты не бы предстояла молящи, кто бы нас избавил от толиких бед, кто же бы сохранил доныне свободны? Не отступим, Владычице, от Тебе: Твоя бо рабы спасаеши присно от всяких лютых!»

Ни партизан со своим отрядом, ни турецкий бей не могли прекословить воле своих повелителей, тем более что в этом деле (конечно, не по слепому случаю) неожиданно и сверх чаяния приняли участие союзные державы, а потому за сопротивление мог каждый подвергнуться ответственности военного суда.

Но Чам недоумевал, как ему выбраться. Посланник предложил ему свой пароход, и тот с четырьмястами воинами скрылся из виду Афона, увезенный в Грецию, прочие же двести человек, набранные Чамом из досужих людей, разбрелись кто куда. Бей тоже не замедлил отступить со своим войском, и Святая Гора очистилась от незваных гостей, от которых да спасет ее десница Всевышнего по предстательству Пречистой Своей Матери отныне и вовеки!

Здесь необходимо упомянуть с особой подробностью о депутации, которая была отправлена к бею от Протата во время назначенного поста. Избрание пало на одного монаха нашего Русского монастыря по имени Арсений, уроженца Константинополя, знающего в совершенстве турецкий язык и, как столичный житель, хорошо знакомого с условиями турецких приличий. В помощь ему назначен был (по его избрании) ксиропотамский архимандрит Дионисий.

Назначение этой депутации было с той целью, чтобы объяснить турецкому военачальнику, что мы в действиях Чама не принимали никакого участия, что он сам прибыл на Святую Гору – без призыва, против воли и желания нашего. Остановить же его мы не могли и по его вступлении терпели много насилий, похожих на разбой [14] . Далее было предположено, если можно будет, просить пощады монастырям и всем нам или, по крайней мере, смягчить его строгость в действиях, о которой он предвозвестил, что предаст всех и всё огню и мечу, а в Руссике не оставит и камня на камне. Чтобы действеннее были эти объяснения и убеждения, постановлено было (как выше сказано) совершать пост в это время на всём Афоне и просить помощи у Небесной Назирательницы нашей.

14

Чам насильственно отнимал всё, что только находил нужным, нападая преимущественно на келлиотов и на имущество монастырей, какое находилось вне их стен. Много беспокоил он и наш монастырь… увел две лодки, угрожал монастырю еще большими насилиями. – Примеч. иеромонаха Пантелеимона.